Ранее читал описание её страстей полностью только на английском. И всё не доходили руки разместить полный перевод.
И вдруг наткнулся-таки на перевод "с латинского". Поскольку латынью не владею, а именно эта версия, видимо, ближе к первоисточнику (некоторые исследователи полагают, что первоначальная версия была написана все-таки на греческом), то и публикую её здесь.
Размещаю именно текст, а не ссылку, т.к. ссылки "погибают" и со временем становится невозможно зайти на сайт, куда ранее заходил без проблем. И к тому же перевод нашел на сайте РПАЦ и размещение ссылки на него было бы, наверное, против правил "Елицы". Но и не упомянуть его я не могу, из уважения к труду переводчика. Другого столь ПОЛНОГО варианта на русском не встречал.

Глава I.

1. Молодые оглашенные: Ревокат и его сораба Фелицитата, а также Сатурнин и Секунд были захвачены. С ними была также схвачена Вивия Перпетуя, благородно рожденная, изысканно воспитанная, замужняя матрона, имеющая отца, матерь, двух братьев, один из которых, как и она, был оглашенным, и сына — грудного младенца. Ей было около 22 лет. Она сама рассказала историю своего мученичества, оставив нижеследующую запись, писанную ея собственной рукой по ея собственным мыслям.
2. Записки Перпетуи. «В то время, когда мы еще были с гонителями (т. е., жили среди язычников), мой отец из любви ко мне всячески старался отвратить меня от веры.
«Отец», сказала я ему, «видишь ли, скажем, этот сосуд — кувшин, лежащий здесь?»
— «Вижу», отвечал отец.
— «Можешь ли ты назвать этот кувшин каким-нибудь иным наименованием, чем то, что он есть?»
— «Нет», сказал он.
— «И я не могу назвать себя ничем, кроме того, что я есть — христианка».
Тогда отец мой, разгневанный моими словами, бросился на меня, как будто хотел вырвать глаза мои. Но он только пригрозил мне и ушел прочь, плененный бесовскими мыслями.
В течение нескольких дней я оставалась без моего отца и благодарила за это Бога, так как отсутствие отца было для меня утешением. В течение этих дней мы были крещены, и Дух подсказал мне, чтобы в воде крещения я не искала ничего, кроме благодати для телесного укрепления в мученичестве.
Несколько дней спустя мы были взяты в темницу, и я была «очень испугана, потому что никогда ранее не испытывала такой темноты. О, ужасный день! Страшная жара, удары воинов, непролазная толпа. Я была очень прискорбна из-за беспокойства о моем ребенке. Благословенные диаконы Tepтий и Помпоний, которые прислуживали нам, были здесь, и путем вознаграждения они исхлопотали, чтобы нас подбодрили отправкой на несколько часов в лучшую часть тюрьмы.
Выйдя из темничного подземелья, каждый из нас обратился к своим нуждам. Я стала кормить моего ребенка, который ослабел от голода. В заботе о нем я обратилась к моей матери и упрашивала брата, поручая моего сына их заботам. Я очень скорбела, видя их скорбящими обо мне.
В таком положении я страдала много дней, и получила наконец позволение моему ребенку остаться со мной в темнице. Тогда я утешилась и была избавлена от скорби и беспокойства за мое дитя. Темница показалась мне дворцом, и я предпочитала быть в ней скорее, чем где бы то ни было в другом месте.

