СКАЗКИ БОРИСА ГАНАГО

Эта история случилась в одном маленьком городке когда-то очень давно — может быть, век назад, а может, меньше (это уже неважно). И произошла она как раз незадолго до Рождества.

Вы, должно быть, знаете такие маленькие городки, полные всяких таинственных улочек, зданий и древностей, со странным упорством продолжающих сохранять дух средневековья. Наверное, в Рождество времена сближаются — поэтому в те дни Зальцвюрнмберг представлял собой некое таинственное сочетание множества эпох, словно спешащих навстречу Чудесному Младенцу. Рождественские елки, игрушки, свечи, подарки, сияющие витрины магазинчиков, суматоха и суета, торопливо идущие куда-то люди, смех, шутки — казалось, в воздухе витает дух чего-то необыкновенного.

Итак, в один из таких дней по улице медленно шел ученый (не менее трех ученых степеней) профессор богословия Ганс фон Вартенбург, сурово хмуря брови, бормоча что-то себе под нос и рассеянно обводя взглядом окружающий мир. Впрочем, окружающий мир вряд ли мог претендовать на внимание старого профессора, ибо он был погружен в решение очередной проблемы. Профессор преподавал в местном университете и, хотя являлся постоянным предметом шуток студентов, был человеком крайне серьезным и очень умным. Кажется, не существовало такой вещи на свете, которая была бы ему неизвестна. Поэтому, увидев на другой стороне улицы ангела, он тотчас же поспешил к нему навстречу и спросил:

— Твои чин и лик?

Растерянно хлопая глазами, ангел смотрел на него, невольно съеживаясь под сурово-изучающим взглядом старого Ганса. Он вытянулся перед ним в струнку и смотрел виновато, подобно многочисленным студентам профессора — так они вели себя, если им случалось в чем-либо провиниться. Профессор повторил свой вопрос, и ангел, чувствуя себя крайне неуютно, растерянно пролепетал:

— У меня еще нет чина. Я только учусь быть ангелом.

Такой ответ для профессора был полной неожиданностью. Старый Ганс во всем любил логику и порядок; педантичностью и рациональностью отличались его лекции, а тут — надо же! — встретил небесное существо, которое понятия не имеет, что оно за ангел! А профессору как раз надо было уточнить некоторые детали устройства небесного мира для своей очередной очень научной работы.

Строго глядя на собеседника, который под влиянием этого взгляда, казалось, становился более прозрачным, профессор внушительно произнес:

— “Ангел” — слово греческое, значит “небесный посланник”. Духи, сотворенные до появления мира видимого, делятся на чины и лики. Направляются для того, чтобы возвестить волю Божию с определенной миссией.

Пораженный внезапной догадкой профессор остановился.

— Ага, — сказал он, — миссия. А какова твоя миссия?

Ангел (если ангелы умеют бледнеть) казался побледневшим. И на этот вопрос он опять смог только пролепетать:

— Не знаю... Я забыл...

Профессор за свою долгую карьеру слышал сотни таких ответов и считал их крайне безответственными. Поэтому он возмутился и строго провозгласил:

— Надеюсь, ты понимаешь, как безответственно поступаешь! Как это возможно — забыть о миссии?

Ангел растерянно смотрел на него.

— Ну и что же нам теперь делать? — думал вслух профессор. — Нельзя же оставить тебя здесь просто так. Ладно, — решил он, — пойдем ко мне. Быть может, в одной из моих книг мы прочитаем что-нибудь о тебе и о том, какие миссии выполняют начинающие ангелы.

И они отправились в дом профессора. Он жил на втором этаже старого, но надежного дома — такого же надежного, как и сам профессор, где имел чинно обставленную квартиру, в которой главной ценностью были книги. Книги, книги, книги... Они лежали везде — на столах, на креслах, на подоконниках, стояли в больших шкафах. Ангел с почтительностью рассматривал все — а потом, заметив энциклопедию с диковинными картинками, с интересом потянулся к ней. Увлеченный книжными сокровищами профессора, он, казалось, совсем забыл о том, для чего они сюда пришли.

“Непутевый ангел”, — думал старый Ганс, хмуря брови, но в душе ему польстило то, что небесный визитер разделяет его интерес к книгам, а потому он даже рассказал кое-что о некоторых ценных экземплярах и продемонстрировал их.

