Алексей Ильич Осипов

Что в корне-то лежит? Оказывается – возможность иметь «заслуги» перед Богом. И чем более человек подвизается – тем большие «заслуги» он приобретает перед Богом. Какой ужас!

Доходит до «сверхдолжных заслуг». Есть «сокровищница благих дел», которой распоряжается Папа Римский, и тот человек, который обращается, не имея возможности всего сделать – может получить индульгенцию. Папа может дать ему из этой «сокровищницы сверхдолжных дел» и возместить недостаток, и удовлетворить правосудие Божие. Прав Хомяков тысячу раз, когда сказал: католицизм – это постоянный торг с Богом: Ты – мне, я – тебе… Дебет и кредит.

Понимаете, какая беда? Я не говорю даже ни о каких догматах, скажу только одно: нет ни одной истины (не знаю, может я чуть-чуть преувеличиваю), ни одной специфически христианской истины, в которой бы мы не нашли расхождений, а подчас принципиально различных воззрений между православием и католицизмом. По всем истинам христианской веры – это поразительная вещь. Я вам ничего сейчас не говорю об этом – я говорю о самом главном. Чем человек спасается? Знаем. Что делается в инославии католическом, уже в самый корень вливается? Мнение о себе. Вот беда-то какая.

Что отсюда проистекает – это совершенно понятно. Не случайно же всю историю – это поразительное дело – Святые Восточные Церкви православные именно в этом упрекали католицизм. Если вы обратитесь к нашим замечательным русским святым (хотя бы только XIX века), во-первых, к Игнатию (Брянчанинову), юбилей которого в этом году, двухсотлетие со времени рождения и 140 лет со времени кончины[1], этого великого наставника духовной жизни… что он говорит? Он прямо говорит: эти великие святые католической церкви – он не побоялся сказать – сумасшедшие. Думаете, что он этим хотел оскорбить? Ничего подобного.

Он сказал в данном случае то, что сказал бы любой психиатр. Правда, психиатр не употребил бы слово «сумасшедшие», но именно психиатру надо дать проанализировать, что происходит с этими людьми, когда какая-нибудь Анжела падает в костеле и начинает вопить, бить руками-ногами и кричать: «Жених мой Возлюбленный, куда ты ушел, я без Тебя не могу!». Ее хватают и уносят монахини, потому что стыд и позор! Когда Тереза «Великая» (вы слышите? Великая!) о чем говорит? О том, что Христос ей много раз является, а потом вдруг говорит, что: «До этого Я был Бог твой, а отныне Я – Супруг твой». Изумительно… что только творится. Причем вы не думаете, что все это сопрягается? Уходят в монашество, начинают что-то делать. Причем, это естественное чувство каждой женщины и каждого мужчины… естественное чувство выбивает боком… запаять надо самовар, так? И вместо того, чтобы выходил кверху пар, его выбьет боком где-нибудь. И выбивает – уже Христос. Не то образное выражение о Христе – Жених Небесный – вы слышите? Наверное, все мы понимаем разницу между женихом и супругом? «Возлюбленный зовет таким пронзительным свистом – говорит она, - что не услышать этого невозможно. И изнемогает душа моя от желания».

Я постоянно привожу эти примеры. Если привести их сейчас… это все одно и то же, один и тот же лейтмотив – романы, романы и романы, какие? Мысленные, доводящие их подчас до экстаза этой, так называемой, любви. И это называется любовью к Богу.

Понимаете, какие страшные вещи? О каком осознании своей греховности тут идет речь? Слова есть, но нет самого главного. Это, я вам скажу, беда.

Видите, что такое инославие в католицизме? В протестантизме ничуть не лучше. Это выражается в совершенно потрясающих вещах. Просто потрясающих! Сидим мы друг напротив друга и вдруг слышим: да, верующему прощаются все грехи – прошедшие, настоящие и будущие. Хорошо, что мы сидим, а то бы, наверное, упали и валерьянки попросили. Все прощается, ура! Вопрос решен потрясающе – теперь я могу ничего не делать. Лютер объявил, что ты чурбан, человек, соляной столп, ты ничего не можешь сделать – все делает только Христос. Только Он. Если уверовал – все Он делает. И саму веру дает Христос. Подумайте, как все замечательно – ничего не надо. Решена вековечная проблема, потому что все религии, как вы знаете, требуют что? Надо что-то делать, что-то исполнять. Здесь – ничего не надо. Ничего! Если я верующий, значит у меня и будущие грехи прощены. Своей жизнью я могу засвидетельствовать только что? - Есть у меня эта вера или нет. Но как? – Некоторыми добрыми делами.

Но подумайте: дела внешние – это совсем еще не показатель внутреннего состояния души. Вот если б меня сейчас вытянули в Думу, я бы знаете каким верующим себя показал? Я бы вызвал телевидение и стал бы ходить по всем церквям, ставить свечи (а меня в это время должны снимать), общаться с архиереями – и все бы меня показали. «Ой, какой верующий!», ура, все православные за него голосуют. А потом, как меня выбрали – «да не до вас мне тут!»

Конечно, я шучу. Но на самом деле сколько мы дел делаем добрых по форме, а по причинам-то каким? Их и не перечислить. Дело-то не в «деле», а в состоянии души!

Протестантизм совершенно утерял это, и это естественно, поскольку уже ничего не надо, уже догматически определено то о чем идет речь. Я вам сейчас зачитаю, что пишет святитель Игнатий: «Сочинения Лютера нестерпимы не только для благочестивого, но даже для благопристойного читателя. Они дышат самым грубым развратом… Если учение его имело многих последователей, то причины сего в одних были личные, в других политические, в толпе – невежество. Лютеранизм доставляет большие удобства человеку, желающему как можно меньше обращаться к Богу и как можно меньше ограничивать себя в плотских своих пожеланиях».

Вы думаете, что это просто слова? Привожу вам, что мы встречаем у Лютера в одном из писем. Он говорит: «Душа совершенно не участвует в тех сладострастных делах, которым предается тело; она ими нисколько не оскверняется». Ура! Наконец-то. Можно теперь что угодно – она не оскверняется: развратничай, иди в публичные дома, просто великолепно, правда же? Душа-то не оскверняется. Ай-яй-яй…

Вы слышите, Игнатий Брянчанинов слова на ветер не бросает, точно. Что Лютер своей жене говорит?

Лютер спросил однажды свою супругу, (он был монах, и она была монахиней, и он женился), почитает ли она себя святою? Хороший вопрос? Хороший, конечно. Когда Катарина отвечала, что она, будучи грешницей, не может почитать себя святой, Лютер в негодовании воскликнул: «Вот каково проклятое влияние папизма! Мы все верою - святы!» Вы слышите? «Мы все святы!» уже…