ДАСТ ТЕБЕ ГОСПОДЬ ПО СЕРДЦУ ТВОЕМУ...
Мне захотелось записать эту историю далекой юности, потому что, слушая ее, я заново пережила чувство, знакомое каждому, кто рано или поздно приходит к Богу: чувство духовной весны. Это время духовного младенчества – такое яркое, полное чудес и ощущения присутствия Божия. Господь совсем рядом, Он так близок, как никогда. Как мать близка младенцу и чутко слышит каждый его вздох, плач, младенческий лепет, тут же откликается на его призывный крик и утешает, ласкает, нежит. А чуть позже, когда младенец подрастет, мать уже не спешит так же быстро брать его на руки: теперь сам сделай шажок, иди ко мне, малыш, еще шаг, вот, молодец! И Господь всегда рядом, но ждет, что духовный младенец по мере духовного роста постепенно научится ходить сам.
В минуты невзгод и скорбей, когда кажется, что Бог далеко и не слышит твои молитвы, нужно только вспомнить эту сладкую пору духовного младенчества и заново пережить: близ Господь призывающих Его.
Татьяна выросла в обычной семье: бабушки верующие, а родители воспитывались во времена безбожия. Папа у Тани из донских казаков, высокий, статный, и Таня в папу: и ростом вышла, и осанкой, глаза голубые, русая коса до пояса. Умная, веселая, жизнерадостная, любила танцевать – танцевала и в кружке, и дома. Женихов хоть отбавляй, только не спешила она с замужеством.
Еще с детства Таня часто размышляла: зачем люди живут, и что там, за порогом жизни? В чем смысл бытия? Нечасто подобные вопросы волнуют молодых девушек больше, чем вопросы, какую обновку надеть на танцы или как понравится обаятельному однокласснику.
В 1990 году Тане исполнилось 22 года, и она собиралась выйти замуж. К будущему жениху глубоких чувств не испытывала, но он был очень порядочным и достойным человеком, лучше всех остальных претендентов на руку и сердце девушки. Очень любил Таню.
Будучи неверующим, уважал веру своей избранницы и вместе с ней ездил в паломнические поездки по святым местам. Побывали они в Толгском монастыре. Там Таня молилась, купалась в святых источниках. Зовет Сергея с собой окунуться, а он сердится, ворчит:
– И зачем это нужно?! Да я лучше дома в реку брошусь, чем в этот ледяной источник полезу! Какое странное желание – в ледяной воде купаться…
А мимо священник проходит и говорит ему негромко:
– Не мешай ей! Не нужно мешать человеку…
Приехали из монастыря, подали заявление в ЗАГС. Пригласили на свадьбу гостей. И вот за месяц до свадьбы Таня захотела съездить помолиться преподобному Сергию Радонежскому в Троице-Сергиеву лавру. И Сергей с ней, конечно, поехал. Приезжают в лавру. Приложилась Таня к мощам святого и почувствовала такую радость, такую благодать, что век бы из этого места не уезжала. От мощей уходить не хочется, на литургии сердце поет. А Сергею это всё в тягость, он ворчит:
– Да пойдем уже… Сколько можно в храме стоять?! Давай лучше в кафе посидим или в кино сходим…
Услышал его ворчанье священник лавры и слово в слово повторил толгского батюшку:
– Не мешай ей! Не нужно мешать человеку…

Нахмурился Сергей. Господь в разное время сердца каждого человека касается, Он один знает, когда человек способен к Нему прийти. Вот и для Сергея, видимо, это время пока не наступило. Ничего из того, что чувствовала Таня, он не ощущал.
И еще они вдвоем попали на беседу к старцу – отцу Кириллу. Таня, увидев батюшку, была поражена: лицо его светилось, прямо сияло. Никогда – ни раньше, ни позже – не видела она, чтобы от человека исходила такая благодать. Таня даже смотреть не могла долго на его лицо; она еще и спросить ничего не успела, а чувство благодати, духовного умиления коснулось сердца так остро, что из глаз сами потекли слезы, и она без всякой причины начала плакать.

Сергей заговорил первым, сказал, что торопится вернуться домой: на работу нужно выходить. Старец посмотрел внимательно на них, а потом благословил молодому человеку ехать домой, а Тане благословил остаться пожить в лавре. Помолиться, потрудиться. Сергей, радостный, вышел. А старец на вопрос девушки о дальнейшей жизни, о скором замужестве ответил коротко:

– Это не твой путь.

