Тварное и конструктивное, алтарь Христа и капище культа «науки»
Текст не дописан, но времени дописать никак не найду. Пока это начало, но, надеюсь, напишу и продолжение...
Что есть человек
Человек есть мера всех вещей. Эта максима древнегреческого философа может быть понята в рамках православной христианской космологии. Действительно, человек – венец Творения. Именно ему сам Творец поручил называть созданное Им многообразие твари.
И все время от Сотворения Мiра даже до сего дня наше право и, при некоторых условиях, обязанность, называть вещи своими именами.
В борьбе с оккультным, магическим сознанием, для которого мiр населен духами, кропотливо работающими над целостностью Вселенной, Церковь нашла союзника в лице позитивной науки, которая, в частности свела магическое «природа не терпит пустоты» к законам Бойля и Мариотта, законам термодинамики. Мир оказался в очень значительной степени самодостаточным, существующим по своим незыблемым законам. Это касается течения воды в реках и движения планет по их орбитам, и живое также подчиняется предустановленным законом – производит потомство «по роду своему».
Освоившая знания наука ускорила развитие технологии, которые позволили воплотить многие мечты человека. Например, человек мечтал летать – и в двадцатом веке это стало обыденной реальностью.
Наука изменяла жизнь, и Вера в Бога стала для обывателей отходить на второй план. На первый план в общественном внимании вышла наука с ее достижениями. Но свято место не бывает пусто.
Звание абсолютного, конечного арбитра постепенно начало переходить от Церкви к «науке».
Вроде я ничего не сказал, кроме вещей совершенно банальных.
А вот дальше…
Наука и научное мировоззрение
С точки зрения Церкви наука не была и не стала чем-то враждебным. А вот обыватель по мере потери твердости в вере получил то, что по Евангелию получает тот, кто оставляет дом пустым.
«и приходит в дом свой, который он оставил и находит его выметенным и убранным. И идет и берет с собой семь других бесов злейших себя и берет с собой, и живут там, и бывает человеку тому последнее хуже первого».
И именно за спиной науки, основатели которой были людьми в целом разумными, а, следовательно, благочестивыми, нарисовались рога «научного мировоззрения». И тут-то и возник культ «науки». Который, действительно, оказался в чем-то хуже древних языческих культов.
Нам, православным, понятно, что это бесовские козни, только в масштабах человеческой цивилизации. Дьявол, как нечестный базарный торгаш, постоянно занимается тем, что под видом доброго товара впаривает гниль, присыпанную снаружи обещанным продуктом.
Это ежедневно происходит в нашей жизни. Под видом заботы о здоровье – ублажает обжорство и лень, под видом послушания – отказ от собственной ответственности, под видом принципиальности и честности – бесчинство и ревность не по разуму.
Так вот и с наукой. «Ученье свет, а не ученье тьма». Оно-то да, да вот под видом науки, вдохновляемое лукавыми духами «научное мировоззрение» натолкало в человеческие головы столько бреда, что впору изумиться успехам тангалашкиный армий!
Например, христиане мешали рабовладельцам в английском парламенте. Дескать, африканцы такие же люди, и нельзя их лишать свободы, продавать, покупать.
И предприимчивые торговцы заказали научным умам теорию, оправдывающую неравенство и рабство.
Так появился Дарвинизм.
Рабство это не спасло, но в руках научного мировоззрения появился козырь. С тех пор, как научное сообщество позволило считать Дарвинизм наукой, эта гниль получила статус научной теории. Как-то незаметно, очевидно усилиями не ученых, а закулисных политиков, Дарвинизм стал неоспоримой фундаментальной научной доктриной, хотя сам-то Дарвин понимал, что его теория с научной точки зрения была сомнительна. И с этого момента возникла и множится до сего дня армия умников, утверждающих, что Вера в Бога антинаучна, так как противоречит учению Дарвина.
