Таинственный маршрут: лучистая музыка строк. Пермь, 1996. 80 с. 1000 экз.;
Неподсуден: лучистая истина строк. Пермь, 1996. 100 с. 1000 экз.;
Разовый пропуск в счастье. Пермь, 1997. 142 с. 5000 экз.;
Музыка звуков. Пермь, 1998. 180 с. 3000 экз.
Энергия пермячки Светланы Ашировой неисчерпаема и всепроникающа. Именно так, хоть не совсем по-русски, но зато напористо выражаясь, она себя и рекомендует: "расслоившись достойно по Вечности, тут я и там". Вроде Фигаро. Ее поэтическая карьера в Перми ошеломительна. За три года из автора тощих полусамиздатовских сборничков, вызывавших смешки окололитературной братии, она стала любимым поэтом пермской чиновно-политической элиты, автором роскошных целлофанированных томов цветной печати. Стих Ашировой впитал многие веяния. В нем очевидны следы массовой советской, особенно песенной, поэзии 70-х с ее "яростными стройотрядами". Именно оттуда этот характерный навязчивый дидактизм, вялость которого маскировалась искусственно форсированным темпераментом речи: "я не просто о городе думаю, я слагаю легенды о том, как страну мою, как судьбу мою ты вместил в свой подоблачный дом". Но явно преобладает у нее влияние иного письма. Видимо, чрезвычайное впечатление на Аширову произвел ранний отечественный модернизм преимущественно в бальмонтовском изводе, с его заклинательными напевами, стихийностью, эротической экзальтацией и бутафорским космизмом. Отсюда у нее и пристрастие к гипертро- фированным до комизма аллитерациям ("всем женьшеням с жжением не справиться в неглиже на высохшей меже", "в ласк оскаленные скалы скитаться манят аксакалы"), к знаковым для 1900-х абстрактностям на -ость, всем этим "хрустальностям", "неразрывностям", "млечностям", неразлучностям" и прочим "изысканностям", которые испещряют стихи Ашировой.
Из репертуара тех же модерновых 1900-х она усвоила характерную, чрезмерно аффектированную позу стихийного гения, поэта-пророка:
^ Пермь, сплетением ве��
Я тебе напророчу
Оголившихся нервов
Великие строки.
Забавно, но, сама того не ведая, Светлана процитировала тут название скандальной некогда книги "Обнажённые нервы" раннего декадента Александра Емельянова-Коханского: розовая бумага, портрет автора в перьях оперного Демона и посвящение самому себе и египетской царице Клеопатре. Странная цитата. Это как невнятное воспоминание о родине своего языка: "И как же это Вы среди страстей и плясок меня узнали, тихую, как сон?". Каково: жить в Перми "среди страстей и плясок"? Это ведь та же самая брюсовская "радость песен, радость пляск", от которой млели московские дамы style modern на заре века. Махровая прелесть стихов Светланы Ашировой состоит именно в том, что этот ранний московский модерн со всеми его "страстями и плясками" у нее расшит по хорошо проявленной в стихе категориальной канве советского коммунального сознания с его близкими бытовыми горизонтами и невнятной речью. Есть у нее чудная строчка: "Здесь в отдельно забытой стране намечается чувств икебана". Тут вам и цепкое воспоминание о социализме в "отдельно взятой стране", и вековечная мечта об отдельной квартире, и ушедшая в городской фольклор полная "икебана" как синоним всяческого совершенства и гармонии. А на этом коммунальном фоне страсти, пляски, "надменные тайны" и "бесстыдство ласки".
Своеобразная эстетика космически демонических грез простой советской девушки, живущей безвыездно в городе Перми, вполне отразилась в книге "Разовый пропуск в счастье". Книга стала триумфом Светланы Ашировой. Может быть, это самый экзотический цветок на ниве не только пермской, но и всероссийской словесности. Попробуйте достать и прочесть. Уверяю, не пожалеете. В своём оригинальном роде она совершенна. Во всём — от дизайна до стихов. Книга издана в альбомном формате с массой любительских семейных фотографий, виньеток и выглядит совсем как интимный альбом девушки-подростка. Ну, скажем, восьмой класс или ПТУ безмятежных семидесятых. Бытовал такой жанр в подрастающем народе. В подобные альбомы обыкновенно переписывались особо душевные стихи, перлы житейской мудрости, клеились открыточные розы, малиновые закаты, фото подружек в изящных позах: три четверти, кокетливый наклон головы, томный взгляд из-под ресниц. Вот такую книгу издала Светлана.
