ИЗБА ЧИТАЛЬНЯ

VIII.
Часть 1.

И прежде всего в Евангелий от Иоанна поражает тот факт, что об Иоанне здесь говорится только двояко: или как о возлюбленном ученике, первоапостоле, или о двоице его с Петром. Не Петр и Андрей, и не Иаков и Иоанн есть основная двоица Иоаннова Евангелия, но Петр и Иоанн. И это исполнено особого смысла и значения. Рассмотрим по порядку соответствующие тексты:
А) Призвание Иоанна и Петра. Первый раз присутствие Иоанна (прямо неназванного) отмечается в рассказе о призвании апостолов, который, как известно, у Иоанна значительно отличается от синоптиков: согласно последним, призвание совершается при море, во время рыбного промысла, здесь же ему, очевидно, предшествует личное призвание отдельных учеников. Верный своему правилу, Иоанн, предполагая уже известным рассказ синоптиков, восполняет его интимными событиями, общему призванию предшествовавшими, но ему, как и многие другие, известными. И оказывается, что первыми последовали Христу Иоанн и Андрей, который затем привел Петра (чем и дается ответ на вопрос о двоице: как и в каком порядке были” призваны Петр и Иоанн?). «На другой день опять стоял Иоанн (Креститель) и двое из учеников его. И увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий. Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иисус же обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно? Они сказали Ему: Равви! (что значит: «учитель»!), где живешь? (μένεις — пребываешь, имеешь остановку, «адрес»)? Говорит им: пойдите и увидите. Они пошли и увидели, где Он живет. И пробыли y Него день тот. Было около десятого часа (характерный для евангелиста прием обозначать свое личное присутствие: не называя себя прямо, он дает какую-нибудь черту, изобличающую очевидца). Один из двух, слышавших от Иоанна (о Иисусе) и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра. Он первый находит брата своего Симона и говорить ему: мы нашли Мессию, что значит «Христос». И привел его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты — Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: «камень» (Петр).» (Ио. 1, 36-42). В этом рассказе обращает на себя внимание, прежде всего, то обстоятельство, что первыми, последовавшими за Иисусом и назвавшими Его равви, были ученики Иоанновы, Иоанн и Андрей, слышавшие слово своего учителя о Нем (Ио. 1, 26-36). При этом они пробыли целый день у Учителя, услаждаясь словесами Его, и с этого времени для Иоанна началась его близость к Господу. Итак, по последованию Христу он первый вместе с первозванным Андреем. Последний, однако, тотчас приводит «Симона-Петра», т. е. известное всем лицо, то самое, о котором так много написано в прежних Евангелиях, и пророчественные слова ему («взглянув на него») неизбежно заставляют вспоминать о пути в Кесарию Филиппову и явно находятся в молчаливом с ними соотношении. Скрытый смысл этого рассказа такой: да, так был призван Петр, глава апостолов, и сразу же был предопределен в своем особом служении Христу, однако, еще ранее его уже провел день у Учителя, вместе с Андреем, будущий возлюбленный ученик.
Иоанн был в числе учеников Иоанна Предтечи. И этому ученику поведана была учителем еще прежде его личного обращения ко Христу сокровенная тайна Христова: се агнец Божий. «И услышавши от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом» (Ио. 1, 37). Сокровенное ведение тайны жертвенного Агнца неудержимо повлекло к Нему Андрея и Иоанна, и это явилось началом вообще апостольского избрания: первозванный Андрей и первоапостол любви Иоанн. И этим образом избрания — не призвания — проливается особый свет на близость любимого ученика к Господу: любимый ученик прозирал тайну жертвенного служения. И, кроме того, установляется еще особая таинственная связь между Предтечей и апостолом Иоанном в их общем отношении к Спасителю, и этой связью также любимый ученик ставится в особое положение. Напротив, Петр слышит впервые о Христе в такой форме от брата своего Андрея: «мы нашли Мессию, что значит Христос» (Ио. 1. 41). Здесь уже содержится как бы предварение исповедания Петрова на пути в Кесарию, но, вместе с тем, здесь еще остается в силе традиционная еврейская эсхатология, с которой пришлось столько бороться Учителю в учениках Своих, и выражения «Мессия» представляет собой гораздо большую неясность и многозначность, нежели трепетное слово Предтечи об Агнце Божием. Апостолы медленно и трудно воспитываются к тому, чтобы в представление об иудейском мессии вместить новое содержание об Агнце Божием, но тем, чем они кончают, начинает возлюбленный ученик. И еще черта: рассказано о всех, кто из апостолов приходил эти дни ко Христу, — о Петре, Филиппе, Нафанаиле, — и о словах с ними или о них Учителя, но ничего не поведано о том, что было сказано «в день тот» самому участнику этой беседы, — посвятительная беседа будущего тайновидца остается тайной. Однако это умолчание по своему не менее выразительно, нежели те пронзающие сердце слова, которые слышали от Него те дни другие апостолы. Так никому не поведал тайновидец Божий Моисей (с которым именно Церковь и сопоставляет в песнях своих Иоанна) о том, что он узнал в страшные и таинственные сорок дней и ночей на Синае во огне и мраке.
