Психическая эпидемия в стенах Министерства образования и науки
Можно ли найти альтернативное объяснение шокирующим фактам?

Эти наброски написаны мной по материалам моей книги «Наука против мифов: По следам Разумного Замысла. Тайна живой материи». И они действительно касаются некоторых шокирующих фактов, свидетельствующих о протекании психической эпидемии в стенах Министерства образования и науки Российской Федерации. Да и не только этого Министерства...
Впрочем, чтобы разобраться в сути поднимаемой проблемы, следует провести небольшой историко-психологический и историко-философский экскурс.

Абсурды из энциклопедий и учебников
Пол века назад в пятитомной философской энциклопедии были написаны следующие «глубоко научные» слова:
«На естественное происхождение жизни из неживой природы указывает… то, что в химическом составе живых тел содержатся те же элементы, которые имеются и в минералах» (В. Рыжков. «Жизнь» // Философская энциклопедия, 1962 (Т. 2), с. 131).
Аналогичные фразы появились и в школьных учебниках:
– «В результате многолетних исследований, которые проводили ученые самых разных профессий, было выяснено: нет ни одного химического элемента, который был бы в космических телах и отсутствовал бы на Земле; нет ни одного химического элемента, который был бы найден в живых телах и отсутствовал бы в неживых. Это говорит о единстве вещества живых и неживых тел, о единстве природы» (Естествознание. Учебное пособие для учащихся 5-го класса. Отв. ред. – Суравегина И. Т. М.: 1993, с. 84–85).
– «Таким образом, в клетке нет каких-нибудь особенных элементов, характерных только для живой природы. Это указывает на связь и единство живой и неживой природы» (Общая биология. Учебник для 10–11 классов средней школы. Под редакцией члена-корреспондента АН СССР Ю. И. Полянского. М.: 1991, с. 146).
Задумаемся о смысле приведенных фраз. Могли ли в клетке вообще быть обнаружены какие-либо химические элементы, которые бы «отсутствовали в неживых телах»?
Уже за несколько тысяч лет до того как были получены «результаты многолетних исследований» можно было бы догадаться о том, что таких элементов в живом организме в принципе быть не может. Ведь любое живое существо после своей гибели разлагается и превращается в вещество неживой природы. И можно ли ожидать, что продукты естественного разложения будут как-то отличаться от продуктов искусственного разложения – того, что является объектом «многолетних исследований ученых»?
Очевидно, что приведенные фразы из учебных пособий и философской энциклопедии не несут в себе положительной смысловой нагрузки, и не связаны с научными представлениями о мире. И, тем не менее, через них, несомненно, оказывается определенное мировоззренческое воздействие на сознание. В этих фразах чувствуется стремление сгладить различие между живой и неживой природой. Не зря ведь продолжение первой из приведенных фраз выглядит следующим образом:
«На атомном уровне различий между химическим составом органического и неорганического мира нет. Различия обнаруживаются на более высоком уровне организации – молекулярном».
Сущность этих различий, при таком подходе, связываются с возможностями разнопланового «конструирования» молекулярных и надмолекулярных образований из одного и того же элементарного материала по аналогии с тем, как из одних и тех же деталей можно конструировать разные механизмы».
Как же могла проникнуть в энциклопедии и учебники такая абсурдная фраза, направленная на защиту механистических представлений о живой материи?