И она почувствовала себя так, будто камень с души свалился. Поняла, что не радовало предстоящее замужество, а тревожило. Может, эта тревога, чувство ошибки и привели ее в лавру?
После благословения старца очень быстро нашла жилье и работу в монастыре. Сначала, правда, предложили ей послушание в трапезной. Пришла она в трапезную, вышел старший по послушанию, посмотрел на молодую красивую девушку – и отказал. Таня расстроилась:

– Возьмите меня хоть кем! Я сильная, могу любую трудную работу делать… Хоть полы мыть возьмите…
Старший и говорит сопровождающей сестре:

– Ну, если так просится – нужно взять. Вот тебе тряпка, вот ведро – и вперед. Полы мыть будешь. Мой и молитву читай. Поняла?
– Хорошо…

И вот Таня моет полы, только тряпка мелькает. От радости летает, а не ходит. Всё чисто, всё сверкает. И молитва идет – Господь младенца духовного утешает.

Съездила домой, раздала все вещи подругам, жениху отказала, в течение суток обернулась назад. А Сергей и не удивился даже, как будто знал заранее. Видимо, старец помолился за них, потому что принял жених отказ спокойно, с пониманием. Таня потом много лет молилась за него и спустя годы узнала о его судьбе.

Сергей довольно быстро женился, в жены взял девушку жизнерадостную, хохотушку, совершенно неверующую. Лет через пять он сам пришел к вере, и через отца семейства воцерковилась вся дружная семья: и жена, и четверо детей. Вот так Господь промышлял о нем: Таня и без него была верующим человеком, а тут вся семья уверовала.

А тогда, в девяностом, не обошлось без искушения: Сергей предупредил всех своих родных об отмене свадьбы, а мама Тани почему-то забыла предупредить деревенскую родню. Может, расстроилась сильно, может, думала, что не приедут они из своей далекой уральской деревни на торжество. Но в назначенный день приехало полдеревни, собрались самые дальние родственники, даже те, кто Таню только малышкой помнил.

Навезли пирогов, куличей, деревенской снеди. А свадьбы-то и нет! Так они назад поехали, по дороге едят-едят, никак съесть не могут. Всё раздали кому придется, лишь бы не пришлось с этими яствами назад в родную деревню возвращаться – насмешек не оберешься… Вернувшись домой, на все вопросы отвечали, что хорошо, дескать, на свадьбе погуляли. Так вторая половина деревни и была уверена, что Таня благополучно замуж вышла.

Да… А тогда вернулась Татьяна в лавру, молится, на послушании трудится. Через пару недель подходит к ней старшая по послушанию сестра и спрашивает:

– Таня, ты ведь медик по образованию?
– Да, медик…
– Хватит с полами, заканчивай свою поломоечную карьеру. Завтра с утра в медпункт пойдешь.

А Таня расстроилась. Она ведь по новоначалию своему радовалась грязной работе, думала про себя: вот тут-то я смирению и молитве научусь, прямо как в Патерике у святых отцов. А теперь, понимаешь, весь стремительный рост к высотам духовной жизни перекрывают.

– А можно я полы мыть останусь, а?
– Какие полы?! Тебя преподобный Сергий Радонежский благословляет в медпункт!
– Ой! Если преподобный, то, конечно, я готова и в медпункт!

Стала Таня в медпункте трудиться. Там у нее молитва уже не так легко пошла: начнет она молиться, а тут нужно бабушке-паломнице капель сердечных накапать или давление померить, укол поставить. Или семинаристу таблеток выдать. Она про молитву-то и забудет. Потом снова молиться начнет. Молится и думает про себя: «Ах, какое счастье, что я в лавре! А вот Господь сказал: всё оставь и иди за мной… Я так и поступила».

В общем, взлетает мыслью всё выше и выше. Ей уже и есть не хочется, и спать не хочется, только бы на службах стоять и на послушании трудиться. Но в лавре народ опытный, и преподобный Сергий промышляет обо всех своих чадах. Как только стала она взлетать и парить, случилась у нее одна встреча. Приходит в медпункт один профессор, который преподавал тогда в семинарии в лавре. Она у него и спрашивает:

– Простите, пожалуйста. А можно спросить? Вот если все заповеди исполнила, дальше что делать?
Профессор – человек деликатный, внимательно смотрит на нее, как будто диагноз ставит, потом улыбается и отвечает:
– Так-так… А дальше главу тринадцатую, Послание к коринфянам читайте и наизусть учите.
– Поняла… Спаси Господи…

Приходит домой – и сразу за Евангелие. А там:
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,– то я ничто.

И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».

И ещё:

«Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».

