ДИДАСКАЛ АЛЕКСЕЙ

Всё чаще некрологи. Уходит то поколение, с которым я входил в жизнь, с которым старался преобразиться сам и преобразить народ после семи десятилетий коммунистического рабства. И вот сегодня письмо Telegram из Киевской Духовной Академии - "от рака легких скончался Алексей Иванович Сидоров".

Он прошел трудную жизненную школу - завод, три года в армии, вновь завод и только потом филфак МГУ, классическое образование, вера во Христа, патрология. После С.С.Аверинцева Алексей Иванович возглавил сектор Византийской культуры Института мировой литературы, потом профессура в Московской Духовной академии, в Свято-Тихоновском университете...

Но от тех трудных лет осталась привычка к табаку. Как он боролся с ней, как каялся и нам, друзьям и, еще более, верно, Богу. И вот - рак легких. Как бы он сам сказал - дух освобождается молитвой, тело умирает грехами...

В годы перестройки мы все ощущали огромное преизобилие сил, великую уверенность, что в считанные годы Россия сбросит отвратительную скорлупу большевизма, богоборчества, невежества и, наверстав упущенное, устремится в будущее.

Мы все были молоды тогда, полны сил, надежд и веры. Алексей начал издавать переводы с древнегреческого святых отцов, редактировать переводы дореволюционные, часто с устаревшим языком, нередко - с ошибками или "благочестивыми" пропусками. Как и любой настоящий ученый, он горел правдой, стремился утвердить правду, был уверен, что только правда обогащает и лечит.

В 1988 г. мои друзья и я решили издавать сборники: "Ретроспективная и сравнительная политология". Вышел только первый выпуск летом 1990. Но в нем был перевод Алексея Сидорова жития Максима Исповедника и его статья "Максим Исповедник: Политика и богословие в Византии VII века". Тогда еще жажда религиозной хорошей литературы после стольких лет атеистической цензуры, казалась ненасытимой.

Потом Алексей издал множество книг Отцов Церкви, в том числе и любимого нами обоими Максима Исповедника. Но это - потом. А в 1988 именно Алексей Сидоров, с которым мы стали вести переговоры о переводе и статье, предложил мне взять кафедру Истории религий в Московской Духовной академии, познакомил со своим другом Николаем Гаврюшиным, некролог которому мне пришлось писать полгода назад. Уходят друзья...

Особо запомнил я один день нашей встречи, хотя было их много. После того, как в июне я встретился и поговорил с проректором МДА Михаилом Степановичем Ивановым о возможности преподавания, наступило молчание. И я думал, что всё отменилось. Как вдруг, очень хорошо помню, это было на Преображение, я увидел из окна кабинета, как в калитку моей дачи в Абрамцеве хочет войти Алексей. Угловато, неловко он возился со щеколдой. Я мигом сбежал по лестнице, вышел навстречу. Андрей, дорогой, тебя срочно зовут сегодня в Академию, поехали. Выпили чаю, он, конфузясь, выкурил на улице папиросу и мы сели в поезд.

Через два часа мы выходили из ворот Академии, оба уже являясь ее преподавателями. Тогда всё решалось быстро. Счастлив я был невероятно. И Алексей был рядом со мной и просто разделял мое счастье. Нам еще выпал шанс платить налог с академической зарплаты как некооперированным кустарям - 40% . Этот позорный советский налог, кажется, отменили в 1990-м. В моем Институте востоковедения на меня смотрели, особенно чекисты в 1-м отделе - как на чудо-юдо. И они тогда не понимали, к чему всё идет в стране. А вдруг надо им теперь паковать чемоданы? - Не пришлось... К сожалению.

С Алексеем мы встречались за завтраками и обедами в профессорской Академии. Время было голодное и вся профессура и студенты питались за счет жертвенной помощи людей из Западной Европы и Америки. Что-то давали и для семьи. То из Швейцарии, то из Канады...

Особенно Алексей любил приезжать ко мне на дачу по дороге из Сергиева Посада в Москву. Мы гуляли по абрамцевским перелескам, говорили и о будущем, и о прошлом. Порой даже о богословии. Но не часто. А потом забот стало больше, в 1994 меня прогнали из Академии. Встречаться стали мы реже... И уже много лет не виделись вовсе. Но книги, подаренные мне Алексеем и сейчас мои верные помощники в работе. И всякий раз, когда снимаю я с полки Юстина Философа, Евагрия Понтийского, Максима Исповедника, Григория Паламу в его переводах, с его комментариями я благодарю Алексея и за его великие труды и за нашу дружбу.

Алексей Иванович Сидоров - один из великих труженников России, великих ее учителей. Как-то, когда мы уже в Москве пили с ним то ли чай, то ли красное вино, не помню уже, он мне сказал - а ведь в действительности среди чинов святости - святители, преподобные, праведные, должен быть и дидаскал - учитель.

Вот ты и есть, мой дорогой Алексей, тот дидаскал, который продолжил этот не объявленный пока чин христианской святости.

Обнимаю тебя и целую последним целованием - дорогой, незабвенный друг!