Девятнадцатый век прошел под знаменем поклонения науке. Этот век дал миру и Дарвина и Маркса и Гегеля. Наука сулила человечеству прекрасные перспективы прогресса, всеобщего благоденствия и процветания.
На этом мажорном фоне нелепо смотрелись замшелые церковные мракобесы, которые продолжали, как и тысячу лет назад призывать к личному покаянию, борьбе с собственными страстями, обузданием собственной похоти, вниманию к себе и прочими такими скучными вещами, которые оптимистичные прогрессисты отвергли, как устаревшие и потерявшие актуальность.
Этим духом «ребяческого разврата» проникнуты, например книги Григория Чхартишвили (псевдоним Борис Акунин).
Следующий двадцатый век дал плеяду выдающихся практиков, воплотивших великие научные идеи Дарвина, Гегеля Маркса в жизнь.
Дал Русскую гражданскую войну, Соловки и Дальлаг, Дахау, Освенцим и так далее по списку. Дал миллионы и миллионы жертв подлинно научного мировоззрения, которые поплатились за свою веру в «истинно научное мировоззрение» не только искалеченными мозгами, нищетой, голодом, искалеченной и сломанной семейной жизнью, но и пытками, тюрьмами, насильственной смертью.
Все эти великие научные достижения несколько скомпрометировали научное мировоззрение, но, что и неудивительно, отчасти скомпрометировали и саму науку.
Между доктринами «истинно научного мировоззрения» и собственно наукой в обыденном сознании нет никакой красной линии. И то наука и это наука. Хотя разница между наукой и «наукой» очевидна и предельно наглядна.
Первый и единственный раз я прочитал об этом четко и ясно в книге И.Л. Солоневича «Мировая революция или новое изгнание из рая».
Суть проста: в настоящей науке – практика критерий истины. Профессор, который проектирует мост, самолет, делает операцию на сердце - проверяет свою научную состоятельность практической успешностью своей работы. Мост стоит, самолет летает, больной после операции остается жив и на какое-то время здоров. Больше того, за упавший мост, разбившийся самолет и умершего больного инженер или хирург ответит как минимум репутацией, а то и свободой.
В социальных науках, с великих умов которые, по выражению И.Л. Солоневича, «предлагают в качестве лекарства тысячекратно проверенную смертельную заразу» чудовищные практические результаты их изысканий сходят как с гуся вода. Французские просветители, создавшие научно-философскую базу Французской Революции, так и остались просветителями.
Дарвин, Гегель, Маркс так и остались великими учеными.
И те, кто воплощал их великие идеи в жизнь, если и пострадали, то вовсе не потому, что они были виновниками чудовищных человеческих трагедий, а потому, что на их земли, народы, природные ресурсы предъявляли свои права другие великие преобразователи или просто хищники.
Робеспьер, например, вовсе не имеет репутацию злодея. В.И. Ленин тоже остался освободителем человечества.
Наследнику Дарвина и Гегеля Адольфу Гитлеру вроде бы не повезло. Ошельмовали по полной программе. Но демонизация Гитлера была политическим заказом, а не прозрением. В сегодняшней России адептов этого персонажа – пруд пруди. Я лично знаю многих, даже и православных.
Осуждать за действительное или вымышленное убийство или грабеж можно. А за загаженные мозги – нет. Да и судьи кто?
Великие социальные эксперименты не остались в прошлом. Стали еще омерзительнее, похабнее, но продолжаются, да еще как! Например, известно, что насаждение содомской мерзости – приводит к множеству психических расстройств, самоубийствам. Но это мало кому интересно и "защитников демократии" не останавливает. И за этим тоже стоит «наука»! Психология называется. О ней мы еще поговорим дальше.
Тварное и конструктивное
Помните сказку Ганса Христиана Андерсена «Соловей»?
Это сказка о разнице между живым Соловьём и его металлической реконструкцией.
Когда у императора появился соловей игрушечный, живой соловей просто улетел. Но искусственный соловей показался придворным лучше.
