Иерей Дмитрий Шишкин

Хвастаться нечем

Если не главная, то уж во всяком случае актуальная и тревожная тема отношений постхристианского (как он сам себя именует) мира с исламской верой, традицией и культурой. Народы христианской веры при всех обстоятельствах и порой очень серьезных падениях все же оставались до недавнего времени «народами пассионарными». Но эту пассионарность как-то они очень быстро растеряли, и даже при всем своем горделивом виде и грозном бряцании оружием великая (какой она себя считает) западная цивилизация, кроме достижений технического прогресса, похвастаться больше ничем не может.

А что же мы?

Нас пугают исламским фундаментализмом, ваххабизмом. И это действительно удручающие проявления фанатической, безумной веры, веры без разума, без любви к кому бы то ни было еще, кроме группы единомышленников, и… нет, не скажу, что к Богу, потому что Ему не нужны такие страшные жертвы: разорванные в клочья женщины, старики и дети, слезы и боль невинных страдальцев… Богу не нужны те чувства, которые только в слепом самообольщении можно считать любовью, а на деле – больной фанатической страстью к дикому, фальшивому идеалу… Нет, здесь упоминание имени Господа неуместно...

Но есть ведь и иное мусульманство…

Я не буду сейчас говорить о том, истинная это вера или ложная. Хочу сказать о другом… о плодах, которые эта вера приносит в повседневное и мирное измерение, и о том, насколько эти плоды соотносятся с нашими – христианскими.

Я, коренной крымчанин, до семнадцати лет не знал, что существует такой народ, как крымские татары. Увы, но так было. И вот в 17 лет я попал в геофизический отряд, работавший на Южном берегу в районе Симеиза. Главная проблема, волновавшая тогда геофизиков, да и не только их, – это участившиеся в этом районе оползни, причиной которых были ливневые потоки, периодически подмывавшие грунт.

Каждое утро на старом газоне мы забирались в горы и проводили сейсмологическую электроразведку, таская по буеракам, оврагам и балкам «косы» проводов и поднимаясь все выше и выше…

Фонтан в горах

И вот я с изумлением стал замечать, что дно многих оврагов, ущелий и балок вымощено диким камнем, причем от основания верхних скал и чуть ли не до самого моря. Эти вымостки встречались, хоть и в разрушенном уже виде, на каждом шагу. Я изумлялся, но помалкивал. Наконец уже очень высоко в горах, где и машина не могла проехать, на обочине одной из старых дорог мы наткнулись насложенный из известняка фонтан с вырезанной арабской вязью. Скромная стела с журчащей струйкой воды. Но какую же радость и утешение доставляет свежая вода уставшему и изможденному от жары человеку!

Напившись вдоволь, я стал расспрашивать у местных жителей, откуда в этой заброшенной местности взялся фонтан?

И вот мне впервые рассказали о крымских татарах. Оказывается, древние татары, жившие здесь веками, с удивительным благоговением, трудолюбием и любовью относились к своей земле. Они устраивали в горах фонтаны, выращивали сады, прививая к диким грушам, яблоням и абрикосам культурные сорта и собирая богатый урожай. Они вымащивали временные, ливневые стоки камнями, чтобы вода удобнее сбегала к морю и не размывала грунт. Благодаря этому оползни раньше случались гораздо реже…

Вот так, «по плодам» я впервые узнал о крымских татарах, и знакомство это было, что называется, «в их пользу». Вы скажете, что и наш, славянский, мир приносил тогда плоды добрые, святые и в масштабах немалых, несмотря на начинающееся уже разложение и смуту… Согласен. Условно говоря, запишем 1:1. Повторяю, это сличение совершенно не касается основ веры, а только относится к нравственным устоям, к последствиям или проявлениям веры.

Старик и мусор

Итак, после первого моего заочного знакомства прошло не так много времени и началось возвращение татар на их историческую родину. Я волей-неволей наблюдал за этим процессом, хоть и не слишком вникая в его обстоятельства и ход. Но вот что на меня произвело неизгладимое впечатление – это встречи, беседы со стариками, с теми, кто жил в довоенном Крыму, кто помнил и знал прежнюю татарскую жизнь, ее традиции и культуру. Отмечу, что немного я в жизни встречал проявлений столь глубокой, не показной, а действительной, выстраданной и светлой мудрости, такой доброты и нравственной чистоты, чуткости, как в этих людях. Пусть этих встреч было несколько и общение с этими людьми не было слишком долгим… но след в душе они оставили неизгладимый. Ни капли озлобленности, брюзжания, ненависти на своих обидчиков…

Один человек, живший в селе на пути из Симферополя в Алушту, поведал мне следующую историю. Когда в Крым стали переселяться татары, соседами этого человека стала семья во главе со стариком-татарином. Этот старик брал иногда лопату, выходил в лес и пропадал там по нескольку часов. И вот мой знакомый решил, что татарин когда-то давно спрятал в лесу клад и теперь пытается его найти. Тогда он решил за соседом проследить. Каково же было его изумление, когда оказалось, что старик просто ходит по лесным тропинкам и полянам в окрестностях села, собирает в мешок мусор и закапывает его в землю. День за днем. Этот мужичок не выдержал, показал свое присутствие и спросил изумленно:

– Старик, что ты делаешь?

