ТЕПЛЫЙ ДОМ

Нынче летом, приехав в деревню, я зашла в наш старый дом. У нас так принято говорить: «Поехали в деревню!..», то есть – на дачу. Сейчас горожане, особенно которые с деньгами, строят новые дома за городом, где-нибудь у реки, в лесу, еще лучше – в сосновом бору, обычно в новом, незнакомом месте. Просто покупают в сельсовете участок земли и строят дачу. Соседи - все чужие, такие же дачники. А лет тридцать назад «дача» - это был старый родительский дом в деревне. Соседи – родня. «Картошку садить» – это наш советский и перестроечный вид спорта. Ну, а поскольку, копать эту самую картошку ехали к родителям, в родную деревню, то и прижился этот термин: не на дачу, а в деревню.
Так вот, приехала я нынче в деревню к сестре. Она там заправляет. А я давно уже забросила свою «фазенду». Участок у нас общий и два дома рядом: один наш – старый, а другой - новострой - это сестры. Мы вечно на работе, сын вырос, а мамы уже нет. И вот мы, ленясь, уже много лет наезжаем по-свойски в дом к сестре: и натоплено, и стол не надо собирать – накормят. А наш, старый дедовский дом, доставшийся мне по наследству, стоит запертым который год… А тут зашла… Привычным движением, отодвинув мох, на ощупь нашла ключ в углублении между старыми бревнами, открыла ржавый замок, толкнула тяжелую, обитую дерматином дверь, переступила высокий порог, вошла. Холодно, сыро. Старый деревянный дом даже в жару хранит прохладу, а тут - нетоплено с весны, да и вторые рамы не выставлены. Старое зеркало над столом в темных пятнах. Печку давно не белили. Бабушкин комод покрыт ажурной накидкой, связанной ее же руками. Раньше про такое рукоделье говорили: «приданое». В углу у печки и кочерга и ухваты разных размеров стоят – живы. Черенки застарели, затерлись, обгорели и отполированы руками, как будто лаком покрыты. Спит дом. Тихо, пусто, холодно…
- Вставай, соня!,- кричит бабушка из-за перегородки за печкой,- все каникулы проспишь!
А я давно уже не сплю, а плаваю в теплом тумане, слышу сквозь дрему, как трещат дрова в печке, постукивает заслонка, передвигаются по камню чугунки, позвякивает ухват. И пахнет так вкусно, призывно. Глаза открываются, я вижу солнечный квадрат на половике у кровати, и в нем прыгает, крутится котенок, ловит свой хвостик, а в косом лучике от окна кружатся, танцуют золотистые пылинки. Под пестрым лоскутным одеялом уютно и тепло и я снова проваливаюсь, и плыву в золотом облаке счастья.
- Шаньги стынут!, - бабушка выносит из-за печки и ставит на стол большой дымящийся самовар, - Вставай-ко, милка моя!
Прыгаю с высокой кровати на пол, бегу в чулан к рукомойнику.
- Валенки надень, по полу-то тянет.
Умываюсь. Ух, какая мокрая и холодная вода после уюта и тепла постели!
- На-ко, тепленькой налью, а то застудишься, - бабушка льет в рукомойник ковшиком горячую воду.
В полу чулана дырка для кошки в подполье. Заглядываю туда в темноту, а на меня оттуда смотрят два зеленых глаза.
- Ой, кто там?
- Это ж наша Цыганка, сейчас я ей молочка налью, кис-кис-кис.
Сижу за столом, болтаю ногами, жую горячие шаньги – деревенские оладьи, запиваю топленым молоком.
- Посмотри-ко в зеркало, усы какие у тебя,- смеется бабушка и вытирает пенку над губой шершавым пальцем.
Эти полные добра и любви картины детства всплывают у меня в памяти и греют душу. Как тепло, как там хорошо было в детстве! Помню, как мы с бабушкой ходили в лес за грибами. Она водила меня своими знакомыми, исхоженными тропками, учила искать грибы. Покажет на гриб и говорит: « А ну-ка, посмотри, не грибок ли там под веточкой, что-то я плохо вижу». И я довольная срывала гриб - как будто сама нашла. А бабушка учила: «Не рви, не ломай черешок, а ножичком аккуратно срежь. Да пошарь-ко вокруг в моху, нет ли там еще?» Я ползала вокруг и находила и еще, и еще беленькие, крепенькие грибочки, чуть показывавшие из моха свои маслянистые шапочки. И радовалась и удивлялась: как это бабушка знает, где их искать?
А еще помню, как мы с ней ходили на старое деревенское кладбище, и она убирая могилу деда, подкрашивая серебрянкой ограду и памятник, на котором вместо креста была звездочка, отвечая на мой вопрос, говорила : «Это не просто развалины, это церковь, милка моя, перекрестись».
- А кто ее сломал? – снова спрашивала я.
- А помнишь, я тебе рассказывала, как злые солдаты Христа распинали? Вот те солдаты и нашу церковь разорили. А ты подойди поближе, загляни, запомни хорошенько. Господь так не оставит, народ без веры не жив. Вернется вера, увидишь.
Я пробиралась сквозь заросли малины и крапивы, через высоченную траву и кусты, перешагивала через обломки кирпичей, подходила ближе и заглядывала в пустое пространство стены на месте развороченного входа в церковь. Внутри было сумеречно, пол засыпан битым камнем, кирпичом, штукатуркой. Зияли пустые окна с погнутыми решетками. Со стен, обитых и покореженных, кое-где проглядывали лики. Жуткая картина. Разорение, хаос, запустение. Я бежала обратно к бабушке.
Подбегала и с разбегу втыкалась в ее колени, она обнимала, подхватывала и присаживала рядом с собой на скамеечку. И мы сидели рядом, прижавшись, в тишине сельского кладбища, почти в лесу, где по пояс трава вокруг старых крестов. А на заброшенной колокольне возились и ворковали голуби.
Вспоминаю все это сейчас и точно знаю что, то что позволяет мне в настоящей моей жизни держаться, придает сил, терпения, что вселяет уверенность, питает надежду и согревает сердце любовью, все это оттуда, из моего детства. Оно озарено тихим светом ее веры, которая не выставлялась напоказ, запечатлено в сердце ее рассказами о Христе шепотком на ушко, когда укладывала меня спать на высокой кровати за ситцевой занавеской, в нашем старом деревенском доме. Оно наполнено ее заботами и душевной теплотой. И сейчас, когда бывает тяжело на сердце, когда в каких-то скверных обстоятельствах вдруг ковырнет мозг мысль: почему, за что, или когда обида запеклась на сердце, или горе придавило плечи, и тогда комок, подкативший к горлу, вдруг проглатывается, и слеза облегчения катится по щеке, как только вспомнишь тот светлый дом, тиканье ходиков на стене, полыхающий жар из печи, который в темноте освещает лицо бабушки. А она сидит, подперев щеку рукой, и смотрит на огонь. А рука в синеньких прожилках, натруженная, вся в трещинках, огрубелая от всегдашних забот и работы.
Милая моя, помолись за меня! Там помолись… А я помолюсь за тебя. Какое счастье, что в моем детстве была ты, твоя любовь и наш старый теплый дом. Как всем нам нужен теплый дом в нашей холодной жизни!

2008г.