Гражданская война прокатилась по всей Сибири. В один из пасмурных летних дней 1919 года на окраине большого села взятого белыми, в бревенчатом пустом амбаре у крутого берега таёжной речки, ждали исполнения смертного приговора двое. На полу была разбросана солома, а через небольшое отверстие в стене проникал свет, который еле освещал находящихся там людей. Они сидели молча, каждый думал о своём. Им не о чем было говорить, каждый видел в лице другого классового врага. Накануне им было предъявлено обвинение. Один из них, молодой поручик, был приговорён к расстрелу за убийство, повздорившего с ним штабс -капитана; другого, чуть постарше, с перевязанной рукой в разорванной тельняшке, как красного лазутчика, также ждал расстрел.

Стало смеркаться. Неожиданно тишину нарушили приближающиеся шаги, лязгнул засов, и в дверь втащили окровавленного на вид старого человека с густой чёрной бородой; когда конвоиры вышли, пленные доволокли его до соломы, на которую он со стоном опустился.
- За что тебя так, дед? - спросил тот, кто был в тельняшке. Старик, немного помолчав, и взглянув на него, страдающими глазами, ответил:- Кто их разберёт, видать чем-то не понравился, раз так побили, а утром грозились расстрелять!

- Ни за что, не стали бы! Значит, есть за что! - сказал с иронией поручик.
- А вы сами то кто будете? - пропустив мимо своих ушей слова белогвардейца, спросил дед. - Хотя что я спрашиваю, если сидите, значит, красные!
- Нет, дед, я офицер освободительной армии от большевистской заразы! - сказал ближе к нему сидящий пленный, не скрывая злобы.
- Извиняйте, если что не так сказал! Всё сейчас перемешалось, не поймёшь где кто!- ответил дед и, посмотрев на второго пленного, обратился к нему,- а ты, соколик, чей?
- Я то, как раз красный, и борюсь за то, чтобы тебе лучше жилось!

- Да, - не спеша, ответил дед, - никак подошло последнее время перед пришествием Христа, когда предаст брата брат на смерть. Я тоже хотел милосердие проявить, спрятав тяжелораненого из красных, и надо ведь кто-то из сельчан заметил и сдал меня; но я поступил бы точно также и с белым, все мы люди, и должны всем милость оказывать, как заповедовал Господь Иисус Христос. Плохо, слаба вера в народе, вот и вы, наверно, крещённые, может раньше церковь посещали, как же смогли дойти до братоубийства, до такого омерзительного греха. Подождите-ка, я помолюсь, и попрошу мира и Божьего присутствия в этом месте!
Закрыл глаза и что-то стал шептать губами, через какое-то время, помолившись, сказал : Простите за оплошность, не пригласил вас к молитве, сейчас надо не пустословить, а молиться; грехов у всех столько, что кровь с земли к Богу вопиёт!

Видно молитву старика услышал Господь, и коснулась Божья любовь пленных.
- Я тоже за правду буду страдать! - сказал несколько смягчённым тоном белый офицер. - Только сгоряча убил того мерзавца, когда он издевался над людьми. Кому не сказать, садист, и есть садист; избавил народ от сволочи! Но, всё равно, из-за поддонка не хочется умирать, другое дело в бою, как герой, хотя я по библейски поступил, как сам Бог призывает: "Проклят, кто удерживает меч Его от крови"
- Да ты Писания никак знаешь? - спросил радушно дед.
- Отец священник, наверно, и сейчас служит; хотел, чтобы и я пошёл по его стопам. Поступил в семинарию, но через два года бросил, перетянул университет; после учёбы окопы первой мировой, и вот теперь не понятно что!...
Последовала пауза.

- И я за правое дело воюю! - несколько виновато, нарушив тишину, матрос сказал, - чтобы освободить Родину от буржуйской кабалы. Рабочий класс в рабов, что не на есть самых последних превратили; дальше и ехать некуда. А потому у меня один лозунг: "Победа или смерть"!

