С точки зрения христианина – это нелепость, искажение одной из важнейших основ нашей христианской жизни.

Истинному христианству свойственно именно христианское возвышение, углубление мирских понятий – с сохранением их словесной формы.
Так, многие ветхозаветные и даже языческие праздники получили истинно христианское наполнение. Пасха, Красная горка, Масленица.
А сохранение самого слова, при его истинном наполнении, напоминает нам о таком возвышающем действии христианства на нашу жизнь, на истинное освещение мирской жизни.

И почти все понятия, почти все слова в нашей мирской жизни получают высшее христианское наполнение при сохранении их звучания – свидетельствуя о животворности нашей веры истинным наполнением обычных понятий. В том числе главных в нашей церковной жизни: любовь, радость, жизнь, Церковь, жертва.
К примеру, слово «церковь» («экклесиа» по-гречески) прежде означало просто «собрание» – а сейчас, у нас, это живое единство в истинной вере всех истинно верующих, живых и мертвых. Но это у нас – а у Свидетелей Иеговы, например, в обиходе просто слово «собрание», причем без христианского наполнения этого слова.
Также и жертва, у язычников задабривающая идола, зачастую кровавая и даже человеческая – и жертва христианская.

В миру прелесть – это соблазнение, лукавое привлечение чем-то скрыто-низменным. Но это лишь темная сторона – которую нам, христианам, нельзя принимать за основу.
Даже в миру мы часто применяем слово «прелесть» к тому, перед высшей красотой чего истинно замирает наша душа. Прелестный ребенок, прелестная женщина, прелестное создание, прелестный цветок.
И в Церкви следует именно здраво возвышать понятие «прелесть», имеющее в миру такую светлую сторону – а не топтать его, смешивая с грязью его темной стороны, которая присутствует почти во всех словах.
Как понятие «собрание» мы возвысили до понятия Церкви – а не растоптали сравнением со сборищем, шайкой, бандой, хотя в миру именно это и преобладает.
У нас же именно все радостное, в нашей жизни видное «как через тусклое стекло» (по выражению св. ап. Павла), имеет для нас привлекательность.
И для выражения очарования такой полускрытой истиной Божией в Божием творении подходит именно слово «прелесть» в его именно светлом, христианском приложении. Именно в таком очаровании Истиной Божией мы применяем слова «радость», «сладость» и многие другие внешне мирские слова, которые в миру также имеют и темные стороны.

В слове «прелесть», помимо темного смысла, есть и покорение высшей привлекательностью, истинно высшей жизнью.
Приставка «пре-» в нашем христианском языке часто означает наивысшее божественное освещение всего полускрытого, полуосвещенного для нас в мире: в святости, высоте, благословенности, красоте. Пресвятая, превысшая, преблагословенная, прекрасный – и прелестный. Хотя многие из этих слов и имеют чисто мирскую, даже темную сторону – разве следует в них топтать светлое, оставляя только темное, как мы только что видели ?

Полностью же отрицая слово «прелестный», мы отвергаем привлечение нас очарованием полускрытой, еще неведомой, лишь частично открытой для нас божественной жизнью, в том числе очарование истинной живой красотой женщин, детей, цветов, многих прелестных Божиих созданий.

Здесь же явно другое стремление: найти в церковном освещении нашей жизни темные пятна – и распространить их на все, что можно.
Ну, а чего еще можно ожидать от рассуждений с постоянным применением в проповедях слов «бабы», «брехня» и им подобных… Только распространения у нас именно грязного лексикона – а не возвышения лучшего из того мирского, что уже имеет ростки горнего, христианского.

Не зря св. ап. Иуда предостерегал: «обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью» (Иуд 1:23) – имелось в виду именно облачение проповеди в непотребные слова.
Можно, конечно, лукаво говорить о прямом понимании этих слов – в оправдание подобных вывертов. Но результат будет налицо – именно тот, от которого и предостерегал апостол.

… ) …

Свернуть