Между прочим, формально сходные художественные задачи решают художники-симуляционисты. Они эксплуатируют языки локальных субкультур: язык дембельского альбома, раскрашенной рыночной фотографии, дешёвой рекламы и всего остального в том же роде, то есть языки городского китча. Но там чувствуется ироническая дистанция, отсвет игры. А Светлана поёт, как птица.
Китч — ее родная стихия. Воспроизвести, спародировать такую стилистику почти невозможно, она сама по себе пародийна. И розы на обложке, и страсти в стихах, и девушки в позах на любительских фото — все трогательные детали этого словесно-визуального жанра городского подросткового фольклора в ашировской книге-альбоме соблюдены почти буквально. Такой альбом не обходился, например, без сакраментального кредо подросткового эротического кодекса: "Не давай поцелуя без любви". Пожалуйста, есть это и в альбомчике Ашировой:
^ Не расточай, о чернь, чарующих объяти��
И необъятности пучину не учи.
Любвеобильности мирских мероприятий
Полны уж плоть и плотность скорбная ночи.
^ К чему бутон чужой осенней хризантемы?
Уж не за тем ли, чтоб спасенье диктовать?
Я, принимая роскошь звёздной диадемы,
Не разрешу истошность губ поцеловать.
В том же духе 125 мелованных страниц. Но особую пикантность альбому Ашировой придало то обстоятельство, что весь этот рифмованный и смачно иллюстрированный вздор вышел в свет в виде официального юбилейного издания к 200-летию Пермской губернии. Это надо видеть. На первой странице пермский герб, портрет губернатора и его обращение к читателю: "Творчество Светланы Ашировой (Бедрий)... продолжает добрые традиции российской поэзии, свидетельствует о том, какой богатый духовный потенциал может быть сохранен и приумножен в наше время. В год 200-летнего юбилея Пермской губернии особенно важно заметить и оценить каждый светлый росток нашей духовной жизни, сочетающий преемственность и обновление. Очень надеюсь, что стихи Светланы принесут вам истинную радость".
Иначе говоря, курьезная книжка Ашировой предстала перед слегка ошалевшей пермской общественностью как некий итог двухвековых достижений губернии в области изящной словесности. Ситуация сложилась в духе губернских фантасмагорий Салтыкова-Щедрина. Но пермская общественность этот назначающий помпадурский жест приняла в общем-то с покорностью, реакция была вялая и почти исключительно кулуарная. Успех утроил, усемерил энергию Светланы Ашировой, подтвердив верность избранной ею стратегии творческого поведения, — быть любимым поэтом пермской политической элиты. Года не минуло со дня выхода в свет ее "пропуска в счастье", как она порадовала поклонников новинкой "Музыка звуков". Эта "музыка" была не для разборчивых ушей. Окрыленную победой Светлану несло:
^ Пирамидами приня��
Придворный примат.
А бездействию прима
Играет набат.
Или:
О судьба напрокат,
Многократный уют.
Взгляд в сто тысяч карат
Яд, вибратор и плут.
Мы пройти не смогли
По отвесной стене.
Неуместный верлибр
Подпевал сатане.
И т.д. и т.п. Тем не менее эта графоманская "музыка" вышла трехтысячным тиражом как официальный юбилейный подарок городской и областной администрации выпускникам школ города к 275-летию Перми. Книга открывается портретами высоких официальных лиц и обращениями к выпускникам. Особенно лиричным оказался председатель Пермской городской Думы Валерий Сухих: "Именно эту книгу хочется сегодня подарить вам — в час, когда прекрасное будущее открывает перед вами свои горизонты". Невольно вторя Блоку, он призвал школьников "вслушаться в музыку слов" Светланы Ашировой и в ответ "услышать в себе чистые ноты будущей инвенции (sic!) своей жизни".