Почему?
Придворный китайского императора в сказке отвечает на этот вопрос так:
" — Что касается живого соловья, высокий повелитель мой и вы, милостивые господа, то никогда ведь нельзя знать заранее, что именно споёт он, у искусственного же всё известно наперёд! Можно даже отдать себе полный отчёт в его искусстве, можно разобрать его и показать всё его внутреннее устройство — плод человеческого ума, расположение и действие валиков, всё, всё!"
Хотя живой пел разные песни, а сконструированный – все одну и ту же. Живой был готов творить, сочинять новые песни, сочувствовать людям и вообще жить. Но нет, игрушечный соловей оказался лучше. Предсказуемость механического соловья, оказалась привлекательнее свободной жизни, не спланированной заранее, а доверчивой и открытой, чуткой к совести, духу, Богу.
Тот же зуд, что у сказочных приближенных китайского императора, мы видим сегодня у роя фанатов роботов и киборгов.
Если отвлечься от сказки Андерсена, надо заметить, что при часто проявляющемся желании у человека создать искусственного соловья, искусственную почку, искусственный интеллект, реальная жизнь показывает разницу между тварным и конструктивным уже на уровне эстетики. Между эстетикой тварного и эстетикой конструктивного - пропасть.
В игре "майнкрафт" (minecraft) деревья сделаны из прямоугольников, и это непривычному взгляду представляется уродством. А вот ровные, прямоугольные дома это как раз красиво.
Прямоугольный берег моря вызовет депрессию, а в комнате со стенами в формы береговой линии мало кто согласится жить.
Государство – это вроде бы тоже дом, только для целых народов. Но аналогия государства с домом не проходит. Прямоугольное, то есть четкое и ровно спланированное государство не получается. При попытке его построить вдохновенная пассионарность строителей "невыносимо прекрасного будущего" наталкивается на сопротивление невежественной, консервативной толпы. Это сопротивление безжалостно ломают, но через какое-то время так ли, эдак ли прекрасное здание идеального общества с позором отправляется на свалку истории. Почему?
Говоря на уровне образов, потому что "научно" организованное общество пытается сделать прямоугольным не материальный, а сущностный быт человека, то есть самого человека сделать не то прямоугольным, не то железным. А люди – живые, и больше похожи на деревья, чем на кубики и винтики.
Вопрос состоит в том, что собственно с этим делать. Для настоящего прогрессиста: коммуниста, демократа, одержимого толерантно-тоталитарным беснованием, или строителя всемирного халифата – такой вопрос не стоит.
Но для православного человека полезно все же понять, в какой момент и почему наукообразные рассуждения, построенные по законам человеческой логики, приводят к выводам, не имеющим никакого отношения ни к вере, ни к Богу, ни к здравому смыслу.
Познаваемое и непознаваемое
Православное святоотеческое учение о Боге апофатично. То есть основывается на эпитетах, начинающихся с "не". Бог не происходит ни от чего другого, и ни от чего не зависит. Бог неизменен, неизмерим и непостижим. Бог живет в свете неприступном.
Казалось бы, какая польза может происходить от незнания? Но православное учение истинно. И попытки познать непознаваемое сами по себе являются ложными и губительными для такого познавателя. И православным можно быть только отрицая познаваемость Бога. То есть духовная жизнь, являющаяся путем приближения к Богу, основана, среди прочего, на отказе от того, чтобы Бога постичь. Только отказываясь от постижения Бога, но одновременно силясь с Богом общаться и к Богу приобщиться, мы и в самом деле с Богом соединяемся. Только так в какой-то мере мы Бога и познаем.
Человек есть образ и подобие Божие. И дух человека в чем-то сродни Духу Божию. Мы молимся Святому Духу "приди и вселися в ны". То есть, по нашей молитве, и сам Господь Бог Дух Святой присутствует в наших душах и телах! И поэтому, хотя о человеке можно многое узнать, но до конца человек также непостижим. И стремление разложить человека на составляющие так, как химик раскладывает структуру молекулы, невозможно.