Опять наступила тишина.
- Эх, сынки, негоже воевать между собой! - сказал старик. - Самое последнее дело участвовать в гражданских войнах: не Божье это дело! Как звать то вас? Чай ночь впереди!
-Меня Иваном! - матрос ответил;
-Меня Павлом! - другой... добавил.
- А меня Поликарп! - с трудом, терпя боль, сказал мученик, и, собравшись с мыслями продолжил,- кому помирать охота? В любой жизни есть свой смысл!

- Да ты, дед, философ! - иронично бросил Павел.
- Науками моими была Библия в церковно-приходской школе, а в Писаниях всё, что надо знать, есть!
- Знать бы, как спастись? - Иван встрял в их разговор. - Есть всё, да не всё!
- Главное, спастись для вечности, а наша жизнь, как миг! - ответил Поликарп,- и Бог от нас просит не много, всего лишь покаяния с милосердием, чтоб в Божьем Граде наслаждаться вечной радостью, неужели откажитесь?

- Где-то слыхал про вечную жизнь! - сказал Иван не без сарказма. - Это значит я буду блаженствовать, а дети мои без меня станут от голода издыхать; какая же для меня здесь радость?
Дед тихим, но властным голосом прервал матроса: - Сейчас надо меньше рассуждать, а больше действовать! Нас трое, что нам может помешать обратиться с мольбой к Творцу. В Его власти разрушить это предприятие с нашей казнью! В Его воле продлить нам жизнь!

- Но я же разуверился в Боге! - возразил Иван. - Лет двадцать и в церковь не ходил!
Молчащий Павел вдруг резко сказал: - Если своих детей не хочешь сиротами оставить, к нам присоединяйся! – и, придвинувшись к старику,- действительно, была, не была, дед, начинай!
Поликарп сразу же, как бы боясь чего-то не успеть, начал молиться. Начал читать псалмы (Псалтирь, Поликарп знал на память). Вставлял просьбы, просил Всевышнего даровать им освобождение. Когда дед уставал, подхватывал молитву Павел, и так же пламенно и искренне взывал к Богу, прося за всех прощения и умоляя сохранить им жизнь. Иван рядом сидел, поддакивая.

Стемнело, но они продолжали и в темноте молиться. Вдруг слышат шорох с улицы и торопливую речь в отверстие стены - Поликарп, ты меня слышишь, это Клим!
Пленные сразу же встрепенулись.
Дед сказал:- Сынки, помогите мне, поближе встать!
Подхватив под руки Поликарпа, подтащили его к стене, и он, узнав голос сельчанина, ответил: - Клим, я здесь!
- Поликарп, как ты там?
-Терпимо. Что с моей старухой? Успела уйти в тайгу?
- Нет, после твоего ареста и её увели, а куда, не знаю?
- Плохая весть! - смог только вымолвить старый человек.

- Но у тебя есть возможность бежать; из погреба есть проход наружу к берегу, только надо его нащупать. Он зараз за лестницей, держи кирку, разобьёшь тонкую стенку и увидишь лаз; об этом мне вечером свояк сказал, когда увидел, как тебя избитого тащат в этот амбар: раньше он был его! Держи скорее! Пока никто не увидал! Да, к кирке привязан мешочек, в котором свечка со спичками!
В ту же секунду в отверстии показалась кирка. Пленные, приняв инструмент, на ощупь отвязали мешочек, извлекли из него спички с огрызком свечи, и через мгновение помещение озарилось светом.

Павел с Иваном стали сгребать солому. Увидели посередине пола щит, закрывающий погреб. Открыли его и спустились в подпол. Поликарп сидел на полу, прислонившись к стене, и непрестанно молился, теперь уже только прославляя Бога за Его такой чудесный ответ на их молитвы. Он слышал гулкий звук от кирки и ещё более самоотверженно молился, боясь, чтобы враги не услыхали этот шум. Потом последовала тишина, и из погреба появились две головы, лица которых излучали решимость с радостью.

- Дед, всё, выход есть! - воскликнул Павел. - Как ты потихоньку сможешь проползти, а нет, то мы поможем!
- Сынки, я что подумал! Идите без меня, а то со мной далеко не убежите; даст Бог, может и пронесёт!...
- Да что ты, дед, как без тебя! - возразил Иван. - Нет, бежать так всем вместе!
- Да не могу я! - с надрывом старик ответил, - когда узнают, что сбежал, чего доброго, ничем невинную старуху расстреляют, как тогда жить потом!