3. Брат мой сказал мне: «Моя дорогая сестра, ты достигла уже великой чести, и ты можешь попросить у Бога видения, чтобы знать, как окончится этот суд — страданием, или избавлением». И я, зная, что мне крещением дана возможность беседовать с Господом, милость Которого я уже ощутила, как чрезвычайно великую, прямо обещала брату и сказала: «завтра утром я скажу Te6е». И я попросила, и вот что мне было показано: Я видела золотую лестницу изумительной высоты, достигающую до небес, и очень узкую, так что люди могли подниматься по ней только один за другим. А по обе стороны лестницы находились железные орудия всех сортов: мечи, копья, крюки, кинжалы, так что если кто-нибудь шел по лестнице неосторожно, не глядя вперед, он неизбежно оказывался растерзанным этими железными орудиями, и его плоть соскальзывала по железу. А под лестницей извивался дракон ужасающей величины, который подстерегал поднимающихся и старался испугать их при восхождении.
Сатур (который не был дома, когда нас захватили, и который добровольно предал себя после нас) поднялся первый, и достигнув вершины лестницы, обернулся ко мне и сказал: «Перпетуя, я ожидаю тебя, но остерегись, чтобы дракон не укусил тебя». А я сказала: «во имя Господа Иисуса Христа, он не повредит мне». И дракон, как бы боясь меня, поднял свою голову, а я, делая первый шаг на лестницу, наступила ему на голову. И я пошла и увидела большой сад, а в середине сада седовласого человека, сидящего в пастушечьей одежде и доящего овец. Вокруг же стояли многие тысячи облеченных в белые одежды. Он поднял голову, посмотрел на меня и сказал: «Привет тебе, дочь Моя». И Он позвал меня и дал мне кусок сыра из молока, которое надоил. Я приняла сыр, протянутыми руками и съела его. А все, стоящие кругом сказали: «Аминь». При звуке этого слова я проснулась, всё еще ощущая сладость, которую я не в силах описать. Все это я рассказала немедленно брату, и мы поняли, что нас ожидают страдания, и от того часа перестали иметь какую-нибудь надежду на этот мир.

Глава II.

Продолжение записок Перпетуи. 1. Через несколько дней появились слухи, что наше дело будет назначено к слушанию. Тогда мой отец приехал в город (в Карфаген из Тебурбы), подвигнутый беспокойством. Он пришел ко мне и бросился передо мной. «Сжалься, дочь моя, над моими сединами. Сжалься над твоим отцом, если я могу ещё называться твоим отцом. Этими самыми руками я воспитал тебя до нынешнего твоего цветущего возраста, я всегда предпочитал тебя твоим братьям, не предавай же меня. Подумай о своих братьях, подумай о твоей матери, о твоей тетке, подумай о твоем сыне, который не сможет жить без тебя. Отложи свою храбрость и не доведи нас всех до погибели, потому что никто из нас не сможет жить со свободным сердцем, если ты пострадаешь». Это и подобное говорил мой отец, в своей любви ко мне целуя мои руки, бросаясь к ногам моим и со слезами называя меня не дочерью, но госпожой.
И я скорбела о седых волосах моего отца и о том, что он — единственный из всей нашей семьи, не радовался моему мученичеству. И я старалась утешить его, говоря: «На лобном месте (т. е. на помосте, на котором совершались допрос и пытки) будет то, что Богу угодно, ибо знай, что мы находимся не в собственных наших руках, но в руках Божиих». И он ушел от меня в огорчении.
2. На другой день, когда мы были за трапезой, мы были внезапно взяты и отведены для слушания нашего дела в градское управление. Слух об этом немедленно распространился, и большое число людей собралось там. Мы взошли на возвышение. Остальные были допрошены и исповедали свою вину. Потом подошли ко мне. В это время появился мой отец с моим мальчиком, протиснулся ко мне, и тихим голосом сказал мне: «Пожалей твое дитя».
Илариан прокуратор, который только что принял власть вместо проконсула Минуция Тимиана, недавно умершего, сказал: «Пощади седины отца твоего, пощади младенчество твоего сына, принеси жертву о благополучии императоров».
— Я ответила: «Я не сделаю этого».
— Илариан спросил: «Христианка ли ты?»
— Я ответила: «Да, я — христианка».
Так как мой отец, стоявший тут, был приглашен для того, чтобы отвратить меня от веры, то Илариан приказал сбросить его с помоста, и его начали бить палками. Несчастье моего отца мучило меня, как если бы меня саму били. Я очень страдала за его поруганный престарелый возраст.
После того прокуратор произнес приговор обо всех нас, осудив нас на съедение диким зверям, и мы сошли с помоста вниз, и радостные вернулись в темницу.
Так как мой ребенок должен был питаться моей грудью, и для того находиться при мне в темнице, то я просила диакона Помпония пойти к моему отцу и просить его дать мне моего младенца, но отец мой не дал его. И видимо была на это воля Божия, потому что дитя перестало просить о груди, а мои груди не причинили мне никакой тяготы, и я перестала терзаться заботой о моем ребенке и болью в грудях.

