ЖИЗНЬ И СОБЫТИЯ

– Жизнь она – это… одни сплошные события! – сказал Георгий.
– Ага,.. разворачиваются они – енти события – как захотят. – поддержал начатый Георгием разговор брат его Олег… во Христе.
– А кто их разворачивает… эти события-то? Ясно кто… – человек. – Он самый!
– Или еще кто?.. – перебил Олег Георгия – Можа, говорю, и еще кто?
– ?
– А почему бы… и нет. Ну, например, Бог…
– Но об этом еще поговорим, брат – опосля – попозже, в конце, ага? А теперь слухай, что я тебе расскажу.
И поведал Георгий Олегу рассказ свой… следующего содержания.

ВСТРЕЧАЙТЕ ГОСТЕЙ

Так вот, вторая-новая жена… – и тут Георгий осекся в некотором умственном замешательстве – о!.. – В уме подумал он… – Или новая-вторая жена? Как правильно-то?.. – Он не обращая никакого внимание на собеседника сам в себе в уме стал рассуждать в слух, но тут вспомнив, что он не один, а с братом беседует, заговорил несколько сумбурно чуть ли не скороговорками… – короче гражданская жена Федора по имени Екатерина надумала рожать ребенка… – второго. Первого она еще в прошлом году родила. А тут второго… надумала… рожать-то. Да, ладно, если бы еще… надумала. Да ничего она не надумала! В смысле рожать она не надумала. Само получилось. На самом деле так решил тот, кто в животе у мамаши… был, ага.
Как так получилось? А кто его знает? Свечку, ведь никто не держал, ибо все происходило тайно: за что боролись на то и напоролись. Вот и получилось, что получилось… – явно. А когда спохватились они – поезд того… ту-ту… приехали, мол, встречайте гостей.

ЖИТЬ ЧЕРЕЗ СТЕНКУ

По-человечески оно, конечно, понятно, ежели рассудить… по уму-то. Как рожать второго ребенка? Зачем рожать? Да еще при соседстве по дому через стенку с прежней… – первой женой. У которой аж шестеро было… на руках… и все от Федора, ага! Думали-гадали одно, а получили в итоге совершенно другое. Хуже прежнего. Ума-то нету…
И власть куды глядела… непонятно. А что она власть-то!? Власть она возьми и пополам… дом-то, что построил Федор (и золотые ж руки у него были!), взяла власть та… совхозная, ну и… разделила дом… пополам, ага.
Она-власть тогда так рассудила: «Федор хату построил? Замечательно! Вот и пусть живут… через стенку с друг дружкой, а других домов в совхозе… нету» – сам директор совхоза Леушин так рассудил, ага.
Задумала тогда баба в сердцах – страшное – Бога ли? она не побоялась! Избавляться? от дитя… «Надо, говорит она Федору… избавляться от ентого дитя».
Молодой горемычной мамаше шел тогда сороковой год. Верующая была мамаша… Но, можа, и ни так верующая как ее мать… – Настасья – Библию та из рук не выпускала, – читала все читала, – или молилась, не знаю, как-правильно-то сказать. Одним словом, читала Евангелие и смотрела на новую жизнь – советскую… – без радости. Какая же тут радость, коли Бога отняли у народа… – церкви закрыли!
А что Федору? Его ж дело – не рожать… сам понимаешь. Хоть он и мужик, а ума-то… нету. О!.. Случай вспомнил я – наш авиаторный… Анекдот целый. И впрямь… в тему.

ДЕЛО БЫЛО В ИРКУТСКЕ

Дело было в Иркутске… в-в-одна тысяча девятьсот каком-то году. Как щас помню. Да мы ж там, брат, учились когда-то… ого-го! Он там ходячий был… анекдот этот… целая армейская байка, ага. Да, ты должон помнить его! Так вот, слушай, инструктирует курсовой офицер курсантов. А те в увольнение собрались, наглаженные все, начищенные, блестят на солнце бляхи ихнии, и благоухают они сами… одеколоном «Шипр». Собрались крусранты в город в увольнение… на танцы, а дело было в субботу. Вот и говорит офицер им, мол, товарищи, курсанты, вы должны знать, что у курсанта есть две головы: большая и… маленькая. Понятно, да? – и показывает им глазами… туда-то. Сам знаешь куда. Мол, это для тех у которых ума-то… нету. И спрашивает их – какая из них должна быть голова ведущая, а какая ведомая? Тишина. Крусранты молчат, слушают-ждут, что дальше будет, и смотрят... Сами крусранты ответа, конечно, не знают – ума-то… нету. А кто догадывался из них, то тот с ухмылкой хитро помалкивал, стоя в строю… – не высовывался: а зачем?
Курсовой офицер подождал, выдержав значительную паузу (спешить-то ему некуда, служба идет) и… говорит им ответ сам, мол, объясняю, товарищи курсанты… Ведущая голова должна быть та, что большая. Ей-то и надо думать. Понятно? А та, что маленькая… – она ведомая. Ей думать не надо. Тоже понятно, да? Прошу не перепутать… в увольнении.

