Более двух лет Татьяна Николаевна почти без перерыва проработала хирургической сестрой. Она не давала себе отдыху и сердилась, когда кто-то пытался избавить её от «лишней» работы. В.И. Чеботарёва вспоминала: «Сегодня «папа» снова уезжает в армию. Я думала воспользоваться этим временем, чтобы выварить шёлк, поскольку Т.Н. наверняка будет занята – боюсь, что бедняжка слишком устала. Но она догадалась: «Ну скажите мне, пожалуйста, что за спешка. Как вы хитры – а я сначала и не догадалась – ведь срочных операций нет, - почему вы можете дышать карболкой – а я не могу?» - настаивала она. Оставили до следующей недели. Госуд(арыня) позволила».
«Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моём идеале, мне бы нужно было только написать портрет Великой Княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию её, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: «Вот сестра, милосердия…», - писала С.Я. Офросимова. – На этом портрете Великая Княжна снята в халате сестры милосердия; она стоит посреди палаты, залитой лучами солнца; они обливают ярким светом всю её тонкую, высокую фигуру, золотыми бликами ложатся на её белоснежную одежду. Её головка, в белой, низко одетой на лоб косынке, снята в профиль; черты её прекрасны, нежны и полны грусти, глаза слегка опущены, длинная тонкая рука лежит вдоль халата… это не портрет, нет… это живая сестра милосердия вошла в палату в яркий, весенний день… Она подошла к постели тяжелораненого… она видит, что он заснул первым живительным сном… она боится шевельнуться, чтобы его не потревожить… она замерла над ним счастливая, и успокоенная за него, и утомлённая от бессонных ночей и страданий, её окружающих.
Все врачи, видевшие Великую Княжну Татьяну Николаевну за её работой, говорили мне, что она прирождённая сестра милосердия, что она нежно и бесстрашно касается самых тяжёлых ран, что все её перевязки сделаны умелой и уверенной рукой».
Великие Княжны не забывали никого из своих подопечных. Даже находясь в Тобольске, они писали их близким, стараясь узнать об их судьбе. Последней записью, сделанной Татьяной Николаевной в дневнике, была цитата из Пр. Иоанна Кронштадсткого: «Скорбь Ваша неописуема. Скорбь спасителя в Гефсиманском саду за грехи мира – безмерная, присоедините вашу скорбь к Его скорби и в ней найдёте утешение».