3. Спустя несколько дней, которые мы все время проводили в молитвах, внезапно в середине молитвы, пришло мне на ум имя Динократа, и я произнесла его. Мне странно, что это имя никогда paнее не приходило мне на ум, хотя я горевала о eго несчастье. Этот Динократ был моим братом по плоти, семи лет от роду он умер страдальчески в болезни: его лицо было так изъедено язвой, что в смерти он вызвал брезгливость во всех.
Я почувствовала себя способной молиться о нем. И я стала усердно творить моление о нем, плача с воздыханиями о нем ко Господу.
Без промедления, этой же ночью он был показан мне в видении. Я увидала Динократа выходящим из мрачного места, где было еще несколько других. Он был бледный, болезненный видом, иссохший и очень жаждущий. Рана на его лице была такая же, как когда он умер. Я творила о нем молитву, но между нами было большое пространство, так что мы не могли проникнуть один к другому. В том же месте, где был Динократ, был бассейн, полный воды, но находившейся на высоте, до которой ребенок не мог достать. Динократ тянулся к нему, видимо желая напиться. И я скорбела за него, так как, хотя бассейн был полон воды, но мальчик из-за малого роста не мог дотянуться до него и напиться.
Я проснулась, узнав, что мой брат был в страдании, но я верила, что молитва принесет помощь в его страдании. И я стала молиться о нем каждый день, пока мы не были переведены из тюрьмы в амфитеатр, так как мы должны были бороться со зверями на представлениях в амфитеатре в день рождения Цезаря Геты (198 г. — цезарь, 211 г. — император). И я молилась о моем брате, день и ночь, плача и воздыхая ко Господу, чтобы он дан был мне.

4. И вот в тот день, когда мы заключены были в оковы, это было явлено мне. Я увидела то же место, которое видела ранее, но ранее оно было мрачным, а теперь стало светлым. И Динократ с телом чистым, светло облаченный, нашел освежение. На том месте, где у него была язва, был виден лишь след. И тот бассейн, который я видела ранее чрезмерно высоким, теперь был на такой высоте, что ребенок мог достать до него, и у края его был золотой ковш, наполненный водой. И Динократ пил из него, и вода в ковше не убывала. И напившись, он отошел от бассейна радостный, весело играя по обычаю детей. И на этом я проснулась, поняв, что Динократ изъят был из места страдания.

Глава III.