Психопатологические корни
Отстаивание своих убеждений любыми, в том числе неадекватными средствами обычно ассоциируется с таким психопатологическим термином, как паранойя. Этим термином принято обозначать психопатологическое состояние личности, сопровождающееся бредовыми переживаниями. Последние же есть, по словам соответствующих специалистов, некоррегируемым установлением «связей и отношений между явлениями, событиями, людьми без реальных оснований» (Руководство по психиатрии, 1983 (Т. 1), с. 29).
«Некоррегируемый» – это значит «не поддающийся коррекции», то есть исправлению. Действительно, характерным признаком бредового состояние личности является ее непоколебимая уверенность в своих взглядах вопреки фактам. Известный русский психиатр Петр Борисович Ганнушкин в свое время писал, что для параноика «правильно только то, что хочется и нравится параноику» (Ганнушкин, 1933, с. 37). Соотношение с научной и даже простой человеческой логикой в таком случае не играет принципиального значения. Когда же мы имеем дело с широкомасштабными явлениями, затрагивающими учебники и энциклопедии, то здесь мы, судя по всему, сталкиваемся с чем-то подобным психической эпидемии параноидной ориентации.
Пятитомная философская энциклопедия, как известно, вышла в России в 60-х годах прошлого столетия, в период господства тоталитарной марксистско-ленинской идеологии. Можно провести шокирующие параллели между характером становления и развития этой идеологии и тем, что пишут ученые-психиатры о становлении и развитии паранойи со свойственной ей системой бредовых идей.
Специалисты отмечают «три периода в развитии бреда: период инкубации; период систематизации – самый важный и интересный с его поразительной интеллектуальной активностью, часто с прекрасной логикой, крайне разнообразной и сложной мозговой работой; период стереотипии (содержащий бред, нашедший свою формулу, остановившийся в своем развитии; это клише, не подлежащее никаким изменениям)» (Рыбальский, 1993, с. 118).
В развитии коммунистической идеи легко обнаруживаются все три периода. Период инкубации можно сопоставить с трудами теоретических предшественников марксизма, к которым обычно относят представителей классической немецкой философии, английской политической экономики и французского утопического социализма. Самый же важный и интересный – период систематизации – это, безусловно, период творчества так называемых классиков этого учения, которых обычно выделяют также в числе трех – Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ульянова (Ленина). Что же касается периода стереотипии коммунистической идеи, то этот период, в частности, очень показательно проявился в ХХ столетии в России, где жизнь всего общества была строжайшим образом подчинена коммунистической идее, основные стереотипы которой под страхом смерти не подлежали никакому изменению. Над согласованием российской жизни с этими стереотипами работали целые институты, боявшиеся допустить до общественного сознания любую идею, сомнительную с точки зрения марксистско-ленинского образа мышления. Все это свидетельствует о том, что здесь мы имеем дело с «клише, не подлежащему никаким изменениям». Напротив, это клише требует того, чтобы сама реальность была изменена в соответствии со стереотипами бредовой системы. Более того, само наличие носителей какой-либо иной идеологии было для советской системы неприемлемым фактом, ибо оно противоречило принципу некоррегируемости бредовых переживаний, проявляемому на уровне всего общества.
Но можно ли соотносить клиническую картину развития паранойи у отдельно взятого индивидуума с тем, что протекает в масштабах целого общества?
Возможность такого соотнесения связана с тем, что люди представляют собой не изолированные сущности, но тесно связаны в обществе такими механизмами передачи личностных переживаний, как внушение и индуцированное помешательство. Благодаря этим механизмам любое «достижение» отдельной личности некоррегируемого характера может легко стать достоянием других людей, в логическом завершении – всего общества. И если механизм внушения действует, в основном, в рамках нормальных форм психического состояния, то механизм индуцированного помешательства уже характерен для того, что выходит за рамки психологической нормы. Этот механизм являлся объектом исследования многих известных психиатров.
Так известный швейцарский исследователь Эйген Блейлер (1857–1939) писал по этому поводу следующее:
«Случается, что параноик не только внушает веру в свои бредовые идеи лицам, с которыми он находится в тесном общении, но до того их заражает, что они самостоятельно развивают бред дальше… Такие случаи называются индуцированным помешательством» (цит. по: Погибко, 1970, с. 24).
Эту же тему развивали и другие классики психиатрии. В частности, известный российский ученый Владимир Петрович Сербский (1858–1917) указывал на то, что «в подавляющей массе случаев индуцированного помешательства та форма, которая передается другому лицу, представляет собою паранойю; очень редко передаются другие заболевания» (Сербский, 1912, с. 439).

