Православные истории

Колокольный трезвон «во вся» извещал округу о наступлении Светлой седмицы. Резкие, но мелодичные звуки благостно ложились на слух обитателей и гостей монастыря, радовали душу. Двое звонарей на главной колокольне трудились в поте лица, старательно выдерживая ритм и силу ударов. Монахи не жалели сил, несмотря на то, что всю следующую неделю любой желающий прихожанин сможет взойти сюда, а посему работы только прибавлялось. Радость от Пасхи затмевала любые огорчения и придавала сил.

Перед каждым храмом монастыря царило доброе оживление. Атмосфера в святой обители, разительно отличалась от той, что была за его пределами. Яркое тому подтверждение - безудержное и пьяное веселье, недавних майских праздников, украшенных красными транспарантами и флагами. Это было великим благом, что могучие стены монастыря, некогда спасавшие его от нашествий иноземцев, ныне оберегали от нравов и традиций советской власти.

Пасха в этот год была поздняя, и поэтому даже здесь, в северных широтах, уже чувствовался приход короткого лета, а день выдался очень тёплый и приветливый, под стать настроению верующих.

Старец Никон вышел из храма одним из последних и устало опустился на ступени невысокого крыльца. Долгая служба изрядно утомила его. Действительно, последние четверть века были борьбой с телесной усталостью и болезнями, однако не это было главной причиной остановки. Ослабевшие ноги едва не подогнулись, когда схимонах присаживался на прохладный камень. Опершись на посох, старец прикрыл глаза и наслаждался теплом солнечных лучей.
- Отче, вам плохо? – участливо спросил его иеромонах Акинфий.
- Устал я чего-то, - не открывая глаз, улыбнулся Никон и, чтобы успокоить монаха, продолжил. – А ты, ступай, ступай. Я сейчас поднимусь.

Старец недоговаривал. Помимо усталости, он вдруг почувствовал необычайную благодать, охватившую его тело и душу, поэтому он и присел, внимая столь глубокому и сладостному ощущению.
Каждому человеку всё, что предшествовало его рождению, кажется глубокой стариной даже, если то или иное событие случилось всего за год до момента появления на свет. Владимир Ленин был легендой советского государства, в том числе для нынешних вождей, а для старца это был гимназист Вова, с которым он постоянно враждовал. Во время одного из конфликтов Ульянов сорвал с себя медный крестик и бросил на землю. Тот случай послужил для него окончательным разрывом с Богом, и первым шагом к глубокой вере для Никона. Тогда будущий монах поднял крестик и сохранил его. Вот уже много лет старец не расставался с ним ни на минуту.

Чуть позже пути подростков разошлись. Старцу Ульянов запомнился тем, что у того совершенно не было друзей. Даже приятелей. Никон уже тогда знал точную цену основателю существующей власти.
Все значительные вехи государства, о которых нынешнее поколение узнавало из учебников, для старца были лишь частью его жизни, порой, не всегда значительными на тот момент. Например, большевистский переворот. Это уже гораздо позже мятеж стал октябрьской и даже великой революцией. Никон и сейчас не считал это особо интересным. То ли дело папенька, который родился в тот год, когда государь Николай I вступил на престол. Вот на долю родителя выпали действительно интересные события и знакомства с великими личностями.

Как вполне обычный человек, Никон с душевным трепетом вспоминал наиболее яркие моменты своего прошлого, к которым можно было отнести не только пострижение в монахи, но и предыдущие посещения монастыря.

Старец почувствовал лёгкое прикосновение и открыл глаза. Над ним вновь склонился встревоженный Акинфий. В руке он уже держал корец с водой. Поднеся его к губам Никона, иеромонах промолвил: «Отче, водички испить?»

Духовному наставнику было непонятно беспокойство келейника, ведь старец чувствовал себя как никогда хорошо. Такой лёгкости и душевного подъёма он не испытывал очень давно. Чтобы успокоить Акинфия, старец, не открывая глаз, вновь улыбнулся и медленно повёл рукой. Никон не мог видеть, что вокруг него стояли уже несколько иноков, и никто из них не сдвинулся с места.

До того, как поселиться здесь, старец дважды посещал святую обитель, но это было давно. Очень давно. Однажды он по делам службы прибыл в этот городок, где, неподалёку от монастыря, располагался учёбный воинский полк. Тогда ещё подпоручик Алексей Старченко только окончил императорское московское пехотное училище, и был откомандирован сюда для получения молодого пополнения.