Но признания пермских чиновников и политиков, назначивших ее на роль поэта, представляющего Пермь, Светлане показалось мало. Понимая, видно, неубедительность чиновных рекомендаций, она решила испытать на прочность пермскую интеллигенцию. И, представьте, ей это удалось. Книга буквально пестрит рекомендациями известных в городе гуманитариев. Аннотацию к "Музыке звуков" подписал доктор филологических наук. Хотя оценки его уклончиво амбивалентны (филологическое образование сказалось), общий тон поощрителен: "поиски", мол. Но это еще что. Доктор философских наук, академик Российской академии социальных наук рекомендовал книгу "в качестве пособия по совершенствованию самосознания". Известный пермякам музыковед, не сдержав прилива чувств, разразился дифирамбом на страницу: "стихи Светланы <...> сами по себе — музыкальная стихия. Не составляет особого труда чуткому сердцу откликнуться "песнью без слов" на это мастерское плетение словес, нацеленное на пробуждение гармонической памяти нашей многомерной сущности". И, доводя ситуацию до абсурда, к хору гуманитариев присоединился голос врача, рекомендовавшего чтение книги как "надежное средство профилактики и лечения многих заболеваний, в том числе сердечно-сосудистых, онкологических, наркомании и СПИДа". Пахнуло откровенным шарлатанством, но заявление медика интригует: как данную книгу лучше применять.
Читаешь все это и глазам не веришь: театр абсурда. Более всего удручило, конечно, участие в рекламе книги Ашировой коллег- гуманитариев.
Настораживало какое-то слишком уж блаженное непонимание специалистами того, что их имена используются в откровенно рекламных целях, что авторитет их ученых званий сбивает с толку учителей и школьников. По аналогии припоминается старый литературный анекдот. Мережковский узнал, что толковый критик написал одобрительную рецензию на заведомо бульварный опус. — "Как же Вы, батенька, могли? Неужели Вам это на самом деле понравилось?" — "Да нет, Дмитрий Сергеевич, я знаю, что книга — совершенная дрянь, но уж очень просили... Не сумел отказать". — "Ну, это совсем другое дело, — мигом успокоился Мережковский. — Ежели из подлости, то это ничего. А то я подумал, что Вы всерьез".
Да, после "Музыки звуков" еще верилось, что все это не всерьез. Дальнейшие события показали, что все серьезно и искренне. Просто графомания в Перми перестала казаться графоманией.
Светлана Аширова (Бедрий).
Пропуск в розовое счастье.
Медленное солнце: лучистая живопись строк. Пермь, 1995. 64 с. 1000 экз.;
Таинственный маршрут: лучистая музыка строк.
Пермь, 1996. 80 с. 1000 экз.;
Неподсуден: лучистая истина строк. Пермь, 1996. 100 с. 1000 экз.;
Разовый пропуск в счастье. Перм...
Развернуть
Светлана Аширова (Бедрий).
Пропуск в розовое счастье.
Медленное солнце: лучистая живопись строк. Пермь, 1995. 64 с. 1000 экз.;
Таинственный маршрут: лучистая музыка строк.
Пермь, 1996. 80 с. 1000 экз.;
Неподсуден: лучистая истина строк. Пермь, 1996. 100 с. 1000 экз.;
Разовый пропуск в счастье. Пермь, 1997. 142 с. 5000 экз.;
Музыка звуков. Пермь, 1998. 180 с. 3000 экз.
Энергия пермячки Светланы Ашировой неисчерпаема и всепроникающа. Именно так, хоть не совсем по-русски, но зато напористо выражаясь, она себя и рекомендует: "расслоившись достойно по Вечности, тут я и там". Вроде Фигаро. Ее поэтическая карьера в Перми ошеломительна. За три года из автора тощих полусамиздатовских сборничков, вызывавших смешки окололитературной братии, она стала любимым поэтом пермской чиновно-политической элиты, автором роскошных целлофанированных томов цветной печати. Стих Ашировой впитал многие веяния. В нем очевидны следы массовой советской, особенно песенной, поэзии 70-х с ее "яростными стройотрядами". Именно оттуда этот характерный навязчивый дидактизм, вялость которого маскировалась искусственно форсированным темпераментом речи: "я не просто о городе думаю, я слагаю легенды о том, как страну мою, как судьбу мою ты вместил в свой подоблачный дом". Но явно преобладает у нее влияние иного письма. Видимо, чрезвычайное впечатление на Аширову произвел ранний отечественный модернизм преимущественно в бальмонтовском изводе, с его заклинательными напевами, стихийностью, эротической экзальтацией и бутафорским космизмом. Отсюда у нее и пристрастие к гипертро-
фированным до комизма аллитерациям ("всем женьшеням с жжением не справиться в неглиже на высохшей меже", "в ласк оскаленные скалы скитаться манят аксакалы"), к знаковым для 1900-х абстрактностям на -ость, всем этим "хрустальностям", "неразрывностям", "млечностям", неразлучностям" и прочим "изысканностям", которые испещряют стихи Ашировой.
