Александра Соколова

Это случилось с советской двадцатидвухлетней девчонкой в 1980 году. Проснулась она утром в самую Пасху в каком-то совершенно убитом состоянии. Ни на что смотреть не хотелось, а в голове были только мысли о бедственном своем положении, конечно же, на личном фронте. За всю жизнь девчонка эта не видела ни разу, чтобы кто-то приветствовал друг друга словами: «Христос воскресе!». Она и слов этих не знала! Никогда в доме, где она жила, не пекли куличи и не красили яйца. Творожной пасхи она вообще в глаза не видывала и даже представить себе не могла, что такое бывает! Но девчонке этой выпала в жизни другая удача: в какой-то момент мама сказала ей несколько слов о вере, которым она следовала затем неукоснительно.

– Мама, я пойду в церковь, свечку поставлю, – сказала девчонка однажды, тревожась за свое поступление в институт.

– Ну, иди, – сказала мама.

– А перед кем свечку ставить?

– Ставь всегда перед Божией Матерью, она всем Мать, ей всех жалко.

– А что при этом говорить?

– Ты много не говори! А просто: «Божия Матерь, дай мне то-то и то-то...». И верь, что обязательно даст! Ведь самое главное – это вера. Она обязательно тебе даст то, что ты попросишь! И не сомневайся.

Сама мама в церковь никогда не ходила, потому что папа девчонкин был знатный рабочий и убежденный коммунист. А девчонка эта так и повадилась в церковь ходить: зайдет, поставит свечку, скажет свое «дай» – и сразу же выйдет (страшно же! вон старушки церковные как на нее смотрят!). Во всей многодетной семье она была единственная, кто свечки в церкви ставил да заветный крест из шкафа порой вытаскивал и целовал его: чтобы помощь была ей по жизни... И самое поразительное – всегда-то ей помощь искомая давалась! Что ни попросит, всё сбывалось, как девчонка и говорила у иконы! Подружек своих она наставляла: «Идите, идите, свечки ставьте в церкви, просите Божию Матерь!». Но никто из них не шел, а если и шел, то потом ответствовал: «А мне не помогло». – «Как не помогло?! Ну что вы за люди такие? Разве так бывает: помолиться, и чтобы не сбылось? Разве бывает такая молитва?!». Для нее-то, для девчонки этой, Церковь была уже во второй половине 1970-х годов каким-то заповедным, чудесным царством, где, что ни попросишь, всё дают! И где она никогда не оставалась без помощи. Что это за помощь такая, девчонка не понимала, но видела и радовалась этим чудесам.

Что ни попросит, всё сбывалось, как девчонка и говорила у иконы...И вот в Пасху 1980 года девочка, убитая какой-то своей личной неудачей, решила сходить в церковь. Было очень рано, когда она вышла из дома. Это был рабочий город, выросший вокруг металлургического завода, и в воскресное утро в городе том все спали. Улицы были безлюдны. Шла девчонка по своей любимой дороге – по красивому бульвару, ведущему к старинному парку, потом по окраине парка, к Соборной горке, на берег широкой северной реки. Идти надо было минут 25-30, и всё дорога была такая, что ни машины, ни автобусы там не ездили. И домов высоких там почти не было (почти исключительно одноэтажные), и магазинов (ну ни одного!), и каких-то общественных зданий. Безлюдная в этот ранний час была дорога, с чудесно подстывшими за ночь лужами, чистая, светлая, освещенная утренним солнцем.

Шла по этой красивой дороге убитая горем девчонка, погруженная в свои невеселые мысли. А придя к церкви, онемела: храм был закрыт! Девчонка не поверила своим глазам: когда бы она ни приходила сюда, всегда был открыт храм. А тут, в Пасху, он оказался вдруг закрыт. И какая-то странная пустота рядом... Девочка обошла церковь: вокруг вытоптан снег и – никого! За церковью – широкая площадь, обрамленная старинными купеческими домами... Всё тихо, всё спит, и ни одного человека не видно, чтобы можно было у него спросить: почему закрыт храм?!

Девочка шла назад, почти не поднимая глаз, горько пережевывая всё то, что было у нее на душе. Безлюдным, как и по дороге в церковь, был бульвар, когда она вдруг заметила на перекрестке маленькую фигурку. По перекрестку этому автобусы ни в одну сторону не ездили, и то, как на нем вдруг оказалась старушка, девочка увидела издали. Старушка вышла стремительно на самый перекресток и стала озираться вокруг, как будто кого-то ища. Увидела девочку и встала к ней лицом, на тротуаре, поджидая ее. Девочка шла и видела, что маленькая старушка ждет именно ее. Женщина была одета, как тогда одевались церковные старухи, только не в поношенную одежду, как у них было принято, а в чистую, очень опрятную, не мешковатую: удлиненная черная юбка и хорошее коричневое (драповое) пальто. Лицо у нее было очень милое, как и глаза – большие, светлые, пристальные.

Девочка остановилась перед ней. Старушка смотрела ей прямо в глаза и как будто чего-то ждала. Потом-то, спустя годы, героине этого рассказа пришло в голову, что она ожидала от нее пасхального приветствия. Только вот девочка-то была из советского нашего прошлого: откуда ей было знать про «Христос воскресе»? Она ничегошеньки тогда не знала – кроме слова «Пасха» и своего желания побывать в храме в этот день...

Старушка прервала, наконец, затянувшуюся паузу. Девочка, к тому времени уже закончившая филологический факультет, опознала говор этой женщины. Она не была уроженкой того города, и выговор у нее был как у «бывших». То есть как у людей, получивших хорошее воспитание по дореволюционным образцам. Вот именно так говорит Шульгин в фильме «Перед судом истории» (пусть это будет замечанием в скобках для тех, кто помнит этот фильм).

Медленно и старательно, как-то ласково выговаривая слова, старушка молвила:

– Девочка, дай мне, пожалуйста, тридцать пять копеечек, у меня на сметанку не хватает.

Девочка порылась в кармане и подала ей. Старушка взяла деньги и опять стала пристально смотреть ей в глаза. И опять как будто ждала чего-то... Потом наконец положила деньги в карман и сказала ей:

– Спасибо, девочка.

Потом повернулась и очень быстро удалилась в сторону больших домов. А в этот момент...

В этот момент на девочку вдруг обрушилась какая-то огромная радость
В этот момент на девочку вдруг обрушилась какая-то огромная и непонятная ей радость! Она вдруг стала так счастлива и так весела! Все горькие мысли ее исчезли в этой всё затопившей радости (она так и осталась с ней до вечера того Светлого Воскресенья). Быстро дошла девочка до дома и рассказала маме о встрече с чудной старушкой.

– Тебе стало радостно, потому что ты подала святую милостыньку. Да еще в Пасху! Ты запомни это.

И девочка запомнила! Прошло много лет, а она все вспоминает ту встречу. Вот мы сейчас – сколько трудов нам нужно, чтобы пережить эту пасхальную радость: и пост, и молитвенные бдения, и богослужения в храме... А тогда, в то дикое советское время, ничего не знавшая девчонка побродила вокруг храма, чуть не расплакалась из-за того, что он заперт... Собирались же люди в ту ночь на пасхальную заутреню в храм и – получили от Господа дар! Эта же пришла, по слову Иоанна Златоуста, даже не «к одиннадцатому часу», а после – и, как оказалось, не опоздала. Ей было дано столько же, сколько и тем, кто трудился во славу Господа с первого часа поста. Он это сделал ради Самого Себя. Она ведь благодарить не умела... Да и сейчас – умеет ли?

Александра Соколова
26 апреля 2017 г.