Алексей шёл вдоль могучих стен и благоговейно поглядывал на купола церквей, внимательно рассматривал монахов. Такого количества священнослужителей подпоручик ещё не встречал. В голову приходили некоторые аналогии между служением Родине и Богу.

Несмотря на опасную профессию, смерти ещё не было в его жизни, и может, поэтому он не задумывался над тем, что его ожидает по ту сторону бытия. Позже, когда ему придётся столкнуться с гибелью товарищей, молодой офицер задумается о смысле земного существования. Каждый раз мгновения холодящей душу близости со смертью делали Алексея на несколько лет старше и мудрее.

Через три дня подпоручик покидал городок и попал в монастырь только перед самым отъездом. Всё посещение заняло не более двух часов, но тогда Старченко впервые понял, что именно здесь вечность нашла своё материальное воплощение, и обитатели монастыря давно переступили черту жизни, став частичкой потустороннего, духовного мира. С этого момента подпоручик начал чаще обращаться к Богу.

Это не было общепринятым и каждодневным чтением коротеньких канонических молитв, которые он знал наизусть с детского возраста, но приняло форму разговора с невидимым и реально существующим собеседником. Чаще в виде просьб, реже - выражений насущных проблем и сомнений. Чем больше мысли Алексея были заняты такими беседами, тем меньше его интересовала карьера военного, пока, наконец, он в возрасте Христа не оставил службу и, как оказалось, вовремя.

Вскоре начались революционные события, а затем и все последующие. Более жестокие и смертельные. Бывший царский офицер Старченко должен был бы погибнуть на полях братоубийственной войны или сгинуть в большевистских застенках, но могучие стены святой обители спасли его от преследований новой власти. Богоборцы оказались не в силах преодолеть такую преграду, как будто воздвигнутую самим Господом.

Алексей постригся в монахи с обретением нового имени – Никон. Пострижение не было спасением земной жизни. Скорее наоборот: Никон охотно расстался с ней, обретя иную, где материальное или телесное не имело особого значения. В какой-то степени уход из мирского существования являлся ещё и результатом неутешительного вывода о том, что истина не может существовать в материальном мире. Так или иначе, новоиспечённый монах продолжил духовные и философские искания в новом качестве.

Когда-то давно Старченко полагал, что любому монаху чуждо всё мирское, а значит, он должен обладать исключительно добрыми качествами. Всё оказалось совсем не так, и в первую очередь это относилось к нему самому. Было бы странным ожидать иного, но Никон был удивлён, что с обретением нового статуса все его плотские желания и греховные мысли никуда не исчезли. Однако стало меньше искушений, и появился верный способ борьбы с ними.

Молитва – одно из главных послушаний монаха, но для Никона это стало источником существования. Бог одарил его чудесным качеством творения молитвы. Каждый раз, предавая Господу слово или прошение, фразу или покаяние, он вкладывал столько душевных сил, что, порой, измождённый дух не мог повелевать телом, и тогда монах лежал на полу перед иконами не в состоянии подняться.
Через несколько лет беспрерывных молитвенных трудов Никон получил прозвище «скоропослушник».

Усердный молитвенник и сам не знал, почему его выбор падал на того или иного страждущего, но все, за кого он просил, очень скоро получали желаемое. Болящие - исцеление, страждущие – утешение. Однако вставал Никон пред Богом далеко не за каждого, хотя в добром наставлении или совете не отказывал никому

Больше всего братия удивлялась его мольбам о смирении гордыни. «Отче, - вопрошали они, - тебе ли каяться в грехе гордыни?» Никон только улыбался в ответ, но он точно знал, какая греховная мыслишка не давала ему покоя и вынуждала вновь и вновь просить Господа о смирении.

Подул лёгкий и прохладный ветерок. Площадь перед храмом наполнялась насельниками и гостями святой обители. Старец, переменил позу, положил посох подле себя и прислонился к тёплой стене храма. Никон сделал несколько глотков воды из поднесённого корца и заговорил: «Легко молиться за ближних - любовь переполняет душу и сама возносится к Богу, - немного помолчал и продолжил. - Сладко молиться за болящих и немощных - сострадание согревает каждое слово молитвы. Покойно молиться за усопших - прощение даёт надежду на спасение».