Так прошло несколько дней. Они читали “Небесную иерархию” и апостола Павла, святых отцов и ученых профессоров (таких же, как Ганс), но так и не смогли найти разгадки. Ганс уходил с утра в университет, строго наказывая “непутевому" изучать литературу, но тот относился к его нравоучениям беззаботно и, видимо, больше листал книжки с картинками, чем то, что оставлял ему профессор. Ганс же был так удивлен тайной гостя, что даже не замечал на лекциях многочисленных ошибок студентов, которым рождественское настроение мешало как следует заниматься. Сам же он напрочь забыл о предстоящем празднике.

Подошел сочельник. В тот день у профессора было совсем мало лекций, он выслушал поздравление студентов, по обычаю рассеянно им кивнул и направился домой. Вечером они с гостем пошли на прогулку. Спускаясь по лестнице, профессор столкнулся с маленькой, худенькой, бедно и очень легко одетой девочкой. Она испуганно метнулась в сторону, робко пробормотав:

— Здравствуйте, господин профессор, счастливого Рождества...

Профессор кивнул все так же рассеянно. Когда они вышли на улицу, ангел вдруг спросил:

— Кто эта девочка?

— Девочка? Какая девочка? Ах, ты, верно, говоришь о Мари. Это дочь зеленщика, они живут на самом верху нашего дома и очень нуждаются.

— А что она сказала?

— Кто? Мари?

— Да, что она сказала?

— А ты разве не услышал? Какие пустые вопросы ты задаешь! Вот уже несколько дней я пытаюсь...

— Нет, что она сказала? — перебил его ангел. Его голос стал очень настойчивым, да и поведение изменилось. Удивленный профессор приостановился:

— Ну она просто поздоровалась со мной и пожелала мне счастливого Рождества...

— Счастливого Рождества? Рождество! Господи, завтра ведь Рождество! Почему ты не сказал мне об этом раньше, Ганс! Я вспомнил, вспомнил! — и посланец небес засмеялся серебристым смехом.

— Вспомнил?! — от неожиданности профессор уронил очки, но даже не наклонился поднять их, а жадно смотрел на ликующего ангела, который сейчас напоминал развеселившегося мальчишку. — Ну, давай же, говори скорей!

— Но ведь это так просто! — ангел снова рассмеялся счастливым смехом. — Господь послал меня отнести рождественский подарок. Ты знаешь, она давно мечтает о фарфоровой кукле, Ганс...

— Кукла? Какая кукла? — растерянно переспросил профессор.

— А вот такая! — ангел взмахнул крыльями, и в воздухе появилась большая кукла, краснощекая, в блестящем платье и с диадемой в волосах.

— Но этого не может быть! Разве у Бога есть время для таких мелочей? Куклы, девочки... Ему ведь надо спасать Вселенную! Разве Он посылает ангелов без особой на то причины? Вся Священная история говорит о важных миссиях, а ты мне рассказываешь сказки...

Но ангел уже не слушал его доводов, а поднялся в воздух с куклой, собираясь лететь к окну Мари. Но на полпути вдруг застыл в воздухе, а потом вернулся.

— Знаешь что, Ганс, — сказал он очень решительно и серьезно, — я, пожалуй, дам тебе шанс прикоснуться к чуду. Держи!

С этими словами он протянул ему куклу.

— А зачем она мне? — растерялся профессор. Ангел медленно и задумчиво проговорил:

— Понимаешь, детство у нее очень безрадостное. Недавно она потеряла бабушку, которая рассказывала ей чудесные сказки, заботилась о ней и учила молиться. Семья у них большая, денег не хватает. А она умудряется верить в чудеса и твердо знает, что они бывают под Рождество.

И вдруг догадка, пронзительно-острая, сжала сердце старого Ганса. “Господи, — подумал он, — столько лет рядом со мной живет этот ребенок, живут люди... А им нужно только немного тепла и... обыкновенное чудо, которое мы можем сотворить и сами... Только и всего...”

Он стоял, подняв голову, не замечая, что мороз крепчает, и шапка его вслед за очками свалилась в снег. Небо было очень чистым, звезды хорошо видны, а среди них — снежно-серебристая удаляющаяся тень — ангел.

— Счастливого Рождества, Ганс! Я буду вспоминать тебя!.. — донеслось до профессора с небесной высоты.

— Счастливого Рождества! — проговорил и профессор и вдруг улыбнулся. А его старое, усталое сердце трепетало от любви и прикосновения Того, Кто способен послать легионы ангелов ради одной детской улыбки.