Продолжение записок Перпетуи. 1. Снова, спустя несколько дней, Пуденс воин, помощник надзирателя тюрьмы, который начал относиться к нам с большим почтением, убеждаясь, что великая сила Божия была с нами, допустил много братий видеть нас, чтобы и мы и они могли бы взаимно ободрить друг друга. И когда день представлений приблизился, мой отец, раздираемый страданием, пришел ко мне и стал рвать свою бороду, бросаться на землю, бить землю своим лицом, укорять свои годы и говорить слова, которые могли бы тронуть каждого. Я очень скорбела о его несчастливой старости.
2. Накануне того дня, когда мы должны были вступить в борьбу со зверями, я видела видение, что Помпоний диакон подошел к воротам тюрьмы и громко постучал. Я вышла к нему и открыла ворота ему. Он был облачен в богато украшенную белую одежду, отороченную золотым позументом. Он сказал мне: «Перпетуя, мы ожидаем тебя; иди». И он возложил свою руку на меня, и мы пошли трудным и извилистым путем. Запыхавшись, мы едва дошли до амфитеатра, где он довел меня до середины арены, сказав: «Не бойся, я здесь с тобою и тружусь для тебя». С этими словами он исчез. И так как я знала, что должна быть дана диким зверям, то я удивлялась, что дикие звери не бросаются на меня. В это время ко мне приблизился некий египтянин, ужасный видом, с сопровождающими его, чтобы бороться со мной. И ко мне подошли, как мои помощники, поддерживающие меня красивые юноши. И я была облечена в воинскую одежду и стала воином-мужчиной, и меня умастили маслом, как есть обычай у приготовляющихся для борьбы. А египтянин и его дружина, как я видела готовясь к поединку, катались в песочной пыли (прим.: умащивание маслом и катание в песочной пыли — два способа приготовления к борьбе на арене, первый для того, чтобы сделаться скользким, так что противник не мог бы тебя удержать, а второй, наоборот, чтобы противник, схватив тебя, остался вблизи и мог бы быть подвергнут ударам).
И в это время встал человек громадного роста в ниспадающей одежде и в красной тунике с позументами различной формы из золота и серебра. В руках у него была палица, как у начальника гладиаторов, и зеленая ветвь с яблоками из чистого золота. Он призвал всех к молчанию и сказал: «Если этот египтянин победит эту женщину, он убьет её своим мечом, а если она победит его, она получит эту ветвь». И он удалился. А мы приблизились друг ко другу и начали наносить друг другу удары. Он старался схватить меня за ноги, а я била его в лицо моими каблуками. И я была поднята на воздух и стала ударять его ногами. Когда же увидала, что это слишком медленно, я схватила и сжала его своими пальцами. И он упал на свое лицо, а я стала ему на голову. Вся толпа стала кричать в мою честь, а мои пособники приветствовали меня. Тогда я подошла к начальнику гладиаторов, и он дал мне ветвь с золотыми плодами. И он поцеловал меня и сказал мне: «Мир тебе, дочь моя». И я со славою направилась к «Живительным Воротам» (так назывались ворота, через которые проходили оставшиеся живыми на аренах амфитеатра: победители или те, кому народное решение давало жизнь).
И я проснулась и поняла, что я буду бороться не со зверями, но с диаволом. И я знаю, что меня ждет победа. Итак, я заканчиваю это описание нескольких дней перед представлением. А то, что совершится на представлении, пусть запишет кто-нибудь другой.

Глава IV.