Старец умолк и над площадью воцарилась полная тишина. Перед ним полукругом стояли монахи и внимали каждому его слову. Толпа становилась больше и больше. Казалось, вся братия собралась здесь, и каждый из них ожидал слова Никона, понимая, что сейчас им откроется тайна чудодейственной молитвы схимонаха, но тот продолжал молчать и улыбаться. Акинфий поставил корец на каменные ступени и наклонился ближе к лику светлого старца. Воспоминания вновь овладели сознанием Никона.

То памятное посещение монастыря не было первым. Первое случилось, когда Алексею едва исполнилось семь лет, и оно оставило более яркое впечатление, благодаря странному видению.
В тот день мама с Алёшей приехали в святую обитель рано, но уже после завершения пасхальной службы. У ворот их встретил папенька. В руках у него была корзина. Отец был здесь с вечера. Он добросовестно отстоял всю Пасхальную службу в храме, освятил куличи, крашенные яйца и теперь с нетерпением дожидался семью, чтобы показать монастырь сыну. Троекратно расцеловавшись со словами: «Христос воскресе!» - вначале с супругой, а затем и с ребёнком, отец поставил в пролетку корзинку с освященной снедью, и всей семьей они прошли через главные ворота внутрь.

Экскурсию начали со святых пещер, которые по случаю великого праздника были открыты для всех желающих. Несмотря на то, что в отдельных склепах находили упокоение только святые старцы, а простых монахов хоронили в открытых гротах, воздух в пещерах был всегда свеж и ароматен. Тела при этом не подвергались тлению. Облик смерти не произвёл на маленького мальчика гнетущего впечатления, и Алексей вышел из этого удивительного места в приподнятом, даже одухотворённом настроении.

Затем они посетили несколько храмов, прогулялись вдоль могучих стен монастыря. В трапезной был накрыт праздничный обед, где каждый мог немного разговеться. Дружное семейство не преминуло воспользоваться случаем и утолить голод незамысловатой закуской, приготовленной монастырскими поварами. После еды отдохнули в уютной беседке, потом посетили братский корпус, где в маленьких кельях проживали насельники.

В конце концов, вернулись туда, откуда начали посещение - к главной площади обители, где располагался Успенский собор и большая звонница. Даже изрядно уставший, мальчик не смог отказать себе в удовольствии подняться на колокольню.

Алёша вошёл внутрь и резво побежал по длинной и крутой лестнице, заключённой в узкий коридор со сводчатым потолком. Проход был настолько тесный, что в нём не смогли бы разминуться два взрослых человека. Внутри было темно и страшно, лишь яркий свет в конце коридора, обещал чудесное зрелище. Запыхавшийся Алексей ступил на первую промежуточную площадку колокольни. Здесь мальчиком овладело непреодолимое желание глянуть вниз. Алёша опустился на четвереньки, осторожно приблизился к краю и посмотрел в пустоту.

То, что он там увидел, разительно отличалось от обстановки, что была ещё несколько минут назад, при входе в звонницу. Впоследствии Алексей не раз мысленно возвращался к этому моменту, но так и не смог постигнуть смысла видения. Даже став монахом, он неоднократно воспроизводил в памяти, запечатлённую ещё детским сознанием картину, и безуспешно пытался найти тому объяснение с высоты умудрённого житейским опытом человека.

Первое, что увидел мальчик это толпу монахов на главной площади. Они скорбно стояли, устремив, как один, взоры на Успенский храм. Тогда, Алёша, чуть наклонился и рассмотрел сидящего на крыльце старца. Лицо схимонаха скрывал капюшон. Рядом на ступенях лежал посох, перевязанный чёрной лентой. К старцу наклонился монах и что-то спросил...
…………………………………………………………………………………………………
Вдруг Никон осознал, что это уже не воспоминание, а реальная картинка, которую он видит с некоторой высоты здесь и сейчас. В то же мгновенье старец понял, свидетелем чего он оказался тогда, в семилетнем возрасте, и кто этот схимонах, скрытый под капюшоном….
…………………………………………………………………………………………………
Акинфий отшатнулся от лица схимника, перекрестился и едва слышно вымолвил: «Всё. Отче предал дух свой в руци Господни…»

Монах окинул взглядом купола и звонницу, как будто пытался увидеть невидимую душу Никона, затем поднял на руки его тело и понёс, сквозь расступавшуюся толпу, к братскому корпусу.
Площадь быстро опустела, и только на ступенях остался лежать забытый всеми посох старца с чёрной перевязью.