«Видящий себя, как он есть, – больше воскрешающего мертвых», – утверждают духовные люди, подчеркивая этим важность такого видения. Такой взгляд всегда страшен, поэтому одновременно надо взирать на Христа. Тут мы входим в опыт апостола Павла и всякого христианина: «Когда хочу творить доброе, предлежит мне злое… несчастный я человек, кто избавит меня?… Иисус Христос, Господь наш» (Рим 7:21–25).
В моменты давящего одиночества только глубокое смирение может прийти нам на помощь: признание радикального бессилия человеческого естества подвигает человека принести все свое существо к подножию креста, и тогда неожиданно Христос поднимает эту невыносимую тяжесть вместо нас: «Научитесь от Меня… ибо иго Мое благо и бремя Мое легко» (Мф 11:30).
Доверие переполняет: «Да будет воля Твоя» – я принимаю эту волю как свою собственную, в ней я раскрываю, что Бог промыслил о мне, в ней я узнаю свою участь. Человек более не замкнут на самого себя, он обрел легкость и веселие: «Се, раба Господня» (Лк 1:38), «друг Жениха радостию радуется голосу Жениха. Эта радость моя теперь полна» (Ин 3:29).
Духовно опытные люди утверждают, что искусство смирения состоит не в том, чтобы стать тем или другим, но в том, чтобы точно соблюсти ту меру, которую положил нам Бог. В «Подростке» Достоевский описывает этот сверкающий миг устами странника Макара. Одним взглядом он охватывает вселенную, свою жизнь, время и вечность и только и может сказать в завершение: «Все в Тебе, Господи, и я сам в Тебе, и приими меня!» Не будучи еще в состоянии всего понять, человек чувствует больше, чем ему того нужно в данный момент. Судьба обретает свежесть страстно любимого бытия. И только после этого «второго рождения», этой личной Пятидесятницы, и начинается собственно духовная жизнь. Профессор, богослов
Павел Николаевич Евдокимов.