Вы лучше вот что сделайте: свяжите меня, как будто я вам чинил препятствие, когда вы решили бежать; авось обойдётся, жизнь оставят! Вы же немедля идите вверх по реке, с пол версты напротив векового дуба будет брод; перейдя им, прямо вдалеке увидите лес, к нему подойдёте, берите вправо и уткнётесь в сторожку монаха - отшельника, там вас никто не найдёт. Если спросит, откуда вы...; говорите от меня. Быстрее уходите, а то уже светает; да благословит вас Господь в пути! И помните, не ссорьтесь на дороге!
Двое поспешно ушли.

Прошло двадцать лет. Из кабинета начальника отдела государственной безопасности НКВД большого города вышел седой военный, лет пятидесяти, на ходу листая папку с полученным делом. Видом он явно был озабочен, и как только вошёл к себе в кабинет закрыл на ключ дверь. Разложил несколько фотографий на
столе. На одной из них, в группе разыскиваемых людей, был его старый знакомый. «Сколько же лет прошло, - подумал Иван, вспоминая тёмный амбар и неожиданное избавление от смерти, переход реки, в которой в яму угодил, и если бы не Павел, ему бы одному, с покалеченной рукой, не выплыть. Месячное пребывание у монаха, пока залечилась загнивающая рана; потом дорога в город, который тогда уже был под красными.

Партийная учёба, затем оперативная работа в НКВД, - так с девятнадцатого его и не видал. Жили в одном городе и не виделись. Поначалу, правда, открытками поздравляли друг друга с праздниками, а потом всё как-то заглохло. Знал только, что работает Павел служащим на железной дороге; а судя по этой фотографии занимает не малый пост. Надеюсь, случайно попал в объектив фотоаппарата. Но как только начнётся следствие по этому делу, тогда, как пить дать, его белогвардейское прошлое всплывёт, а там уже не будут разбираться: "лес рубят, щепки летят", - мелькнуло в голове,- предупредить его, чтобы как можно дальше уезжал; он ещё тогда говорил, что родные у него где-то в Прибалтике».

Хотя и лезли в мозги сомнения, касающиеся непричастности Павла к шпионской деятельности, профессия давала о себе знать, но гнал их от себя, потому что тот прожитый месяц у монаха, показал, что Павел честный человек, и не мог врагом стать. Иван именно тогда после тех событий по настоящему уверовал в Христа, не могли не повлиять на него его беседы с Божьим человеком. Достал конфискованную Библию и тайком её читал; как скрытный человек даже с женой молчал о вере, и никого в своё сердце не допускал.

Он не мог не видеть вокруг себя порой явных перегибов в работе с подследственными, когда не виноватые люди гибли от чудовищной клеветы. Страшнее было то, что следователи особо и не пыталось разбираться в делах подозреваемых; и анонимке было достаточно, чтобы человека осудить на немалый срок. Павел знал, что творилось в застенках НКВД и в то же время молчал, оправдывая себя словами из Писаний:"...разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время". Нельзя сказать, что он не боялся Бога, боялся, и был убеждён, что кровь невинных может быть и на нём; поэтому чрезвычайно ответственно относился к людям, к соотечественникам, тем более к своим друзьям, но был суров и не приклонен к явным врагам советской власти.

Специально задержавшись на работе, до тех пор как на улице стемнело, вышел из дверей управления, сел за руль оперативной машины и поехал разыскивать дом Павла по новому адресу, который ничего не стоило ему узнать. Машину оставил за квартал, и быстро пошёл по тёмной далеко от центра улице, вдоль одноэтажных частных домиков. Мелкий моросящий осенний дождь и темень были ему как нельзя кстати. Включил фонарик, чтобы легче было найти номер дома, и увидев, что подошёл к нему, открыл калитку палисадника; через несколько секунд был у крыльца разыскиваемого друга.

