Она замолкла, - и молчанье
У всех царило на устах;
Казалось, будто состраданье
В их черствых вспыхнуло сердцах...
Вдруг на арене, пред толпою,
С огнем в очах предстал Альбин
И молвил:- "Я умру с тобою...
О Рим,- и я христианин..."
Цирк вздрогнул, зашумел, очнулся,
Как лес осеннею грозой, -
И зверь испуг...
Она замолкла, - и молчанье
У всех царило на устах;
Казалось, будто состраданье
В их черствых вспыхнуло сердцах...
Вдруг на арене, пред толпою,
С огнем в очах предстал Альбин
И молвил:- "Я умру с тобою...
О Рим,- и я христианин..."
Цирк вздрогнул, зашумел, очнулся,
Как лес осеннею грозой, -
И зверь испуганно метнулся,
Прижавшись к двери роковой...
Вот он крадется, выступая,
Ползет неслышно, как змея...
Скачок... и, землю обагряя,
Блеснула алая струя...
Святыню смерти и страданий
Рим зверским смехом оскорбил,
И дикий гром рукоплесканий
Мольбу последнюю покрыл.
Глубокой древности сказанье
Прошло седые времена,
И беспристрастное преданье
Хранит святые имена.
Простой народ тепло и свято
Сумел в преданьи сохранить,
Как люди в старину, когда-то,
Умели верить и любить!...
Семён Надсон. «Христианка»