И полноценно общаться с ближним мы можем, только если относимся к нему благоговейно, как к таинственной богодуховенной микро-вселенной. Видя в ближнем глубину, тайну, мы открываемся нашему ближнему и стремимся к взаимному общению. Мы понимаем, и справедливо, что не все знаем и всего не узнаем, но то, чем он с нами может по доброй воле поделиться, способно нас обогатить, потому, что у нас самих этого нет.
Для малограмотного прогрессиста изложенное учение – это махровое мракобесием. Вот темные люди ничего не понимают, и понимать не хотят. И бесятся во мраке.
Церковь не нуждается, конечно, в защите от прогрессистов, но человек слаб и для тех, кто верит в науку полезно знать, что именно в двадцатом веке возникла наука, которая как и богословие имеет в своем основании принципиальную непознаваемость некоторых артефактов.
Эта наука называется формальная логика. И содержит в своей основе доказанные теоремы о неразрешимости и неполноте. Краткий экскурс в историю этой науки приведен ниже.
В 1936 году два математика Алонсо Чёрч и Дэвид Тьюринг доказали, что созданные ими независимо модели формального описания вычислимости, а именно лямбда-исчисление Чёрча и машина Тьюринга обладают одинаковой мощностью – то есть все, что вычислимо с помощью лямбда-исчисления вычислимо с помощью машины Тьюринга и наоборот.
Ими же, в том же 1936 году был сформулирован тезис Черча, заключающийся в том, что возможности лямбда исчисления и машины Тьюринга соответствуют интуитивному понятию вычислимости. То есть все, что вычислимо, вычислимо с помощью этих формализмов. Другими словами, эти формализмы обладают мощностью универсального вычислителя.
Но вслед за доказательством универсальности формального ламбда-исчисления появилось формально строгое доказательство его неразрешимости. То есть, вычислитель ответа на вопрос о том, является ли функция вычислимой, даже если все входные данные уже есть, точнее, остановится ли когда-либо процесс вычисления, создать невозможно в принципе! Следовательно, и любые общие вопросы об алгоритмах тоже в принципе неразрешимы. То есть для каждой такой задачи ответ надо искать заново и неизвестно, можно ли его найти. Например, нельзя сказать одинаково ли работают две разные машины Тьюринга или по-разному. Вот так каждое описание функции это конечное количество символов. А вот время ее вычисления нельзя оценить совсем. Это время может оказаться бесконечным, и мы об этом никогда не узнаем.
Есть и другие, разрешимые формализмы, но они не обладают мощностью лямбда-исчисления.
Идем дальше. Очень простая логическая модель формальной арифметики Пеано оказалась достаточной для описания тех же самых вычислений по Черчу-Тьюрингу. И на основании неразрешимости в теории вычислимости Курт Гёдель доказал, что к самой арифметике Пеано и к любой теории, которая эту арифметику Пеано содержит можно подобрать утверждение, которое в этой теории нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Это называется "теорема о неполноте".
Именно самые мощные, универсальные формальные теории, которые адекватно описывают само понятие "формального" оказались сами в себе непостижимыми и неполными.
Понимание или непонимание непостижимости человека как феномена мироздания очень ярко демонстрируется таким феноменом, как психологическая наука.
Что такое психология?
Дуализм человеческой природы с точки зрения православной антропологии более или менее понятен. Человек имеет животную природу, поэтому, как собака физиолога Павлова может наработать множество условных рефлексов. Рефлексы есть и на уровне восприятия языка и стереотипов мышление. В какой-то мере человек действительно управляем этими рефлексами. Такое управление называется также модным словом НЛП – нейро-лингвистическое программирование.
И одновременно человек - это образ божий. И как таковой таинствен и в тайниках души свободен. И этой свободы условные рефлексы, то бишь мыслительные и поведенческие стереотипы, отменить не могут. Могут спрятать, запачкать, исказить.