Постучал, немного погодя послышался лязг замка, дверь отварилась, и он увидел Павла. Двадцать лет дали о себе знать, перед ним стоял полнеющий мужчина, с покрытой сединой головой. Не узнав из-за темноты, кто перед ним, тот вежливо спросил Ивана: - Вам кого, товарищ!
Не скрывая радости в голосе, Иван ответил:- Павел, тебя!
Потом последовала тёплая встреча, воспоминания о далекой молодости увели их разговоры за полночь. Помянули и Поликарпа, в тот раз он уцелел, его помиловали, а умер уже через десять лет своей смертью; в конце 20-х годов они к нему приезжали, только врозь. Но о главном Иван не позабыл, показав фотографию, он спросил у Павла: - Ты знаешь этих людей?

В ответ услыхал: - Только одного, который слева; чиновник их министерства!
- А где снимались?
- На пикнике, по случаю его отъезда и завершения проверки нашей деятельности: обычная практика после проделанной работы угощать гостей.
-А остальных троих, не знаешь?
- Нет, скорее всего, случайные отдыхающие из нашего подведомственного Дома отдыха.
-Да, Павел, влип ты в неприятную историю; один из них шпион!

У того от удивления расширились глаза. - Вот тебе раз, так что ж могут и меня заподозрить? Начнут рыться в прошлом, а оно для Советской власти не безупречно!
- Именно так!
- Что ж теперь делать?
- Собирай манатки и как можно быстрее отсюда исчезай! Подругу не предупреждай, пусть ничего не знает. Ехать есть куда? Ты раньше говорил, что кто-то у тебя в Прибалтике; туда и едь, там не найдут!
Затем он поспешно собрался, Павел вышел проводить его до палисадника, около которого молча обнялись, Иван открыл калитку и скрылся в темноте. На следующий день, оформив командировку в Москву, якобы по служебным делам, Павел выехал в столицу; и по прибытию туда сразу же взял билет на отходящий поезд до Вильнюса.

Через два года грянула война. Иван в это время гостил у своих престарелых родителей в Гродно. Опасаясь за их слабое здоровье, решил там задержаться; тем более ему в гор. отделе НКВД предложили остаться в оккупированном городе. Он, как патриот, не мог отказаться. Вскоре для него началась смертельно опасная работа подпольщика.

Как-то раз, ему понадобилось съездить по делам подполья и соседнюю Литву, имея при себе надежный документ на имя коммерсанта Альберта Метцлера, но на границе по недоразумению был задержан, и сопровождён в полицию. Когда он вошёл в дом, в котором размещалась власть нового порядка пограничного города, за столом прямо перед собой увидал двоих военных и штатского, в котором узнал Павла. Один из них грубо по-немецки спросил, Павел перевёл: - Фамилия и цель вашего приезда в Литву!

Вдруг Иван вспомнил, что Павел однажды хвалился знанием немецкого языка, даже хотел обучать языку детей в школе.
- Альберт Метцлер, из обрусевших немцев, цель - коммерция, поставки картофеля немецкой армии.
Видя, что придраться не к чему, немец так же грубо добавил: - Езжайте!
Павел перевёл и отдал ему документы.

Он был готов ко всему, но только не к этому. Мозги сверлили мысли, когда он шёл к своей машине, что сейчас его догонят и схватят.
«Павел не предал...; может в ответ на мой поступок. Я, по сути дела, его спас два года тому назад, но я думал, что он честный человек, а он оказался оборотнем».
Так ему стало не хорошо на душе, как будто бы вывалили его в дерьме, залезли в самые, что ни на есть, потайные уголки сердца и там нагадили; с таким чувством он продолжил выполнение порученного ему дела.

Затем была текущая работа в городском подполье, порой от смерти на волоске, потеря товарищей, постоянная тревога, и так месяц за месяц, год за год.
Ему повезло: он выжил в самом пекле, и после освобождения Белоруссии вернулся в родной свой дом. Было время разгула уголовщины, и дел на новой должности в районном отделе милиции было невпроворот. Так незаметно пролетели годы...

