Я не профи.Не судите строгоБыло где-то около восьми часов вечера. Народ уже весь разошелся, в Храме стояла благоговейная тишина, и только в воздухе, казалось, ещё парили отголоски нашего нестройного «хорового пения».
В правом углу, разместившись прямо под самодельной вешалкой (а это была огромная доска на двух «ногах», в два ряда утыканная гвоздями), сидела наша драгоценная Ирина Андреевна, наш незаменимый человек, врач невропатолог, жертвенно служивший всему нашему приходу. Поговаривали, что она имеет высокое звание и чин, но среди нас она была самым наискромнейшим человеком, ничем не выделяющимся из общей толпы, разве только её традиционным белым халатом и совершенно стоптанными штиблетами. Наш милый доктор разбирал гуманитарные лекарства с усердием и старанием, сортируя их на просроченные и действительные. Человеком она была очень хрупким, что ещё больше подчеркивало её огромный не по размеру халат. Когда я глядела на неё, у меня в голове всегда возникал образ сказочной «Дюймовочки». Ирина самоотверженно служила всем, не ожидая ничего в ответ. Чуть шевеля губами, она тихо напевала «Богородицу», протирая какие-то пластиковые мензурки, так как хорошей посуды в Храме ещё не было.
Молоденькая красавица Лидочка хвасталась своим спецприспособле-нием для тушения свечей, которым она была отмечена отцом Иоанном в день её бракосочетания с Петром. Девушка с увлечением рассказывала мне о своей поездке в Пюхтицкий монастырь и купании в источнике. Я же, не отрывая глаз, смотрела на эту диковинку, которую она так изящно держала своими тонкими пальчиками, думая про себя: «Надо же, всё же удостоилась, а ведь такая молодая!» Баба Клава, преклонных лет старушка, подпоясанная узеньким черным ремешком поверх голубой выцветшей кофточки, перекладывала кирпичи – по заданию настоятеля. Между собой мы со сторожем называли её генералом. Всегда молчаливая, деловито настроенная, баба Клава была примером для всех нас, любителей попразднословить.
Во дворе на груде кирпичей, размахивая какой-то клюкой, как заправский дирижер, стоял мой муж Ярослав в новой гуманитарной беретке, которую в куче всякого шмотья отыскала Виктория, наш бухгалтер.
– Красавчик… – не без удовольствия отметила я и улыбнулась, вспомнив их вчерашнюю перепалку с Максимычем. Они, шутя, часто подкалывали и подначивали друг друга, кстати, оба отставника…
Заметив, что Ярослав мой вдруг неожиданно стал куда-то пропадать периодически, я подумала про себя, что надо бы Максимыча, сторожа нашего, попросить понаблюдать за ним. «Какие всё же деловые наши мужики! – размышляла я, глядя на Виктора Ломкина. – И столяр, и электрик – на все руки мастер! Кулибин какой-то просто-напросто!» Когда я глядела на всё это, в сердце разливалась необыкновенная теплота от осознания того, что мне так повезло познакомиться и узнать этих простых, но удивительно самоотверженных людей. Ведь все они работали и, уставшие после трудового дня, спешили всё же в Храм, а не в свои уютные квартирки. «Да, – подумала я, – такие близкие по духу люди.. и… – не без горечи вздохнула, – порой даже ближе, чем родные. Вторая семья, которую собрал, как возле уютной теплой русской печки, наш настоятель.
Неожиданно в Храм вбежала Ольга, жена Игоря, и что-то прошептав на ухо Ирине Андреевне. Взволновано произнесла вслух:
– Люди… «ЦАРИ» приехали!!!
На симпатичном её лице отобразился не то испуг, не то удивление.
– Кончай подсвечники тереть, Нин, – сказала мне она приказным то-ном.
В эту минуту, в дверном проеме, мы увидели группу людей во главе с отцом Иоанном. Ирина Андреевна как-то неёстественно быстро захлопала ресницами и, судорожно поправив прическу, подбежала ко мне, шепча при этом: «ЦАРИ, ЦАРИ…»
– Какие такие Цари, Ирин…откуда?!
Двое элегантных мужчин и очень высокая красивая дама, сопровож-даемые батюшкой, направлялись в сторону иконы, недавно появившейся в нашем храме… иконы Царственных мучеников. Гости, благоговейно стоя возле неё, заинтересованно и сосредоточенно рассматривали знакомые лица, угадывая в них своих родственников. Отец Иоанн был заметно оживлен и не без удовольствия рассказывал о Храме и его прихожанах. Всех нас охватило какое-то необычайное волнение. Прижавшись плечом друг к другу, мы с Ириной Андреевной стояли спиной к свечному ящику и каким-то странным образом, войдя в резонанс, синхронно одновременно дрожали. Процессия направилась в нашу сторону, и мы, остолбенев, замерли, чуть дыша.
Подойдя к нам, о. Иоанн очень значительным голосом сказал, указывая на нас с Ириной:
– Это мои Первенцы.
Меня от этих слов словно кипятком обдало, и я, неожиданно для самой себя, почему-то сделала маленький реверанс – «книксон», подумав про себя: «ЦАРИ, всё же!» А затем, немного опомнившись, бесстрашно, выставив руку вперед, решила поздороваться с ними по–пролетарски или рабоче-крестьянски, громко при этом сказав:
–ЗДРАСЬТЕ!
В эту минуту я получила очень выразительный тычок в бок от моего «ангела-хранителя» Ирины Андреевны.
Пожилой мужчина, взяв мою руку в свои ладони, пристально смотрел на меня, и… сердце моё трепетало от нахлынувших на меня эмоций. Подогретая таким вниманием, я опрометью бросилась на второй этаж, где стоял мой макет из природных материалов, который я сделала кому-либо в подарок. И случай, к моей радости, не заставил себя ждать.
Схватив макет, я, пулей примчавшись вниз, протянула его этому импозантному господину со словами:
– Вам от Нас!!!
Тогда мне показалось, что слёзы заблестели в его глазах, и он как-то очень вкрадчиво сказал мне:
– Что вы сделали… со мной! – и, немного помедлив, взволнованно произнес. – Это же деревня моего родственника, та драгоценная и желанная, с покосившимися крышами и заборами, с колодцем во дворе и … такая родная. У меня ведь всё есть, я обеспеченный человек, но этот подарок самый лучший для меня, он погружает меня, в то далёкое-далёкое прошлое! Огромное спасибо всем вам!!!
Всю ночь у меня болело сердце, я плакала от умиления, что сподоби-лась порадовать хоть так столь великих людей из царского рода. Василий же тихо шептал мне: «Я горжусь тобой, Нина!» – нежно называя меня синичкой трепетной. Он всегда называл меня разными именами. Но больше всего мне нравилось красивое испанское слово – ГОЛОНДРИНА, которое в переводе означало ласточка, свившая гнездо в сердце. Я ещё очень долго перебирала в голове все нюансы такой неожиданной встречи в Храме.
Муж мой, который страдал от жесточайшей депрессии с суицидами, молча смотрел на меня и шептал: «Нин, ведь я тебе хотел подарить весь МИР, а получилось… что… я мучаю тебя, сколько горя принес я тебе…» «Нет… нет… я счастлива, счастлива, – протестовала я, пытаясь улыбаться сквозь слёзы и, обхватив его голову руками, прижимала её крепко к своей груди. – Мы будем, будем счастливы с тобой…Верь, Ярик мой! Только верь!!! Бог поможет нам!"