Записка Сатура. И блаженный Сатур рассказал нам о своем видении в следующей записи:
1. «Мы пострадали», пишет он, «и вышли из плоти, и четыре ангела понесли нас на восток. Их руки нас не касались, но мы и не плыли лежа, а как бы поднимались по нетрудному подъему, глядя вперед. Наконец мы увидали безграничный свет. И я сказал: «Перпетуя (она была рядом со мной), это то, что Господь обещал нам. Мы получаем обещанное». И поднесенные теми же четырьмя ангелами, мы увидали большое пространство, которое выглядело как усладительный сад (рай сладости), засаженный кустами роз и всеми видами цветов. И деревья были подобны кипарисам, но с листьями, непрестанно горящими. И вот в этом саду явилось еще четыре ангела, еще более блестящих, чем первые, которые, когда увидали нас, воздали нам честь и сказали прочим ангелам: «здесь они, здесь они». И те четыре ангела, которые принесли нас, с трепетом почитания перед новыми четырьмя ангелами опустили нас. И мы уже на ногах прошли некоторое расстояние по широкой тропи. Здесь мы нашли Секунда и Сатурнина и Артакая, которые уже пострадали в это же гонение, быв сожжены живыми, и Квинта, который как мученик скончался в темнице. И мы спрашивали их — где остальные, но ангелы сказали нам: «Пойдем дальше и воздадим честь и хвалу нашему Господу».
И мы приблизились к месту, стены которого были как будто сделаны из света. И пред воротами этого места стояло четыре ангела, которые одевали входящих в белые одежды. Одевшись, мы вошли и увидели безграничный свет и услышали хор голосов, непрестанно взывающих: «Свят, свят, свят». И в середине этого места мы увидали сидящего бело-блестящего Человека со снежно-белыми волосами и с юной наружностью. Ноги Его были незримы. По правую, и по левую сторону от него стояло 24 старца, а сзади него многое множество иных. Мы вошли с великим трепетом и стояли перед Престолом. Четыре ангела подняли нас, и мы поцеловали Сидящего, и Он возложил руки Свои на наши лица. И старцы сказали: «Станем добре». И мы стояли в мире. И старцы сказали нам: «Идите и ликуйте». И выходя, я сказал: «Перпетуя, мы имеем то, что мы хотели». И она сказала мне: «Благодарение Богу. Я здесь также радостна, как когда была во плоти. О, гораздо более радостна теперь».
3. И мы вышли и у входа увидали Оптата епископа справа и Аспазия пресвитера и учителя слова, разделенными и скорбными. Они бросились к нашим ногам, говоря нам: «Восстановите мир между нами, потому что вы прошли дальше нас и оставили нас здесь». Мы же сказали им: «Не являешься ли ты нашим отцом, а ты нашим пресвитером, как же вы можете склоняться к нашим ногам?» И мы преклонились пред ними и обняли их. Перпетуя начала говорить с ними, и мы привлекли их в усладительный сад под розовый куст. И когда мы говорили с ними, ангелы сказали им: «оставьте их, чтобы они могли радоваться друг с другом. А вы, если имеете расхождение между собою, простите один другому». И они увели их. И я слышал, как они сказали Оптату: «выскажи порицание твоему народу, за то, что они собираются у тебя, как в цирке, споря о суетных предметах». И они затворили двери. А мы начали узнавать в этом месте множество братьев, по большей части мучеников. И мы были накормлены неописуемой сладостью, насытившей нас. И я проснулся радостный».

Глава V.

Таковы были главные видения благословенных мучеников Сатура и Перпетуи, которые они сами собственноручно записали. В это время Бог призвал Секунда, пока он еще находился в тюрьме, дав ему ранний исход из мipa, не без благоволения отняв его от зверей. Тело его уже испытало борьбу.
1. Блаженная Фелицитата была уже восемь месяцев в ожидании ребенка, быв беременной тогда, когда её захватили. И когда день представления уже приближался, она была в великой горести из-за своей беременности, так как боялась, что будет задержана, ибо есть закон, по которому беременные женщины не могут быть подвергаемы общественному наказанию. И она боялась, что её оставят на казнь позднее, заставив пролить кровь среди преступников. И ея сомученики болезненно горевали о ней, не желая покидать такого прекрасного друга — спутника на пути того же упования.
Поэтому, соединившись в одной мольбе, они слили свои молитвы ко Господу за три дня до начала представления. Немедленно после их молитвы у нея начались родовые боли. И когда с великим трудом, естественным при восьмимесячных родах, в боли рождения она начала стонать, один из катарактариев (сторожей темницы) сказал ей: «Ты, которая так страдаешь сейчас, что же ты будешь делать, когда ты будешь брошена диким зверям, которых ты так презирала, когда отказывалась принести жертву?» Она же отвечала: «Теперь это я сама мучаюсь тем, чем мучаюсь, а тогда будет Иной во мне, Кто будет страдать за меня, потому что я готова страдать за Него». И она родила маленькую девочку, которую потом одна из сестер-христианок воспитала как свое дитя.
2. Дух Святый позволил и позволением показал, что на это есть Его воля, чтобы все течение этих представлений было записано. И хотя мы недостойны совершить описание этой великой славы, но, повинуясь повелению благословенной Перпетуи, вернее, ея священному завещанию, мы добавляем еще одно свидетельство ея постоянства и высоты ея разума.
Когда трибун стал обращаться с ними с усиленной жестокостью, вcледcтвие наветов нескольких гнусных людей о том, что они убегут из тюрьмы посредством волшебных заклинаний и песен, Перпетуя сказала ему: «Почему ты не позволяешь нам лучшего утешения? Ведь мы подведомственны благородному Цезарю и будем бороться со зверями в день его рождения. Не является ли для тебя славой, чтобы мы выглядели более сытыми и здоровыми в этом представлении?» Трибун покраснел и приказал, чтобы их содержали с большей человечностью, так что снова было дано разрешение братиям и другим посетителям приходить к ним и утешаться с ними. К этому времени сам начальник тюрьмы стал относиться к ним с полным доверием.