Задумалась Таня. Стала читать о трезвении, о духовном возрастании, о прелести. К наставнику духовному обращаться. Год в лавре пролетел незаметно. А в 1991 году произошло событие, которое в ее жизни сыграло важную роль.

В этом году Казанский собор в Петербурге, бывший Музей истории религии, снова стал действующим храмом. Из запасников музея передали Церкви иконы, предметы богослужения, мощи святых. Тогда в простой рогоже, среди гобеленов, обрели мощи преподобного Серафима Саровского – великого заступника нашей земли. Эта радость всколыхнула много душ и даже изменила судьбы некоторых людей.

Мощи привезли в Москву, в Богоявленский храм. И, один раз съездив к преподобному Серафиму, Таня стала отправляться в Москву каждые выходные. Два часа на электричке в одну сторону и два в другую. Только для того, чтобы постоять на молебне и приложиться к мощам преподобного. Услышала, что собираются крестным ходом идти с мощами из Москвы в Дивеево, и тут же к старцу, отцу Кириллу:

– Батюшка, благословите, я пешком с крестным ходом за преподобным пойду в Дивеево.
– Так не понесут мощи, а повезут. Ну что ж… поезжай с Богом в Дивеево.

Так Таня после лавры оказалась в Дивеево. Сразу почувствовала, что люди здесь живут особенные. Во-первых, само место особенное – удел Пресвятой Богородицы. Во-вторых, когда монахинь разгоняли, многие осели у местных жителей, ютились в их избушках. И, конечно, принесли с собой монашескую молитву и образ жизни. И многие местные стали очень верующими людьми.
Бабушка Анна, которая приютила Татьяну, была такая молитвенница! Правило вычитывала монашеское. И пока с утра 150 молитв Пресвятой Богородице не прочитает, чашки чая не выпьет.
В то время здесь была небольшая женская община. Возглавлял ее диакон, которого в шутку называли «наша старшая сестра». Татьяну отвели к старице – последней из оставшихся в живых инокинь Дивеевской обители.

Много скорбей и трудностей выпало на ее долю. В детстве видела грубость, сквернословие, драки, затем трудовая монастырская жизнь, общие послушания, после закрытия монастыря – скитания, гонения, тюрьма и лагерь. Лагерный номер 338, который предсказала ей еще дивеевская блаженная Мария Ивановна. В лагере обыскивали, отнимали нательные кресты, запрещали молиться. Чуть не умерла в лагерной больнице и потом всю жизнь страдала от хронического плеврита и мучилась от кашля.
После многолетних скитаний вернулась в Дивеево с другими оставшимися в живых сестрами обители. Маленький домик номер 16 по улице Лесной. Здесь она прожила 40 лет. В прежние времена в монастыре имена меняли только при монашеском постриге, а при иноческом оставляли имя таким же. Поэтому матушку все местные знали под ее собственным именем: Евфросиния, Фрося.
В 1984 году архимандрит Вонифатий из Троице-Сергиевой лавры по благословению Святейшего Патриарха Пимена постриг мать Евфросинию в схиму. При постриге ее нарекли Маргаритой.
Когда Таня приехала в Дивеево, старице было уже 90 лет. Она принимала приезжающих паломников, сестер общины и относилась к этому как к послушанию, данному ей Самой Царицей Небесной. Старица доставала чугунок батюшки Серафима, поручи, кожаные рукавички преподобного, его большой железный крест. Всё это бережно хранилось, пряталось в годы гонений. Мать Маргарита одаривала богомольцев сухариками из чугунка преподобного, давала советы, наставляла, молилась за всех, кто нуждался в молитве.

Когда Таня с одной сестрой общины пошла к матушке, то они по пути завернули на святой источник, искупались не спеша. А старица, оказывается, ждала гостей сразу после литургии. А потом у нее свои дела, правило молитвенное. И вот заходят Таня с сестрой в дом: в крошечной избушке – сени, кухонька, маленькая келья с низеньким потолком. Заходят, а матушка ворчит:

– Двери закрывайте! Чего так поздно-то пришли?! Где вас носило?!

Таня опешила. Она представляла мать Маргариту такой благообразной благочестивой схимницей, как в Патериках описывают стариц. Чтобы каждое слово – как пророчество, в каждом предложении – свидетельство о прозорливости. Новоначальные ведь часто увлекаются внешним благочестием; бывает, с уст не сходит: «Простите, благословите, спаси Господи, ангела за трапезой». А тут… Что же это за старица?! Голос громкий, сердитый… Это же просто какая-то сердитая бабушка!
Такой ее и местные знали. Называли «бабка Фрося». Духовный человек всех понимает, а душевные и плотские люди – они духовного человека не понимают.

