Люди, впервые зашедшие в храм, спрашивают, где продаются свечи и где их можно поставить за здравие, а где — за упокой. Люди, второй раз зашедшие в храм, спрашивают, как можно освятить машину или квартиру, или нательный крестик. Люди, в десятый раз зашедшие в храм, спрашивают, где и как можно найти духовного отца. И если быть честным, а честным быть надо, то ответ звучит грустно: духовного отца вы нигде не найдёте, если, конечно, Бог вам его не подарит. Духовных отцов мало, их на всех не хватает. Да и как может хватить на всех духовных отцов, если даже простых земных отцов на всех не хватает?

Биологические папаши всё чаще отказываются воспитывать своих детей, и хотя мы не знаем ни войны, ни эпидемий, мы живём в эпоху почти тотальной безотцовщины. Спросите друг друга: где твой отец? — и от людей, выросших не в интернате и не в колонии, в семи случаях из десяти вы услышите: мой развёлся с матерью, мой спился, мой умер. А восьмой из этих десяти скажет: мой не умер и не развёлся, но видеть я его не хочу.

Большинство из нас — настоящие сироты, толком никому не нужные. В этом смысле Благая Весть возвещает нам нечто радостное. Настоящий Отец у нас есть, только не на земле. Записанные Иисусом Христом в одну большую семью, мы поднимаем глаза к небу и зовём Папу, Авву, сильного и доброго, могущего всегда прийти на помощь и от любой беды защитить. Мы обращаемся к Нему так, как Его единственный родной Сын научил нас к Нему обращаться: Отче наш! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…

И всё же Он на Небе, а мы на земле. Мы часто бываем так мало на Него похожи. Ведь мы — беспризорники, нас воспитала улица. Мы то бежим к Нему в дом, чтоб помыться и поесть, то опять убегаем туда, в тёмные подворотни, где нас ждёт привычная шантрапа и где под гитару поют похабные песни. Я говорю о том, что всякий верующий человек часто в жизни ощущает себя сиротой и странником. Он утешается верой и находит силы в молитве, но всё же живёт в стране изгнания и горькую чашу временной жизни должен допить до конца. Именно поэтому чужое сиротство и чужая бездомность, чья-то брошенность и ненужность должны быть хорошо понятны верующему человеку. Ведь мы жалеем больных, потому что сами болеем и молимся об усопших, потому что сами умрём. Мы должны думать о сиротах, потому что сами в известной степени ими являемся. Да и Сам Небесный Отец, живущий вовеки благословенный Бог в псалмах называется Отцом сирот и Судиёй (то есть защитником) вдов (Пс. 67, 6). Его Сын и наш Спаситель говорил ученикам: Не оставлю вас сиротами, приду к вам (Ин. 14, 18).

Ребёнок, забытый родителями в детском садике, горько плачет и стоит у забора. Он выглядывает маму и всматривается в лица взрослых, идущих по улице. Всех детей уже забрали, а он в это время чувствует себя сиротой. И молодой солдатик на первых месяцах службы пишет маме нежные письма, хотя ещё совсем недавно он заставлял её нервничать, приходил поздно, дерзил и иначе как «мамашей» за глаза не называл. Он сейчас тоже сирота, и это чувство ему полезно. Значит, если нашему сердцу понятны боль и тоска, связанные со словами «сиротство» и «одиночество», мы должны думать о тех, для кого эти слова являются не приправой к еде, а главной чертой существования.

Они такие же, как мы, эти дети, вырастающие в приютах. Из-за своей неестественной жизни они могут быть грубее и жёстче, чем обычные дети. Но им больше, чем обычным детям, хочется ласки и заботы. Им хочется слышать своё имя, произносимое с родительской любовью.

Мы, помню, однажды служили литургию в детском доме. Пока расставляли всё необходимое, облачались, дети были на прогулке. Потом они высыпались, как горох, с улицы в комнату, румяные, хохочущие, опрятно одетые (это была дошкольная группа). Увидев перед собой незнакомого дядю в необычной одежде, бородатого, блестящего, обступили священника со всех сторон. В нескольких десятках детских глаз читались удивление и любопытство. «Это Дед Мороз», — сказал один мальчик. «Да, это Дед Мороз!» — подхватили остальные. Но одна девочка думала иначе. Она взяла священника за руку и, глядя на него снизу вверх, сказала: «Это не Дед Мороз. Это папа».

Эх, привести бы туда всех отцов и матерей, сбросивших своих детей на руки доброго государства (по отношению к этим детям оно доброе), заставить бы их посмотреть в глаза этой девочки. Если души их способны на человеческие чувства, в тот же день они забрали бы своих малышей.

Чехов писал, что у каждого дома, в котором живут счастливые люди, должен стоять человек с молоточком. Он должен периодически стучать этим молоточком в дверь, и этот стук должен звучать напоминанием о том, что не все в мире счастливы и что счастливый обязан помогать несчастному. Наверное, для того здоровый здоров, и богатый богат, и умный умён, чтобы полученные от Бога дары не удерживать в себе, но распространять на тех, кто рядом.

В народе говорят: не строй церковь, пристрой сироту. Эта мысль родилась из евангельских слов: Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает (Мф. 18, 5). Об этом стоит думать всем — и молодым любящим друг друга семейным парам, которым Бог почему-то не даёт детей, и многодетным семьям; и тем, кто богат, и тем, кто живёт со средним достатком. В конце концов, не так уж многого они от нас хотят, эти маленькие брошенные ангелы, рискующие озлобиться на весь мир и превратиться в зверёнышей. Они хотят любви. Такое простое человеческое желание!

Только не бегите сразу в ближайший детский дом, прочитав эти строки. Сначала хорошо подумайте и рассчитайте свои силы и помолитесь Богу, потому что человек — не игрушка, и если он привяжется к вам, то станет родным. Родных бросать нельзя. Мы в ответе за тех, кого приручили.
Андрей Ткачев