3. Накануне представления, когда им дана была последняя трапеза, называемая «свободной трапезой» (прим: потому что во время этой трапезы осужденным на растерзание зверями преступникам разрешались все виды излишества и разврата), они, насколько можно было, превратили эту трапезу в агапу (т. е. Причащение с братской религиозной трапезой). С твердостью произносили они слова о Суде Божием и свидетельство о радостности своих страданий, насмехаясь над праздным любопытством посторонних людей, толпившихся в это время, чтобы посмотреть на них.
Обращаясь к ним, Сатур сказал: «Неужели вам недостаточно для зрелища завтра, и вы приходите с удовольствием рассматривать то, что ненавидите. Дружественные сегодня, а завтра враждебные, запомните прилежно наши лица, чтобы вы могли их узнать, в день Последнего Суда». Они ушли очень удивленные, и впоследствии многие из них вследствие всех событий поверили.

Глава VI.

1. День их победы настал, и они пошли из тюрьмы в амфитеатр, как на пиршество, радостные и светящиеся, и если ино¬гда проступали в них признаки волнения, то это было волнение радости, а не страха. Перпетуя шла с кротким видом, с величием невесты Христовой, избранницы Божией, пряча сияние своих глаз от рассматривания толпы. Между тем Фелицитата, радуясь тому, что она совершила рождение и может участвовать в священной борьбе, шла прямо от повивальной бабки к гладиаторам, чтобы омыться после деторождения вторым крещением мученичества.
Когда они подошли к воротам, их стали заставлять надеть одежды: мужчин — одеяния жрецов Сатурна, а женщин — туники тех, кто посвящен Церере. Благородная Перпетуя воспротивилась, до конца сохраняя постоянство. Она сказала: «Мы пришли сюда по собственному нашему изволению, и поэтому наша свобода не должна быть насилуема. Мы пришли сюда именно для того, чтобы не делать таких вещей. Думаю, что вы согласитесь с нами в этом». И справедливость была добавлена к несправедливости: трибун приказал ввести их просто, как они есть.
Перпетуя запела псалом. Она уже наступила на главу египтянина. Редокат, Сатурнин и Сатур обратились с упреками к толпе, глазевшей на совершающееся мученичество. Когда они приблизились к правителю Илариану, они сказали ему: «Ты осудил нас, но Бог будет судить тебя». Тогда толпа закричала, чтобы они были подвергнуты пытке бичами, так как (публичным обвинением магистрата) они оказались в разряде «векаториев», т. е. злодеев. А они радовались тому, что, благодаря этому, они перенесли одну из пыток, которым подвергался Господь.
2. Тот, Кто сказал: «Просите, и дастся вам», дал им то, что Они просили: каждому такую смерть, какую каждый желал. Еще ранее, когда они обсуждали между собой свои желания относительно мученичества, Сатурнин свидетельствовал, что он хотел бы быть брошенным всем зверям, без сомнения для того, чтобы приобрести большие венцы. Поэтому он и Ревокат еще в начале представления были отданы леопарду, а потом растерзаны медведем.
Между тем Сатур испытывал сильное отвращение к тучности медведя и всегда представлял себе, что он будет убит одним укусом леопарда. Поэтому, когда на него был выпущен озлобленный кабан, то зверь бросился на сторожа и пронзил его своими клыками так, что сторож умер на следующий день после представления, Сатур же был только сбит с ног. Когда потом его бросили у входа в медвежью берлогу, медведь не вышел из берлоги. И так Сатур оказался дважды невредимым.