ОН ЖЕ НЕ РОЖДЕННЫЙ!

Так вот, дальше события разворачивались следующим образом. Младенец в утробе у горе-бабы растет и крепнет. Знал ли он, что надумала его мамаша… горе луковое? Можа, и не знал, а можа… и знал. Да, какая разница! Что знал, что не знал, а сделать все равно ничего не мог. Он же не рожденный!.. Его же… нету!.. Но, в тоже время он есть, но только в утробе матери, и он там совсем беззащитный… – с ног до головы. Откуда ему такому крохотному помощи ждать? И в чем же яойная вина перед матерью-то и отцом?
Плод растет и время бежит. Мамаша не отступает от задуманного. Ей надо с чего-то начинать для исполнения… – детоубийства. Спровоцировать ей надо, например, случайно-невинный выкидыш. Вот и спрашивается в задачнике: разве не жалко той дитятки? что в животе… Конечно, жалко! Поэтому на душе ее никакого покоя… нету. Мечется душа ее, и обстоятельства… ох, уж они эти обстоятельства окаянные, ну, прямо камнем на шее ее повисли, ножищи свои свесили и… тянут на дно ее – на погибель.
Начала она все тяжелые дела на работе и дома делать сама. Разные мужские дела начала она делать… беременная-то… ума-то нету.
Ничего не помогает… – плод растет и время идет. Увеличила объем тяжестей, стала передвигать и таскать… – без надобности, – то фляги с котлами, то дрова, то уголь и даже бревна какие-то нашла и стала таскать-ворочать их туды-сюды... туды-сюды… – без надобности. С одного места на другое. Неугомонная. Ума-то нету.
А работа она дураков-то любит. В деревне работы всякой навалом, а ежели еще и бес толку работать, так ее гораздо больше… этой самой работы-то – только успевай работать и… трудодни писать: себе! кому же еще?
Вся работа в деревне ента сплошной физический труд, что в поле, что в пекарне, что по дому, что в огороде. Вот и работает, старается глупая баба… – не покладая рук, а все бес толку – результата все… нету. А плод растет и время… идет. Тот сигналы стал подавать… из утробы-то… мамашиной. И как будто просит, мол, не убивайте меня маманька и папанька, пожалуйста, я вам еще пригожусь. А горе-баба пошла к бабке-«знахарке»... – аборт делать. Та старалась-старалась-скрябала, а плод не вышел… Ага, впрямь, как в сказке. А тут и осень на носу. Скоро зима. Снегу навалило еще в октябре полным-полно. Полная ограда во дворе. Ранний выпал снег – тогда, и белый-белый выпал снег – тогда. Сугробы большие лежат – по всей деревне! красо-ти-ща-а-а кругом неописуемая. И глядя на эту красоту, ни с того ни с чего задумала мамаша с крыши попрыгать, ага… – прямо в сугроб…– парашютом. Ума-то нету.
Взяла она лопату, якобы снег с крыши сбрасывать собралась, чтобы люди чего такого не подумали, а сама с крыши прыг… – в сугроб-то. Сиганула, как молодая, ажно несколько раз. Бегом на крышу залезет и опять в сугроб… – прыг. Долго прыгала, чтобы наверняка на этот раз все получилось… – детоубийство. Однако ж и на этот раз ничего у нее и… ни-че-го-шеньки-то… не получилось. Утроба супротив мамаши встала, вместе с плодом она (утроба ее) не дает мамаше-бедолаге стать детоубийцею. Весь организм еённый встал против… ее-то. Она же (мамаша), не разумея всего происходящего, наоборот – вошла в азарт, напрыгавшись с крыши дома… травить начала дитя. Чем только и как только она не травила. Ну, никак не может угомониться глупая баба. Измывается она над младенцем своим беззащитным отчаянно… окаянная, как с каким недругом, а сама плачет днем и ночью, не находя утешения, сердце ее разрывается, потому что не хочет этого делать, и, – при этом, продолжает делать старое-задуманное, горе-то какое. И что тут скажешь? Она рада бы родить, но… обстоятельства! не дозволяют. Ага. Они эти обстоятельства мерзкие заставляют ее делать противное. Безнадобна-я суета-окаянная. Она самая распроклятая! суета пустая... И рада бы уже бросить глумиться над дитяткой, но обстоятельства, ох, уж эти обстоятельства!.. Так они в суете все закрутили-запутали и разом навалились, что опомниться родителям некогда было. А народ видит происходящее и… – молчит. А есть кто и испрашивает, мол, ты ведра таскала? что, не помогло? а котлы-дрова-кули с картошкой… таскала? опять не помогло? марганцовочкой травить пробовала? и это не помогло? а водочку пила? до шибкого пьяна-состояния... И что? не помогло? и с крыши прыгала? и это не помогло? и бабке-«знахарке» нашей ходила? плод не вышел!? тогда, плохи твои дела, баба ты неразумная,.. – надо рожать. Бог видать дает тебе дитя-то енто, ага…
В деревне разве можно что-либо скрыть от глаз – чужих? Мучилась, мучилась и намучилась – сил физических не стало – воевать с дитяткой.
ПОБЕДА