К сожалению, современная психология даже и в России – это в основном психология западная.
Были прецеденты создания собственно Российской психологии. Можно выделить в девятнадцатом веке Василия Зеньковского, в двадцатом Льва Выготского, Юрия Орлова. Российская психология носит локальный, прикладной характер, на создание собственного мировоззрения не претендует. Поэтому российская психология действительно является достойным вкладом в собственно науку без всяких кавычек. Но и интереса такого не вызывает. Как не вызывают интереса серьёзные книги по медицине.
Самый яркий пример ученого-психолога, известность которого вышла далеко за пределы узкого круга специалистов – это, конечно, Зигмунд Шоломо Фрейд. Для многих людей, это вообще синонимы: Фрейд и психология. Также как, видимо слово "политэкономия" в советское время предполагало приставку «марксистская». Так слово «научный» для многих предполагает согласие с «научными теориями», в первую очередь теория происхождения видов Дарвина и теория "большого взрыва".
Что касается самого Фрейда, то он, оказывается, совершенно не скрывал своих жизненных задач, которые он поставил перед собой еще в юности.
Цитата (взята из интернета): «В старшей школе я симпатизировал не Римлянам, а Ганнибалу. В моем юношеском уме Ганнибал и Рим символизировали стойкость Еврейства и организацию Католической Церкви.» Фрейд был вдохновлен «сценой, в которой отец Ганнибала Гамилькар Барва заставил сына поклясться на отеческом алтаре отомстить Риму.»
Другими словами, Фрейд мечтал разрушить Европейское общество. Его целью была не военное поражение, а психологическая атака на Европейскую мораль и культуру.
Надо сказать, что у Фрейда получилось. Теория Фрейда нашла отклик в сознание нового поколения еврейских интеллектуалов. Психолог (тоже еврей) Вильгельм Райх придумал и распространил в 1930 году термин «Сексуальная революция».
В 2004 году Натан Абрамс писал «Евреи также были авангардом сексуальной революции 1960-х. Вильгельм Райх, Герберт Маркузе, и Павел Гудман заменили Макса, Троцкого и Ленина. Порно-актер Ричард Пачеко заметил интеллектуальное единство Фрейда и Маркса.»
Собственно оба деда Карла Маркса были раввинами, и «Капитал Маркса», также как и теория Фрейда были, видимо, сознательно вброшены как инструмент разрушения традиционного Христианского общества.
Очевидно Фрейдизм с его уродливой зацикленностью на либидо, преступной идеей детской сексуальности и прочими прелестями внедрен в массовое сознание не учеными, а политиками.
И также как Биология заслонена от массового сознания Дарвинизмом, психология заслонена Фрейдизмом. Также как в советское время и экономика, и философия, и религия были заменены их максистско-ленинско-сталинскими суррогатами.
Тем не менее, психология как наука существует. Но у нее есть те самые ограничения, о которых мы говорили перед этим.
Феноменология человеческой психики такова, что человек с одной стороны чрезвычайно многогранен, а с другой податлив. Человек готов быть тем, что в нем хотят видеть.
Психолог начинает свой путь ученого с открытия какой-либо грани человеческой натуры, или нескольких граней. Эти грани реально существуют.
Реально существует либидо по Фрейду, архетипы по Юнгу, комплексы неполноценности и превосходства по Адлеру, и так далее. Реально влиять на человека с помощью гипноза (Эриксон) или помогая ему самому рационализировать свои чувства (Гештальт-терапия) и так далее.
Все это в большей или меньшей степени соотносится с реальностью и может считаться наукой.
Вот так и человеческий разум, успешно осваивая законы физики и пытаясь что-то подобное организовать с самими собой, с каждым в отдельности или со всеми вместе постоянно создает какие-то химерические замки. Они рушатся с грохотом и позором, но человек строит новые.