3. Между тем, для юных женщин диавол изобрел свирепую дикую буйволицу, приготовленную специально для этого случая, вопреки обычаю, повелевающему щадить их пол даже и в зверях. Зрители вздрогнули, увидев юных женщин, одну благородного сложения, а другую с грудями, наполненными от недавнего деторождения. Оне были развязаны и облечены в ниспадающие развязанные одежды. Перпетуя была поражена первая. Она упала на бок. И когда она увидала, что ея рубашка порвана сбоку, она запахнула ее более в знак скромности, нежели страдания. Потом она встала и подняла свои ниспадающие волосы, потому что не подобает мученице страдать с ниспадающими волосами, чтобы не являть знака печали в час ея славы. Итак, она встала, и, увидав, что в эту минуту Фелицитата была столкнута, она подошла к ней, и, подав ей руку, помогла ей встать. И оне обе стояли вместе. Жестокость зрителей была удовлетворена, и они потребовали, чтобы оне были выведены в «Живительные Ворота».
Тут Перпетуя была принята неким оглашенным Рустиком, который подошел к ней. Она, как будто пробудившись от сна, так глубоко она пребывала в Духе, стала оглядываться кругом и сказала к удивленно всех: «Когда же мы будем поведены к этой дикой буйволице?» Когда же ей сказали обо всем, что уже случилось, она не хотела верить, пока не увидала ран на своем теле и разорванности своей одежды, и пока не узнала оглашенного.
Потом, позвав оглашенного и своего брата (Сатура) и приказав им подойти ближе, она обратилась к ним, сказав: «Стойте крепко в вере и любите друг друга, и не огорчайтесь моими страданиями».

4. Сатур у другого входа ободрял воина Пуденса, говоря: «Ты видишь, я здесь, как я обещал и предсказывал, ты видишь, я нимало не пострадал, даже не ощутил еще зверей. И теперь верь мне всем сердцем: вот я пойду к зверям и буду убит одним укусом леопарда». И действительно, перед концом представления он был брошен леопарду. И от одного укуса этого зверя он весь был залит таким количеством крови, что народ закричал: «Омыт и спасен, омыт и спасен». (прим.: этот крик, взятый из древнего чина крещения, показывает, что язычники зрители уже знали, что христиане смотрели на мученичество, как на крещение кровью). Без сомнения, он был спасен и возвеличен великой славой в этом зрелище.
Еще живой, он обратился к воину Пуденсу и сказал: «Прощай, и размышляй о моей вере, пусть совершившееся не смущает, а укрепляет тебя». Потом он снял кольцо с пальца, обмакнул его в кровь из своей раны и передал это Пуденсу, как знак памяти в своей крови. Потом, уже безжизненный, он был оттащен вниз, к телам остальных, где был заколот на обычном месте.
Толпа устремилась к этому месту, чтобы видеть, как меч будет входить в тела мучеников, делая свои взоры как бы участниками убийств. Мучеников подняли и поставили так, как этого хотела толпа, чтобы лучше видеть их заколение. Они же при этом обменялись поцелуями, причащаясь мученичеству с лобзанием мира. Иные уже безжизненно неподвижные получили удары меча. Среди них был Сатур, который первый взошел на лестницу и первый предал дух свой, ожидая Перпетуи. Но Перпетуя должна была испытать еще некую муку. Она была пронзена между ребер, вскрикнула громко и сама направила дрожащую руку молодого гладиатора к своему горлу. Быть может, такая женщина не могла быть убитой не так, как она того пожелала.

О, доблестные и благословенные мученики! О, истинно званные и избранные во славу Господа нашего Иисуса Христа! Всякий, кто почитает и славословит Его, конечно, должен прочитать об изложенных примерах, не меньших, чем древние, для укрепления Церкви, и чтобы новые добродетели свидетельствовали бы о том, что Один и Тот же Дух Святый действует и ныне со Отцем Вседержителем и Его Сыном Иисусом Христом, нашим Господом, Кому слава и бесконечная сила во веки!

Перевод с латинского
Иеромонаха Амвросия (Погодина)