Такой была и схимонахиня мать Сепфора, молитвенно стоящая у истоков возрождения Оптиной пустыни и Клыково. Она тоже была старицей, но жила очень прикровенно, молитвенный подвиг свой скрывала. К ней приезжали иеромонахи, игумены, протоиереи за духовным наставлением, за советом, а соседки недоумевали: «Почему это к нашей бабушке Даше столько священников из Оптиной ездит?»

Таня тогда, в свой первый приход к схимнице, только одно почувствовала: как хорошо ей в этом маленьком домике, как легко на душе рядом с матушкой, как уходят тревоги и заботы. И еще поразилась: какое светлое лицо у старицы! И в келье у матушки было очень благодатно – две большие иконы: Божией Матери «Умиление» и преподобного Серафима Саровского.

Таня попросила:
– Матушка, благословите мне остаться. Быть в общине я, наверное, не заслуживаю, недостойна. Мне бы хоть коров доить или полы мыть, лишь бы жить рядом с Дивеево.

Старица улыбнулась и благословила девушке остаться в общине.

А позднее, когда уже много раз приходила Татьяна в эту избушку – придут все вместе: кто на пол сядет, кто на коленях рядом с матушкой, – позднее Татьяна начала понимать, каким сокровенным человеком была старица. Она скрывала все свои дары. Внешне – никакого елея. Обедает, лепешку ест: «Эх, какая вкусная лепешка! Как хорошо!» Люди придут: «Как там твоя корова? А как твой племянник?» Со стороны – обычная бабушка.

Как-то Таня пошла к матушке с одной сестрой. Та недавно приехала и уже была пару раз у старицы. И вот идут они, а сестра и говорит:

– И чего мы к ней идем?! Она только ест да спит. Обычная старенькая бабушка.
Таня ей отвечает:
– Матушка молится. А это самой большой труд.

Заходят они к схимонахине в домик. Старица Таню впускает в келью, а ее спутнице и говорит:

– И чего ты ко мне пришла?! Я только ем и сплю. Обычная старенькая бабушка. Что же я тебе могу полезного сказать?

Духовного человека видит только духовный. Или тот, кто стремится к духовности, ищет ее. И такой человек мог почувствовать в старице скрытую внутреннюю духовную силу. Рядом с ней душа чувствовала что-то неземное. Такую легкость! Мир помыслов, тишину душевных сил.

А она молилась за всех, кто приходил к ней. Молилась после встречи и молилась во время беседы. И человек, не знающий, что такое сердечная, непрестанная молитва, ничего не понимал: отчего ему так хорошо здесь, в этой маленькой келье, отчего так тянет приходить сюда снова и снова… А внешне это никак не проявлялось… По своему смирению даже схимническое облачение она надевала нечасто, в простой одежде ходила. Схиму стала надевать, только когда монастырь открыли. А внутри – старица. Ей Пресвятая Богородица являлась…

Мать Маргарита переживала за всех сестер общины. Будучи духовно опытным человеком, молитвенницей, она знала, как велика благодать, которую дает Господь новоначальным. Дает втуне, даром. А по мере духовного взросления скрывает. И потом, чтобы стяжать такую же благодать, как на заре духовной жизни, человеку нужно много подвизаться самому. Нужен подвиг, а он не каждому под силу. И часто человек подвизается, молится, постится, живет духовной жизнью, а такой благодати, как раньше, – не чувствует.

Раньше вставал чуть свет – и спать не хотелось! Долгие службы – в радость! Постится – легко! А когда Господь чуть-чуть благодать Свою скроет, чтобы человек собственные силы приложил, вся немощь тут как тут: поститься – тяжело, вставать рано – тяжело, молиться – еще того тяжелее… Вот тогда человек и познает свою немощь, и начинает смиряться понемногу, и понимает, что значит: «Без Мене не можете творить ничесоже».

Старица предупреждала молоденьких сестер об этом. У нее самой когда-то было послушание телятницы. И вот она приводила им простые примеры из жизни, чтобы им было лучше понятно:

– Сейчас у вас столько благодати! А вы ее не цените! Не умеете ценить… Так лошадь, когда в яслях у нее много сена, всё повытащит, копытами потопчет… А когда сена-то мало останется, так лошадка каждую соломинку подбирает. Вот и вы так будете…

Много лет эти слова старицы Таня вспоминает. Только зовут ее теперь уже не Татьяной. И она инокиня. «Даст ти Господь по сердцу твоему и весь совет твой исполнит».

метки:Лиза, рассказы