23 февраля 1958 года у экрана телевизора сидел седой старый человек и смотрел любимый послевоенный фильм. Настроение было приподнятое, всё-таки праздник, и потому что получил приглашение от обкома партии на торжественный приём по случаю 40-й годовщины создания Рабоче-крестьянской Красной армии, и вечером за ним должна была приехать машина. Вдруг звонок в дверь, ещё подумал:- Кто бы мог быть?
Подошёл к двери и посмотрел в глазок, привычка оценивать ситуацию наперёд с бдительностью сохранились. Вернулся в комнату, прихватил пистолет, спрятав в карман пиджака, пошел к двери.

Опять посмотрел в глазок. У двери стоял прилично одетый мужчина, по возрасту, должно быть, пенсионер. Вглядевшись своим не по годам зорким взглядом, узнал в нём Павла; задумался на несколько секунд, открыл дверь и выпалил:- Павел - ты!

- Весь перед тобой! - с радостной улыбкой сказал гость. - Дай, думаю, навещу своего старого товарища!
- Заходи, я очень рад! - дал ему зайти, помог снять пальто, пытаясь скрыть настороженность, пригласил в комнату. А когда уселись за стол, спросил его:
- Какими же судьбами, я думал ты...
Павел перебил: - Немецкий пособник, фашистский прихвостень, которого надо судить, как врага народа! Ты это подумал? Ладно, вот мои документы - из пиджака достал удостоверение КГБ и показал сидящему в напряжении другу. -Да вынь ты руку из кармана, а то ненароком выстрелишь!

Иван внимательно посмотрел удостоверение, и, смутившись от нахлынувших мыслей, поспешил убрать оружие. Открыл, стоявшую на столе бутылку, мигом принёс из кухни закуску с рюмками, разлил в них водку и сказал: - Ну, давай за встречу!
Немного расслабившись от выпитого, Иван продолжил:- Мне последняя наша встреча, всю войну покоя не давала; так что ж ты тогда был наш, и никогда не был шпионом?
- Немецким точно не был! А что переводчиком в комендатуре у немцев работал во время нашей встречи, ты видел, и только после того дня разыскивать стал подполье.

Сразу, как только признал тебя, библейские слова от Поликарпа вспомнил: "не ссорьтесь на дороге". Меня тогда, как обожгло от мысли, что если мне было суждено родиться и жить в России, то мой долг христианина против тебя не воевать, потому что, кто не с родиной, тот против неё, и отсидеться не удастся. Напротив, всеми силами бороться за победу, за освобождение страны от завоевателей. С тех пор так и живу и делаю, правда, на незримом фронте... Сейчас молодым офицерам опыт передаю; скоро три года, как преподаю в академии!

- Да, удивительно!- ответил Иван, и немного помолчав, добавил,- и мне в сердце с того самого раза в том амбаре запали слова "не ссорьтесь на дороге", и я всю жизнь их помню и стараюсь жить по ним. Работал далеко не в благотворительной организации, жестокости хватило повидать, - залпом выпил, прижав кулак к носу. - Случалось всякое, но Бог по молитвам всё разрешал и не давал впасть в позорные поступки. Сейчас в годах ещё больше убеждаюсь в глубине и верности этих библейских слов. Зачем собачиться друг на друга в этом стремительном движении по дороге жизни, когда она так быстротечна и хрупка!

Весь день проговорили друзья, друг другу рассказывая, как выручал их Бог в военные годы, в годы работы в тылу у немцев. Бывало и так, казалось, что уже ничего не могло спасти, но чудом оставались, целы, и они знали, что это не счастливые случайности, таков был промысел Божий, и так хотел Господь.

А вечером Иван повёз своего товарища на праздник в Обком партии. Там, Павел рассказывал с трибуны про боевой свой путь, про неимоверно опасные дела разведчика, когда до провала, доводилось и такое, был шаг один. Но "всем смертям назло", он выжил. Любовь к Родине и преданность своему народу, спасли его.
Не смог он сказать всей правды, что причина его спасения - вера в Бога, в промысел Божий о каждом человеке. А почему не сказал, потому что знал, что не поймут. И всё же не удержался, закончил выступление фразой, непонятой для всех, кроме одного, сидящего среди заслуженных людей: "не ссорьтесь на дороге"
О.Тольский