Когда я месяца за два до смерти моего дорогого отца пробарабанил ему на рояле кое-что из «Саломеи», он в отчаянии простонал: «Боже мой, что за нервная музыка! Словно в штанах копошится майский жук!» Он был не совсем неправ... Да, в музыке можно говорить все, что угодно, все равно никто ничего не...
Когда я месяца за два до смерти моего дорогого отца пробарабанил ему на рояле кое-что из «Саломеи», он в отчаянии простонал: «Боже мой, что за нервная музыка! Словно в штанах копошится майский жук!» Он был не совсем неправ... Да, в музыке можно говорить все, что угодно, все равно никто ничего не поймет. Рихард Штраус