«В 1853 году во время царствования в России благочестивейшего Императора Николая I Павловича — да упокоит Господь душу его в Царствии Небесном со всеми святыми, где сияет свет лика Господа нашего Иисуса Христа, где все пребывают в радости — жил я в пустыни с моим блаженным старцем иеросхимонахом Иларионом Иверийцем на холме, неподалеку от монастыря Дионисиат и совершал богослужения в святом храме св. апостола Иакова, брата Господня.

Тогда в Севастополе шла ужасная война между русскими и турками, которых поддерживали их союзники-еретики. И когда мы со скорбью узнали об этом, то опечалились сердцем, так как мой блаженный Старец любил русских. И много раз слышал я, как он благодарил Бога за то, что его собственный народ не оказался во власти турок или еретиков, а соединился с православными христианами.

Как только услышали мы про эту ужасную войну, Старец сказал мне:

“Чадо мое, с тех пор, как наши братья, русские христиане, находятся в состоянии войны, мы должны горячо, со слезами молить Господа, чтобы они смогли победить и усмирить врагов своих и тем прославить Пресвятое Его Имя и народ русский, Его почитающий. Савва, чадо мое, после Литургии, которые ты ежедневно совершаешь и за которыми молишься о русских, благословляю тебе также каждый день вычитывать всю Псалтирь Царя-пророка Давида и класть поклоны, чтобы помочь нашим братьям”.
Я ответил: “Ради благословения твоего я все сделаю, что в моих силах”.

Мы начинали Литургию. Я подал возглашение: “Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа…” Он ответил: “Аминь”. Я произносил мирную ектенью: “Миром Господу помолимся”. Старец быстро отвечал по-грузински: “Господи, помилуй!” Я продолжал: “О свышнем мире…” Старец по-грузински же говорил с глубокой скорбью: “Господи, помилуй!”
Далее Старец молился со все большим покаянием и слезами, пел медленно, воздев руки к Небу: “Господи, помилуй!” Падал ниц, трижды ударяя головой в пол и орошая его слезами. “О благочестивейшем Императоре Всероссийском Николае, о Наследнике Его, чадах, дворе и воинстве… и Старец с покаянием отвечал, воздевая руки и глядя вверх: “Господи, помилуй!” — “Да преклонятся ему враги его и к ногам его да падут…” Старец отвечал: Господи помилуй!”, бия себя в грудь, вновь падая лицом на землю и трижды со стенаниями ударяя головой о пол. “О Святейшем Синоде и Богохранимой Империи Русской”, Старец вновь отвечал покаянно, обливаясь слезами: “Господи, помилуй!”

Сейчас, когда я пишу это, сердце мое наполняется покаянием, я плачу и не могу писать. То же самое происходило тогда во время мирной ектеньи.

Таким образом мы совершали Литургию каждый день. Прошло какое-то время, и Старец сказал мне: “Пойдем в монастырь (Дионисиат) и спросим отца Игумена, что они знают о войне, русские ли побеждают или враги”.

Когда мы пришли в монастырь, Игумен и Совет братии показали нам бумагу, которую прислал Патриарх из Константинополя (Стамбула) с иерархом, и тот в каждом монастыре вручал ее совершающим богослужения отцам.

Патриарх писал, что на Великом Входе надлежит молить Господа даровать силу турецкой армии повергнуть русских к ногам турок. Была составлена специальная молитва, которую нужно было прочитывать вслух.
Когда Игумен, старец Евлогий, прочитал нам послание Патриарха, мой старец сказал, ужаснувшись:

“Вы понимаете, что (!) написал глава наш и отец? Он не христианин”, – и с горечью спросил: “И вы читали это в монастыре во время Литургии?”

Но они ответили:

“Нет, этого нельзя делать”.

Но Патриарх в своем распоряжении угрожал, что все монастыри, которые не выполнят его, будут подвергнуты строгому наказанию.

На следующий день мы отправились в свою келлию. Прошла неделя. К моему Старцу на откровение помыслов пришел монах из монастыря Григориат, и Старец спросил его:

“Читали ли вы ту молитву, которую Патриарх разослал по монастырям?”

Он ответил:

“Да, мы читали ее в прошлое воскресение на Литургии”.

Старец сказал:

“Прочитав ее, вы поступили плохо; вы отринули от себя благодать крещения, монастырь свой лишили Божией милости. Вас постигнет кара!”

Монах тот вернулся в свой монастырь и рассказал все старцам и Игумену:

“Мы лишили наш монастырь милости Божией, благодати святого крещения: так сказал отец Иларион”.