– Э-э, тебе какое дело? – ответил тот добродушно. – Иди себе куда шел…

Потом мне довелось познакомиться и с татарской молодежью, и, знаете… может быть, мне просто везло, но в тех молодых людях, с которыми довелось общаться, поражала нравственная чистота, душевная свежесть, что ли… Ведь в конце 80-х –начале 90-х с трудом можно было эту чистоту и свежесть отыскать в моих сверстниках – братьях-славянах. Уже начиналось то нравственное разложение, которое, увы, и должно было проявиться раньше или позже в стране, где духовные идеалы уничтожались долгое время планомерно и систематически...

Издержки «широкой души»

К тому же я не замечал в моих новых знакомых – татарах проявлений какой-то особой религиозности. Скорее, и чистота, и нравственное здоровье были проявлением повседневного, систематического воспитания, которое без лишних директив и оглашений приносило добрые плоды веры иного, старшего поколения. Почему так случилось, что татарский народ более успешно, чем мы, сумел сохранить свою нравственность? Думаю, одна из причин в том, что малый народ, униженный и оскорбленный, может быть, более стремился ценить и хранить, пестовать и передавать из поколения в поколения свою культуру, и прежде всего культуру нравственную, чем мы – народ «широкой души», с непостижимой щедростью в кратчайшие сроки разбазаривший, пропивший и погубивший все, что было у нас доброго еще каких-нибудь сто лет назад…

И вот заметки последнего времени… Просто пунктиром, на удивление многим, потому что большинство приезжих издалека удивляются тому, что я говорю…

Так получилось, что я служу в селе, но живу в городе. И иногда мне нужно прибыть на службу очень рано. Сейчас, слава Богу, выручает прихожанин с автомобилем, но в первое время приходилось вызывать такси. Несколько раз за рулем оказывался славянин. Видя, что я священник, довозил до храма и… «сдирал», что называется, по полной. Каждый раз. Я не сужу. Просто констатирую факт. Всем надо жить, это понятно…

Но спустя время на более старенькой и скромной машине меня подвозил татарин. Он махнул рукой и скинул плату до минимума. За этим всем стояло самое настоящее, неподдельное благоговение перед храмом, перед церковным служителем… Вы понимаете… у иноверца! И это не случай, поверьте, не исключительное событие!

«Чужой» среди «своих»

В поселке, где я служу, глава поселкового совета – татарин, толковый и деятельный человек. К слову, примечательно и то, как он пришел к власти. На очередных выборах в поселковый совет выдвинули свои кандидатуры несколько славян, каждый стал бороться за место, в том числе поливая грязью оппонентов, как это у нас уже повсеместно принято. А татары поступили иначе. Все их кандидаты, сговорившись, сняли свои кандидатуры в пользу одного. И этот кандидат победил. Но, скажите мне, кто в этом виноват: татары, которые проявили единство и похвальную сплоченность, или славяне, «разбазарившие» свое достоинство в междоусобных склоках, мелочных распрях и дрязгах?..

Этот глава поселкового совета подарил нашему храму большую, прекрасно сделанную и украшенную икону святителя Николая Чудотворца. По первой просьбе без лишних оговорок он заменил старую входную дверь в храме на новую – металлическую, помог соорудить в церковном дворе навес, под которым прихожане могли бы отдыхать перед службой или после нее…

Поверьте, таких примеров доброго, я бы сказал христианского (если бы речь шла о христианах), поведения со стороны татар немало, и, увы, отнюдь не много таких примеров и среди «своих», славян, считающих себя православными.

Вот еще примечательный случай. Когда я служил в городе, приехал в храм парень, начальник СТО, попросил освятить свое предприятие. Я собрался, и мы поехали. Паренек с ходу стал расспрашивать о христианской жизни, о вере… Мне было и радостно и удивительно наблюдать такой непривычно живой интерес.

– Ну а с чего начинать-то надо? – спросил он, имея в виду духовную жизнь.