Из репертуара тех же модерновых 1900-х она усвоила характерную, чрезмерно аффектированную позу стихийного гения, поэта-пророка:
^ Пермь, сплетением ве��
Я тебе напророчу
Оголившихся нервов
Великие строки.
Забавно, но, сама того не ведая, Светлана процитировала тут название скандальной некогда книги "Обнажённые нервы" раннего декадента Александра Емельянова-Коханского: розовая бумага, портрет автора в перьях оперного Демона и посвящение самому себе и египетской царице Клеопатре. Странная цитата. Это как невнятное воспоминание о родине своего языка: "И как же это Вы среди страстей и плясок меня узнали, тихую, как сон?". Каково: жить в Перми "среди страстей и плясок"? Это ведь та же самая брюсовская "радость песен, радость пляск", от которой млели московские дамы style modern на заре века. Махровая прелесть стихов Светланы Ашировой состоит именно в том, что этот ранний московский модерн со всеми его "страстями и плясками" у нее расшит по хорошо проявленной в стихе категориальной канве советского коммунального сознания с его близкими бытовыми горизонтами и невнятной речью. Есть у нее чудная строчка: "Здесь в отдельно забытой стране намечается чувств икебана". Тут вам и цепкое воспоминание о социализме в "отдельно взятой стране", и вековечная мечта об отдельной квартире, и ушедшая в городской фольклор полная "икебана" как синоним всяческого совершенства и гармонии. А на этом коммунальном фоне страсти, пляски, "надменные тайны" и "бесстыдство ласки".
Своеобразная эстетика космически демонических грез простой советской девушки, живущей безвыездно в городе Перми, вполне отразилась в книге "Разовый пропуск в счастье". Книга стала триумфом Светланы Ашировой. Может быть, это самый экзотический цветок на ниве не только пермской, но и всероссийской словесности. Попробуйте достать и прочесть. Уверяю, не пожалеете. В своём оригинальном роде она совершенна. Во всём — от дизайна до стихов. Книга издана в альбомном формате с массой любительских семейных фотографий, виньеток и выглядит совсем как интимный альбом девушки-подростка. Ну, скажем, восьмой класс или ПТУ безмятежных семидесятых. Бытовал такой жанр в подрастающем народе. В подобные альбомы обыкновенно переписывались особо душевные стихи, перлы житейской мудрости, клеились открыточные розы, малиновые закаты, фото подружек в изящных позах: три четверти, кокетливый наклон головы, томный взгляд из-под ресниц. Вот такую книгу издала Светлана.
Между прочим, формально сходные художественные задачи решают художники-симуляционисты. Они эксплуатируют языки локальных субкультур: язык дембельского альбома, раскрашенной рыночной фотографии, дешёвой рекламы и всего остального в том же роде, то есть языки городского китча. Но там чувствуется ироническая дистанция, отсвет игры. А Светлана поёт, как птица.
Китч — ее родная стихия. Воспроизвести, спародировать такую стилистику почти невозможно, она сама по себе пародийна. И розы на обложке, и страсти в стихах, и девушки в позах на любительских фото — все трогательные детали этого словесно-визуального жанра городского подросткового фольклора в ашировской книге-альбоме соблюдены почти буквально. Такой альбом не обходился, например, без сакраментального кредо подросткового эротического кодекса: "Не давай поцелуя без любви". Пожалуйста, есть это и в альбомчике Ашировой:
^ Не расточай, о чернь, чарующих объяти��
И необъятности пучину не учи.
Любвеобильности мирских мероприятий
Полны уж плоть и плотность скорбная ночи.
^ К чему бутон чужой осенней хризантемы?
Уж не за тем ли, чтоб спасенье диктовать?
Я, принимая роскошь звёздной диадемы,
Не разрешу истошность губ поцеловать.
В том же духе 125 мелованных страниц. Но особую пикантность альбому Ашировой придало то обстоятельство, что весь этот рифмованный и смачно иллюстрированный вздор вышел в свет в виде официального юбилейного издания к 200-летию Пермской губернии. Это надо видеть. На первой странице пермский герб, портрет губернатора и его обращение к читателю: "Творчество Светланы Ашировой (Бедрий)... продолжает добрые традиции российской поэзии, свидетельствует о том, какой богатый духовный потенциал может быть сохранен и приумножен в наше время. В год 200-летнего юбилея Пермской губернии особенно важно заметить и оценить каждый светлый росток нашей духовной жизни, сочетающий преемственность и обновление. Очень надеюсь, что стихи Светланы принесут вам истинную радость".
