Потупятся надменные взоры, склонится гордость людская, лишь Господь будет высок в тот день.
Это день Господа Воинств — против всего гордого и вознесшегося, и высокого, и низкого!
Против ливанских кедров, высоких и гордых, и баша́нских дубов!
Против больших гор и крутых холмов,
против любой высокой башни и укрепленной стены,
против тарши́шских кораблей, кораблей с драгоценным товаром!
И падет величье человека, покорится гордость людская. Лишь Господь будет высок в тот день,
а идолы сгинут бесследно!
Люди укроются в скалах, уйдут в норы, под землю, из страха пред Господом, из–за блеска и величия Его. Поднимется Он — ужаснется земля!
В тот день возьмет человек золотых и серебряных идолов, которых сделал, чтоб им поклоняться, и швырнет их кротам и летучим мышам,
и укроется в расщелинах скал, будет прятаться в трещинах утесов из страха пред Господом, из–за блеска и величия Его. Поднимется Он — ужаснется земля!
(Ис. II, 11-21.)

В мире, в котором мы живем, низшая тварь и большая часть человечества пребывает пока вне храма. И постольку храм олицетворяет собою иную действительность, то небесное будущее, которое манит к себе, но которого в настоящее время человечество еще не достигло. Мысль эта с неподражаемым совершенством выражается архитектурою наших древних храмов, в особенности новгородских.

Недавно в ясный зимний день мне пришлось побывать в окрестностях Новгорода. Со всех сторон я видел бесконечную снежную пустыню - наиболее яркое изо всех возможных изображений здешней нищеты и скудости. А над нею, как отдаленные образы потустороннего богатства, жаром горели на темно-синем фоне золотые главы белокаменных храмов. Я никогда не видел более наглядной иллюстрации той религиозной идеи, которая олицетворяется русской формой купола-луковицы. Ее значение выясняется из сопоставления.

Византийский купол над храмом изображает собою свод небесный, покрывший землю. Напротив, готический шпиц выражает собою неудержимое стремление ввысь, подъемлющее от земли к небу каменные громады. И, наконец, наша отечественная "луковица" воплощает в себе идею глубокого молитвенного горения к небесам, через которое наш земной мир становится причастным потустороннему богатству. Это завершение русского храма - как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кресту заостряющийся. При взгляде на наш московский Иван Великий кажется, что мы имеем перед собою как бы гигантскую свечу, горящую к небу над Москвою; а многоглавые кремлевские соборы и многоглавые церкви суть как бы огромные многосвешники. И не одни только золотые главы выражают собою эту идею молитвенного подъема. Когда смотришь издали при ярком солнечном освещении на старинный русский монастырь или город, со множеством возвышающихся над ним храмов, кажется, что он весь горит многоцветными огнями. А когда эти огни мерцают издали среди необозримых снежных полей, они манят к себе как дальнее потустороннее видение града Божьего.

Нужно ли доказывать, что между наружным и внутренним существует полное соответствие; именно через это видимое снаружи горение небо сходит на землю, проводится внутрь храма и становится здесь тем его завершением, где все земное покрывается рукою Всевышнего, благословляющей из темно-синего свода. И эта рука, побеждающая мирскую рознь, все приводящая к единству соборного целого, держит в себе судьбы людские.

Евгений Николаевич Трубецкой.
Умозрение в красках.

На фото мой любимый Храм Сергия Радонежского...