И в тот же день наводнением смыло мельницу. Тогда отцы начали роптать против Игумена: “Ты погубил монастырь!” В великой скорби поспешил Игумен к иконе Спасителя, трижды сотворил земной поклон и молился: “О, Господи мой Иисусе Христе, я пойду к старцу Илариону, исповедаю ему, что я натворил, и выполню любое наказание, которое он мне даст, чтобы не погибнуть”.

Взяв с собой иеродиакона и монаха, он пошел в келлию св. Иакова, где мы тогда жили. Когда они пришли, Старца не было в келлии. Увидев же моего Старца, Игумен со своими спутниками пал на землю, распростершись ниц, со словами:

“Благослови, святый Отче”.

И хотел было поцеловать его руку, но Старец закричал: “Прочь! Уходи прочь, подальше от меня, я не принимаю еретиков”.

Игумен стал умолять: “Я согрешил, я пришел к тебе за епитимьей”.

Старец сказал: “Как ты осмелился поставить Магомета выше Христа? Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа сказал Сыну Своему: “… положу враги Твоя подножие ног Твоих…” (Пс. 109, 1), а Ты просил Его повергнуть Сына Своего к ногам Его врагов! Поди прочь от меня, я тебя не приму”.
Игумен со слезами просил Старца принять его на исповедь и назначить епитимью. Но мой Старец сказал: “Я не духовник тебе. Иди, найди духовника и у него проси епитимью”.

И, оставив их плачущих у кельи, он один вошел внутрь и запер за собою дверь…

Что же оставалось делать? Мы все пошли в мою келью и молились там всю ночь, прося Господа, чтобы Старец явил милосердие и дал Игумену епитимью. Утром Старец пришел на Литургию и, ни слова не сказав пришедшим, по окончании быстро удалился в свою келью. Пришедшие вместе с Игуменом забеспокоились, у него стало плохо с сердцем, и попросили меня пойти к Старцу и уговаривать его, может быть, меня он послушает.

Я пошел и, припав к ногам отца Иллариона, стал просить:

“Смилуйся над ними, дай епитимью, а то Игумен может умереть от сердечного приступа”.
Тогда Старец спросил меня: “Какую же епитимью можно на них наложить? Бог на Небесах разгневался на них. Какую епитимью следует наложить на них, чтобы Господь их помиловал?”

Я сказал: “Старче, как ты благословил мне, я каждый день вычитываю Псалтирь Царепророка Давида, и там есть один псалом, подходящий к данному случаю — псалом 82-й: “Боже, кто уподобится Тебе, не премолчи, ниже укроти Боже…” Вели им завтра на Литургии прочитать весь этот псалом на Великом Входе, когда поется Херувимская песнь. Пусть Иеромонах читавший молитву Патриарха, тот пусть будет под великим паникадилом. Когда будут изнесены из алтаря Дискос и Потир, и когда сойдутся все отцы во время Великого Входа, то пусть один монах несет впереди хартию с написанным на ней этим псалмом, и иеромонах, ожидающий под паникадилом, да прочтет весь псалом громко всей братии. Во время чтения, со второго стиха по девятый, все должны повторять: “Господи, помилуй!” Во время чтения остальных стихов пусть друг другу говорят: “Аминь!” Тогда монастырь обретет вновь милость Божию”.

Старец принял мой совет и попросил меня позвать пришедших. Когда они с радостью вошли в келью его и поклонились, Старец сказал им:

“Выполните то в наказание в монастыре своем, и милость Божия вернется к вам”.

Тогда они забеспокоились, опасаясь, что Экзарх, посланный Патриархом и пребывающий в Карее для наблюдения за выполнением Указа Патриарха, может об этом узнать, а, быть может, и сами турки дознаются о таком событии, и это навлечет на монастырь большие неприятности. Они не знали, как поступить.

Старец сказал: “Вам нечего бояться. Я беру своего Иеромонаха, отца Савву, и отправляюсь к вам в монастырь. И если Экзарх или турки все узнают, тогда скажите им: “Мы сделали так, как научил нас один монах — Илларион Грузин. И избежите неприятностей”.

Тогда отец Игумен сказал: “Старче, мы и о тебе беспокоимся и печалимся, потому что, если турки узнают об этом, они придут сюда, схватят вас, засунут в мешок, завяжут и обоих утопят в море”.

Старец мой ответил: “Мы готовы — и я, и мой Иеромонах. Пусть нас утопят”.
Потом все мы на лодке отправились в монастырь Григориат. Когда братия монастыря увидели нас, то чрезвычайно обрадовались».

Савва смиренный, ученик старца иеросхимонаха Илариона Грузина – духовника Великой Лавры горы Афон в ХIХ веке

35 Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: 36 «за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание». 37 Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. 38 Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, 39 ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.

Рим. 8. 35-39.