– Да вот хоть с малого. Иконки-то у тебя в машине нет…

– Так я же… мусульманин, – сказал он и, дотягиваясь, шевельнул какой-то овальный медальон слева от себя с начертанием арабской вязи.

– Во дела… А как же так? Мусульманин – и вдруг в православный храм пришел, священника приглашаешь… Интересно…

– Да я вообще-то в СТО один мусульманин, остальные славяне, но они же, ты понимаешь, невменяемые просто… пальцем не шевельнут… Разваливается все. Бухают, работать не хотят. Я уже сам заму говорю: «Слушай, надо что-то делать… они же неуправляемые… Так все развалится в конце концов. Давай священника позовем, пусть помолится, освятит станцию… я не знаю. Ну, надо же что-то делать…» Он все отмахивался, но, видно, понял, что кердык. Ну и согласился…

– Да… докатились… Мусульмане уговаривают православных священника позвать.

Он засмеялся.

– А мне что… мне даже интересно, вот в храм зашел… Тихо так, хорошо. Понравилось. Почему бы и нет. Я считаю, что это даже мне полезно, для общего развития… Они, понимаешь, мужики хорошие, но… как бы сказать… расхлябанные, понимаешь… неприкаянные какие-то, вот как будто им ничего не надо. Я говорю: «Мишань, останься после шести, будет машина, денег заработаешь, у тебя ведь семья, дети». А он мне: «Да ну-у… оно мне надо? У меня рабочий день до пяти…» Ну, нет так нет… А потом узнаю, что он весь вечер с корефанами в бильярдной просидел, нажрался, как свинья, домой еле приполз, на следующий день на работу не вышел. И ладно еще, если бы он один, а то они все вот такие… ты понимаешь, неприкаянные… я уже не знаю, что и делать… Вот, может, помолитесь, хоть получше будет. А то прям не знаю, что делать… и вроде взрослые люди.

– Ох, беда…

– Ну, вот так… Я не знаю… Мне, веришь, вообще не интересны все эти бары-шмары… гулянки, пьянки… Не то чтобы я себя заставлял там, а просто не интересно. Да я лучше лишний раз на работе задержусь, копейку заработаю, зато смогу жену, ребенка порадовать… А чего еще надо в жизни? Хоть убей – не могу их понять… Ребята у меня есть знакомые в следственном отделе, одноклассники, с детства дружим. И вот звонят как-то. «Слышь, – говорят, – Рустем… Мы тут в Андреевке застряли, с машиной что-то… не можешь хлопцев прислать?..» Ну, я сам поехал, а пока машину смотрел, они мне рассказывают, что обворовали церковь местную: ночью разбили окна, стащили иконы, утварь кой-какую… Главное – ничего ценного, не антиквариат там или драгметаллы… А батька эту церковь с нуля поднимал, строил на глазах у всей деревни… десять лет по крупицам… Ладно… Веришь, в тот же день поймали…

– Малолетки?

– В том-то и дело, что нет. Одному двадцать шесть, второму тоже под тридцать. Но слушайте, батюшка, их спрашивают: «Зачем вы эти иконы украли?» А они отвечают: «Да сами не знаем, бес попутал… И не пьяные вроде…» – «Что вы с ними делать собирались, продать хотели?». Ну, они сообразили, что торговля краденным – отдельная статья. – «Нет, для себя…» Абсурд, вы понимаете, батюшка… бредятина полная. Как это для себя? Молиться они что ли собрались перед иконами краденными? О чем? И ведь не малые дети, я уже не говорю, что тоже славяне и жили в той же деревне, видели, как батюшка трудился, собирал по крупицам красоту эту… Как это объяснить, как понять? Ну, вот наше СТО…

Мы свернули с дороги и въехали в распахнутые ворота. Навстречу нам нетвердой походкой шла группа хмурых мужчин с помятыми лицами в лихо заломленных вязаных шапочках и распахнутых бравурно спецовках.

– Во, уже загрузились… Нормально… А ведь я предупреждал, что священника привезу… Ты смотри… они специально уходят. Типа что-то доказать хотят… А что, что? То, что они такие независимые? Так это ж абсурд, бред собачий…. И ладно еще если бы пацаны семнадцатилетние, а то ведь взрослые мужики от тридцатника и выше… Вот как их понять, скажи… да даже не то чтобы понять, а как с ними дело иметь, если они что хотят, то и делают.

Он махнул безнадежно рукой. Такой тоскливой безысходностью повеяло от этой картины, что хоть вой. «Что же у нас за народ такой», – подумалось мне тогда. – Как будто программа заложена на самоуничтожение… И не скажешь, что они не понимают этого, но вот живут, как скоты несмысленные, и ничего не хотят менять именно из-за какого-то упрямства, из-за какой-то безумной гордыни. Спиться, пропасть, все потерять на свете и сгинуть – вот и весь интерес, и при этом еще бить себя в грудь, пускать пьяную слезу и бормотать невнятно о какой-то великой и непонятной никому правде… Ох, пропадает народ, пропадает… Не можем мы без веры жить. Другие народы могут… у них стимул какой-то природный есть, страсть… у американцев – нажива, коммерция, у европейцев – наслаждение, если не комфортом, то культурой, эстетикой, пусть даже эстетикой разложения, потому что именно она в фаворе сейчас… да хоть бы даже порядок этот немецкий, он ведь тоже по-своему страсть и удерживает… А наш Ваня раскисает без Бога, ничего ему не мило в жизни, может, потому, что он не обманывает себя, а видит эту жизнь такой, как она есть и… тоскует, начинает пить с горя… Пропадает наш народ без Бога, и ничто его не может удержать… Беда…»

Встречал нас бодрый зам, две сотрудницы и паренек «на подхвате», расторопный и веселый, видимо, еще не втянувшийся в общую, «славянскую» колею. Он быстро принес стаканчики с крупой, воткнул в них свечи. Когда понадобилось масло, вызвался сбегать в каптерку. Вообще, проявлял неподдельный, живой интерес и искренне радовался происходящему. «Эх, пропадешь ты здесь, хлопец, – думалось мне с горечью, – храни тебя Бог от болота этого… Храни Бог!».

Виноваты не татары

Братья! Где плоды нашей веры? Где та любовь, которую мы должны иметь между собой как удостоверение причастности ко Христу, где трезвение, чистота, трудолюбие? Из чего люди, далекие от Церкви, могут узнать, что наша вера самая лучшая, правая и святая?! Горе, горе нам!.. И виноваты в этом не татары… не евреи или ужасные ваххабиты, а мы сами… И только мы. И чтобы что-то поменялось в нашей жизни – нужно начать меняться самим, а не пенять бесконечно на зеркало…

Промеж собой братья-славяне шепчутся: «Они, татары, вон чего делают – рожают по пять, семь детей… заняли уже всю транспортную сеть – посмотрите, что не водитель, то татарин… и торговлю уже прибрали к рукам… и медицину… Ай-ай-ай…» А теперь скажите мне. Что они – татары, да и прочие потомки Исмаила – делают неправильно? Экстремисты не в счет. Назовите хоть одну причину, почему люди не должны рожать детей, быть активными, деятельными в какой бы то ни было области, почему они не должны проявлять сплоченность и взаимовыручку… Нет таких причин. Зато есть много оснований нас – именующих себя христианами – упрекнуть в том, что вера наша не приносит плодов. Ни в практической, ни в душевной, ни в нравственной области, а напротив – куда ни глянь, всюду разлад, воровство, пьянство и оскудение духа…

Горькая правда

Недавно я ехал в городском автобусе. Опираясь на палочку, вошел пожилой инвалид и предъявил удостоверение участника боевых действий. В автобусе все места были заняты, большей частью молодыми ребятами и девушками. Кто с наушниками в ушах слушал музыку, рассеянно глядя в окно, кто сосредоточенно отправлял очередную эсэмэску, кто просто невидящим взглядом смотрел перед собой. Невидящим, безусловно, потому, что ветеран продолжал стоять, тяжело опираясь на палку. Наконец один юноша, смущаясь, уступил ему место.

– Ты, наверное, мусульманин, сынок, – ободряюще похлопал его по плечу старик. – Я пять лет прослужил в Африке, и там места в автобусах уступали именно мусульмане…

В голосе этого старого воина звучала горькая ирония, на которую некому и нечем было ответить.

Тот, кто видит опасность для православия в мусульманстве или иудаизме, – либо дурак, либо провокатор. Потому что главная и беспрекословная наша беда – это мы сами, наша крайняя духовная и нравственная деградация, о причинах которой можно говорить отдельно и долго, но выход из нее один – духовное и нравственное воспитание, возрождение института семьи, утверждение христианских ценностей во всех сферах нашей частной и общественной жизни.

Иерей Димитрий Шишкин
источник www.pravlife.org/content/svyashchennik-dimitriy-shishkin-o-hristianskom-islame-i-nehristianskom-pravoslavii
www.pravlife.org/sites/default/files/styles/article_575/public/field/image/12318399_905960226148438_159614446_o.jpg?itok=Ny1fyTuV