Баба руки опустила, перестала вершить грех детоубийства, решила рожать. И, слава Богу! родила всем сельчанам на удивлении здорового мальчика – кормильчика… Тимофея, ага.
– Так решил Тимофей – жить! – сказал гость-фронтовик Тимофей, брат Федора – так свершилось настоящее чудо… – победил младенец в неравной схватке всех врагов своих (назло всем врагам своим), которых было превеликое множество еще до рождения на свет – не выходя из материной утробы. Всем кандалашкам назло (так святой старец Паисий Святогорец, 1924 – 1993, 69 лет, называл врагов спасения – бесов), желавшим ему погибели еще в утробе матери. Он-Тимофей беспомощный-немощный показал всем врагам силу богатырскую…
Богом данную. О! Как!
И народ разное начал судачить… в деревне, ага, мол, не успел родиться, а уже страдать начал, другие говорили, что, мол, еще не родился, а уже победитель! Воистину в немощи человека сила Божия свершается. Так и есть! Воля человека ничто против воли Бога!
– Ну, прямо как в сказке! – сказал Олег Георгию.
– Этому факту продолжали дивиться во всей сельской округе… – ответил Георгий и добавил – это те, до которых слух дошел, что Тимофей родился у Кати с Федором. Счастья и радости в семье прибавилось, как и забот, но все енти хлопоты были уже другими. Они были полны любви и согласия. Впрочем, всякое бывало…
Сельчане, кто знал про это дело, а кто и слухом про это дело слыхал, дивились, мол, как так можно родить здорового ребенка после стольких попыток извести со свету, не родившегося на свет?

КОМУ-ГДЕ ЖИТЬ ХОРОШО

А когда Тимофей вырос и окреп, – сказал Георгий Олегу, – он усиленно взялся за поиск какого-то человеческого счастья. Зачем-то надо было ему знать: «Кому на Руси жить хорошо?» – вдруг ли? вспомнил поэму Некрасова (Николая Алексеевича, 1821 – 1878, 56 лет). Поэму он любил и перечитывал ее ни раз. И продолжал как бы его мысль, что, мол, действительно, узнать бы! кому на земле жить хорошо? Стал он много тогда размышлять-читать-писать, настойчиво думать над высоким вопросом! что, мол, почему на земле счастья… нету? А у кого оно есть… – это счастье? И что такое счастье вообще? И тут как-то слышит он голос чей-то. Прислушался. «Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Теперь бы лежал я и почивал. Спал бы, и мне было бы покойно с царями и советниками земли, которые застраивали для себя пустыни, или с князьями, у которых было золото, и которые наполняли домы свои серебром. Или, как выкидыш сокрытый, я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света. Это говорил ему ли? Тимофею многострадальный Иов, праведник (непорочный-справедливый-богобоязненный, который удалялся всегда всякого зла, а по своему богатству-мудрости-боголюбию, Иов даже превосходил всех сынов Востока). – Теперь же научите меня жить… – продолжил глагол Иов. – И я замолчу. Укажите в чем я… виноват… как сильны слова правды! …Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай, ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их. Он поражает, и Его же руки врачуют. В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло» (Ветхий Завет – Прим. от Авт.). О! Как было, ага!
Оказывается, жизнь это счастье, которое надо всякому человеку выстрадать…

С добром!

PS: