Если бы ноты умели говорить, они наверняка роптали бы на Композитора, что Он поставил одних выше, а других ниже. Одним позволил звучать громче, другим тише. Что одним дал благородный голос, - например флейты, другим хриплый – саксофона, а некоторым и вовсе – тупой голос большого барабана. И уж наверняка, особым предметом недовольства, была бы продолжительность их жизни, - у одних половина такта, у других целый такт (а в редких случаях и дольше), а у третьих четверть такта, а то и вовсе шестнадцатая часть или даже меньше. Они наверняка роптали бы на Композитора, не понимая, что Он любит их одинаково; громких и тихих, высоких и низких, длинных и коротких, нежных и хриплых. Что Он любит их всех. Что они одинаково важны для Него, потому что их голосами, такими разными, Он создает прекрасную музыку, вкладывая в нее самого себя.
К сожалению, нотам не дано понять замысел Композитора. Они могут только тихо роптать,… или довериться Ему, и стать частью Его ЗАМЫСЛА.