Иначе говоря, курьезная книжка Ашировой предстала перед слегка ошалевшей пермской общественностью как некий итог двухвековых достижений губернии в области изящной словесности. Ситуация сложилась в духе губернских фантасмагорий Салтыкова-Щедрина. Но пермская общественность этот назначающий помпадурский жест приняла в общем-то с покорностью, реакция была вялая и почти исключительно кулуарная. Успех утроил, усемерил энергию Светланы Ашировой, подтвердив верность избранной ею стратегии творческого поведения, — быть любимым поэтом пермской политической элиты. Года не минуло со дня выхода в свет ее "пропуска в счастье", как она порадовала поклонников новинкой "Музыка звуков". Эта "музыка" была не для разборчивых ушей. Окрыленную победой Светлану несло:
^ Пирамидами приня��
Придворный примат.
А бездействию прима
Играет набат.
Или:
О судьба напрокат,
Многократный уют.
Взгляд в сто тысяч карат
Яд, вибратор и плут.
Мы пройти не смогли
По отвесной стене.
Неуместный верлибр
Подпевал сатане.
И т.д. и т.п. Тем не менее эта графоманская "музыка" вышла трехтысячным тиражом как официальный юбилейный подарок городской и областной администрации выпускникам школ города к 275-летию Перми. Книга открывается портретами высоких официальных лиц и обращениями к выпускникам. Особенно лиричным оказался председатель Пермской городской Думы Валерий Сухих: "Именно эту книгу хочется сегодня подарить вам — в час, когда прекрасное будущее открывает перед вами свои горизонты". Невольно вторя Блоку, он призвал школьников "вслушаться в музыку слов" Светланы Ашировой и в ответ "услышать в себе чистые ноты будущей инвенции (sic!) своей жизни".
Но признания пермских чиновников и политиков, назначивших ее на роль поэта, представляющего Пермь, Светлане показалось мало. Понимая, видно, неубедительность чиновных рекомендаций, она решила испытать на прочность пермскую интеллигенцию. И, представьте, ей это удалось. Книга буквально пестрит рекомендациями известных в городе гуманитариев. Аннотацию к "Музыке звуков" подписал доктор филологических наук. Хотя оценки его уклончиво амбивалентны (филологическое образование сказалось), общий тон поощрителен: "поиски", мол. Но это еще что. Доктор философских наук, академик Российской академии социальных наук рекомендовал книгу "в качестве пособия по совершенствованию самосознания". Известный пермякам музыковед, не сдержав прилива чувств, разразился дифирамбом на страницу: "стихи Светланы <...> сами по себе — музыкальная стихия. Не составляет особого труда чуткому сердцу откликнуться "песнью без слов" на это мастерское плетение словес, нацеленное на пробуждение гармонической памяти нашей многомерной сущности". И, доводя ситуацию до абсурда, к хору гуманитариев присоединился голос врача, рекомендовавшего чтение книги как "надежное средство профилактики и лечения многих заболеваний, в том числе сердечно-сосудистых, онкологических, наркомании и СПИДа". Пахнуло откровенным шарлатанством, но заявление медика интригует: как данную книгу лучше применять.
Читаешь все это и глазам не веришь: театр абсурда. Более всего удручило, конечно, участие в рекламе книги Ашировой коллег- гуманитариев.
Настораживало какое-то слишком уж блаженное непонимание специалистами того, что их имена используются в откровенно рекламных целях, что авторитет их ученых званий сбивает с толку учителей и школьников. По аналогии припоминается старый литературный анекдот. Мережковский узнал, что толковый критик написал одобрительную рецензию на заведомо бульварный опус. — "Как же Вы, батенька, могли? Неужели Вам это на самом деле понравилось?" — "Да нет, Дмитрий Сергеевич, я знаю, что книга — совершенная дрянь, но уж очень просили... Не сумел отказать". — "Ну, это совсем другое дело, — мигом успокоился Мережковский. — Ежели из подлости, то это ничего. А то я подумал, что Вы всерьез".
Да, после "Музыки звуков" еще верилось, что все это не всерьез. Дальнейшие события показали, что все серьезно и искренне. Просто графомания в Перми перестала казаться графоманией.
Свернуть