В). На Тайной вечере. На протяжении двух третей Евангелия сам евангелист остается в тени, выступая из нее только там, где, как очевидец, он призван сообщить новые подробности последних дней и часов Спасителя, начиная с рассказа о Тайной вечере, причем и здесь он выступает в сопряжении двоицы с Петром. Заслуживает, впрочем, внимания, что эта двоица (только однажды) появляется уже и в синоптическом повествовании о Тайной Вечере в Евангелии Луки: именно Господь посылает Петра и Иоанна приготовить пасху и дает им соответственные наставления (Лк. 22, 8-13), что они и исполняют. Нельзя не отнестись с благоговейным вниманием к этой подробности о Тайной Вечери: Жених избирает себе двух архитриклинов, начальников пира, которым и вверяет его устройство, как будто пророчественно указуя, что в грядущие времена Тайная Вечеря пребудет только в пределах, куда простирается область первоапостольной двоицы.
Господь поведал ученикам Своим о грядущем предательстве Его одним из учеников. «Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорить. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припадши к груди Иисуса, сказал Ему: Господи, кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту» (Ио. 13, 22-26). Этот приснопамятный рассказ, к которому с трепетом и смущением прислушивается душа, говорит не только о скорбном сыне погибели, предающем Учителя, и не только о всем сонме апостолов, беспомощно «озирающихся», но и о первоапостольской двоице. Петр не может побороть своего недоумения и сдержать своего нетерпения. Недостаточно в этом видеть одну только неизменную его и несдержанную пылкость, но и сознание своего первоапостольства, старшинства. Речь идет не о простом любопытстве, но о важнейшем акте, касающемся всего апостольского чина, имеющем значение для самосознания и самоопределения всей двенадесятерицы. И Петр вопрошает здесь не только от себя лично, но и от лица всех. Ему ли, первостоятелю апостолов, не надлежит ведать об апостоле-предателе, после того, как ему были вверены ключи и власть ключей, дано засвидетельствованное Самим Господом первенство? И, однако, он чувствует свое бессилие и ограниченность или относительность этого своего «примата». Он не может и не смеет спросить сам своего Учителя. Но это может и смеет другой, тот, который возлежит на груди Иисуса, «его же любяше Иисус»: ближе него к Нему нет апостола, и только он может спросить Иисуса о том, чего нельзя не знать, что необходимо знать и старейшине Петру, и всему апостольству. И примат авторитета склоняется перед приматом любви: «ему Симон Петр (именно «Симон Петр», т. е. в полном обладании своего «петровства») сделал знак», и тот немедленно получил ответ. Нельзя видеть в этом рассказе только интересную подробность из истории Тайной Вечери, которая не имеет дальнейшего значения в определении значения апостолов в судьбах церкви, и не может остаться без последствий тот факт, что в самый критический момент в истории апостольства только одному Иоанну принадлежало первенство, — первенство любви и личной дружбы к Господу. И уже менее всего могут проходить мимо этого факта те, кто с таким вниманием изыскивают все черты евангельского повествования, благоприятствующие или неблагоприятствующие их идее апостольского примата. По нашему мнению, настоящим текстом во всей силе и остроте ставится вопрос о взаимоотношении двух приматов двух первоапостолов, — примата любви и примата авторитета. И это тем более, что в самом евангельском рассказе нельзя не чувствовать молчаливого указания на тот же самый вопрос. Разве же евангелист, имея перед собой повествования синоптиков и, в частности, рассказ о торжественном возведении Симона в Петра, мог не чувствовать, что он вносит своим рассказом нечто новое, ограничивающее или осложняющее это уже совершившееся посвящение Симона в Петра? (Интересно, в той же 13 главе Петр, не то от своего имени, не то, вернее, опять от лица учеников, во время Тайной Вечери вопрошает Господа: «куда Ты идешь?» и получает от Него пророчественный ответ: (Ио. 13, 36-38) «Симон Петр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь идти, а после пойдешь за Мною. Петр сказал Ему: Господи! почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя. Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды»).
С). У двора первосвященника Анны. Здесь мы опять имеем дело с двоицей Иоаннова Евангелия, Петром и Иоанном. «И отвели Его сперва к Анне... За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знакомь первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический. А Петр стоял вне, за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел и сказал придвернице, — и ввел Петра (18, 15-16. Далее следует рассказ об отречении Петра). Когда Иисуса взяли, «все ученики, оставив Его, бежали» (Мр. 14, 50), кроме двух: Петра и Иоанна, каковая двоица и появляется в соответствующем месте Иоаннова Евангелия. Здесь не только деталь, известная лишь участнику и очевидцу *) и объясняющая, каким образом Петр мог войти во двор архиерейский (благодаря содействию Иоанна, лично известного первосвященнику), но вместе с тем, пролог к эпилогу Евангелия Иоаннова и приступ к рассказу все о той же двоице во время страстей Христовых.