На скамье подсудимых их было двое: Василий, ухоженный мужчина, по виду интеллигент средних лет, как видно, знающий себе цену, только глаза выдавали его растерянность и страх, и другой - помоложе, на первый взгляд, не очень-то законопослушный человек, у которого, судя по всему, обычной средой обитания были городские свалки и помойки.

Первым в суде слушалось дело обитателя трущоб, он чем-то походил на ежа своей взъерошенностью и давно не бритой физиономией. Этот человек признавался обвинением виновным по десяти статьям, за что ему угрожал самый суровый приговор - смерть; и, выслушав все злодеяния, поник головой, так как наверное понял, что за всё содеянное ему не будет пощады. Но от защиты выступил весьма толковый адвокат и повернул дело так, что явный преступник был оправдан и сразу же в зале суда освобождён из-под стражи.

Такое решение судей успокоило Василия, невольно сопоставляющего свою жизнь с соседом по скамье: он, по сравнению с ним, был просто ангел, поэтому больше не переживал, и к нему вернулись уверенность и смелость. «Ладно, - взяв себя в руки, подумал он с обычным пренебрежением, - послушаю, что в мой адрес наплетут».

Сам-то он был юридически человеком грамотным: в молодости закончил юрфак университета, так что имел кое-какие знания о судопроизводстве. Прокурор зачитал обвинение: виновен по трём статьям; но по ходу судебного заседания вдруг появились новые материалы дела, которые потянули на «вышку». Он ещё подумал: «Бред какой-то!»

И уже стал сожалеть, что отказался от защиты. Хотел было исправить эту свою промашку, сказав суду, что говорил то в горячке, в умопомрачении, в нетрезвом разуме. Стал требовать, просить, умолять судью, чтобы назначил адвоката, но тот был непреклонен. В момент задержания Василий был настолько возмущен и уверен в своей правоте, что отверг помощь адвоката, возомнив себя классным юристом, самому способным за себя постоять, не думая, что потом обернётся всё против него, а обвинения были куда ещё серьёзнее.

Как он ни пыжился, как ни старался себя оправдать, сказывалась его неопытность как защитника; по всем статьям он это дело проиграл и был приговорён к смертной казни с незамедлительным её исполнением по прибытии в тюрьму.

Смертный страх, который нахлынул на него, так парализовал его волю, что он уже еле слышал происходящее в суде; вот-вот готовый потерять сознание от помутившегося ума, не смог даже в последнем слове сказать что-то в своё оправдание.

Потом была, как в тумане, дорога в тюрьму, его завели в какое-то тюремное помещение, только тогда он немного стал приходить в себя. По бокам на лавке от него сидели два охранника; напротив железная дверь, над которой горела красная лампочка: он понял, что там произойдёт казнь.

До конца не соображая, что ему осталось жить считанные минуты, в каком-то оцепенении стараясь понять, почему так произошло, в полном замешательстве Василий думал: «Какой я убийца?.. Жил как все люди, в работе, в борьбе за намеченные цели. Да, в моей компании были жесткая дисциплина и порядок, и я не держал ненужных людей, так как считаю, что на работе все должны выкладываться; если не хочешь, то уходи на более спокойную работу. Я за своих работников государству налог плачу, - оправдывал себя Василий, - и должен из них выжимать всё: у меня не благотворительная организация, мне до людских проблем дела нет, а нужны лишь их знание и сила.

Не нравится зарплата - ищи другую компанию, где больше платят, я никого не держу, и сокращение - это в порядке вещей, почему я должен терять свои деньги ради кого-то? Если кто-то из сокращённых спился и удавился, я-то здесь причём? Конечно, неприятно получилось, когда автобус компании сорвался с обрыва и двадцать человек погибло, но за это ответил механик. Он должен был знать, что без технического обслуживания транспорт опасно использовать, должен был мне доказать, что ремонт машины необходим. Правда, вроде бы, подходил и просил, но как-то неубедительно, поэтому сам виноват.

Мать в нищете умерла в сибирской глухомани, я и не знал об этом; как будто бы деньги ей отсылал, а может быть, действительно закрутился и позабыл. Времена-то какие настали - если не успеешь отхватить «кусок пирога», другие не замедлят оттяпать, тогда пиши всё пропало: другого случая может и не быть, поэтому порой было ни до чего».

Мозги лихорадочно работали: «Но почему смерть? Я же как все нормальные люди, а я успешный человек, значит, могу себе позволить то, чего другие не могут. Почему я должен устраняться от забав с молоденькими женщинами и вообще от красивой жизни? Жена к этому давно привыкла; её же не упрекаю в неверности, хотя поводов было предостаточно. Нас связывает только бизнес и больше ничего.

Молодая служанка, говорили, спилась из-за меня, но она сама виновата: много захотела, «знай, сверчок, свой шесток». Что беременной стала от меня, это ещё надо доказать, хотя само собой всё разрешилось: как-то, пьяная, сгорела в своём деревенском доме.
Дурак, чего наделал! Чем думал, когда отказывался от адвоката!»

Василий всё это время не сводил глаз с красной лампочки, которая сейчас для него являлась буквально жизнью, и, пока она горела, теплилась в нём какая-то надежда на спасение. Вот загорелась серая, на него новой волной накатил смертельный ужас, ноги перестали слушаться, мрачные стены камеры поплыли перед глазами, его подхватили тюремщики и волоком потащили к страшной двери, за которой для него всё должно было остановиться.

Василий проснулся в холодном поту. Через открытую балконную дверь вместе с тёплым летним воздухом комнату наполняло щебетание птиц, но оно не радовало; он не мог понять, к чему этот сон. Вдруг пришёл на память библейский стих: «Се, стою у дверей и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною», - который остался от детства, когда с мамой ходил в церковь; его что-то осенило, и он громко прошептал: «Адвокат! Каждому человеку нужен адвокат - Иисус Христос!»

Потрясённый таким открытием, он молча собрался и, никому из домочадцев не сказав, торопливо пошёл в ближайшую православную церковь. Спустя какое-то время он стал в ней дисциплинированным и кротким прихожанином.
О. Тольский