Копнем еще глубже
Характерно, что определенные психопатологические мотивы можно обнаружить в творчестве философского предшественника марксизма-ленинизма – немецкого философа Георга Гегеля (1770–1831). Известный русский философ, логик и психолог Георгий Иванович Челпанов (1862–1936) писал о том, что «Гегель… создал натурфилософию, противоречие которой с данными науки было поразительно». К примеру, о звездах «он говорил, что это не есть небесные тела, а только "абстрактные световые точки", световая сыпь, так же мало заслуживающая удивления, "как шолуди у человека"… Далее он говорил, что Земля есть совершеннейшая из всех планет, потому, что у нее есть спутник», хотя уже во времена Гегеля было известно целых четыре спутника Юпитера (в настоящее время этих спутников насчитывается уже больше шестидесяти). Но самое интересное заключается в том, что «когда Гегелю указывали на то, что его построения противоречат фактам, он говорил: "тем хуже для фактов"» (Челпанов, 1994, с. 49–50). Здесь с особой рельефностью и проявляется нечто подобное такой обозначенной выше черте бредовых переживаний, как их некоррегируемость.
Характерно, что уже некоторые современники Гегеля обратили внимание на явные черты неадекватности, присутствующие в его писаниях. Одним из них был известный немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788–1860) «имевший удовольствие лично знать Гегеля и предложивший использовать шекспировские слова "язык сумасшедшего и отсутствие мозгов" в качестве эпиграфа к философии Гегеля» (Поппер, 1992 (Т. 2), с. 42).
По словам Шопенгауэра, Гегель «не только не имеет никаких заслуг перед философией, но оказал на нее и через это вообще на всю немецкую литературу крайне пагубное, поистине отупляющее, можно сказать, тлетворное влияние». Более того Шопенгауэр делает о трудах Гегеля весьма примечательный вывод: «кто может читать его наиболее прославленное произведение, так называемую "Феноменологию духа", не испытывая в то же время такого чувства, как если бы он был в доме умалишенных, – того надо считать достойным этого местожительства». По мнению Шопенгауэра, «так называемая философия этого Гегеля – колоссальная мистификация, которая и у наших потомков будет служить неисчерпаемым материалом для насмешек над нашим временем… она – псевдофилософия, расслабляющая все умственные способности, заглушающая всякое подлинное мышление и ставящая на его место с помощью беззаконнейшего злоупотребления словами пустейшую, бессмысленнейшую и потому, как показывают результаты, умопомрачительнейшую словесную чепуху» (Шопенгауэр, 2005, с. 21–23).
Приведем всего лишь один пример этой «умопомрачительнейшей словесной чепухи». В одном из своих трудов Гегель пишет:
«Звук есть смена специфической внеположности материальных частей и ее отрицания, – он есть только абстрактная или, так сказать, только идеализованная идеальность этой специфичности. Но тем самым эта смена сама непосредственно является отрицанием материального специфического существования; это отрицание есть таким образом реальная идеальность удельной тяжести и сцепления, т. е. теплота» (Гегель, 1934 (Т. 2), с. 193–194, выделено в оригинале).

Биологическое продолжение
На основании философского (так называемого диалектического) метода Гегеля, как известно, была предпринята попытка переустройства всего мира. Но разочарование в коммунистической идее не привело к полному освобождению человечества от подобных психопатологических тенденций в околонаучном мышлении. Их присутствие в настоящее время можно обнаружить уже не столько в политической, сколько в научно-философской мысли, в частности – в представлениях об истоках специфических свойств живой материи, в представлениях об истоках биологической целесообразности.
Для идеалистической философии здесь никаких проблем нет: она связывает свойства целостного живого организма с трансцендентным фактором, воздействующим на материю нашего мира и формирующим его характерные свойства. В христианской традиции этот фактор называется Божественными энергиями.
Но как быть тем представителям научно-философской мысли, которые поставили своей целью оставаться на позициях материализма, и которые единственной реальностью признают реальность материальную?
Вот тут то и проявляются все те же «диалектические» тенденции мышления, которые в свое время с таким успехом «оседлал» Гегель. Уже упоминаемый нами Шопенгауэр писал по этому поводу следующее:
«Я разумею хитрый прием – писать темно, т. е. непонятно: вся суть заключается собственно в таком преподнесении галиматьи, чтобы читатель думал, будто – его вина, если он ее не понимает; между тем писака очень хорошо знает, что это зависит от него самого, так как ему прямо нечего сообщить действительно понятного, т. е. ясно продуманного» (Шопенгауэр, 2001, с. 123).
Впрочем, мы не можем с уверенностью говорить о сознательном применении Гегелем такого способа обмана своих почитателей. Возможно, многое в творчестве этого философа было неосознанным проявлением глубинных свойств его личности. Вспомним о том, что специалисты характеризуют бред такими терминами, как «безумие со смыслом» и «гениальная глупость» (Руководство по психиатрии, 1983 (Т. 1), с. 29). Так или иначе, но Гегелевский стиль мышления был с большим доверием воспринят не только многими его современниками, но и некоторыми представителями последующих поколений. По словам К. Поппера, «есть люди, которые все еще верят в искренность Гегеля или все еще сомневаются, а вдруг его секрет все же заключается в глубине и богатстве мысли, а не в пустоте» (Поппер, 1992 (Т. 2), с. 37).
Аналогичную веру многие люди испытывают и к современным материалистически-ориентированным попыткам объяснить сущность живой материи. В этих попытках, как и в трудах Гегеля, можно обнаружить тенденции погружения проблемы в «диалектический туман». Так, ставя вопрос о том, каким образом можно преодолеть пропасть между молекулярным уровнем и уровнем целостности без представлений о трансцендентности, некоторые исследователи в последние десятилетия стали говорить о том, что этот вопрос мог бы быть решен путем общих рассуждений и создания, по их же признанию, нового языка «для понимания и описания сложных высоко-интегрированных живых систем. Ученые называют его по-разному – теория динамических систем, теория сложных систем, нелинейная динамика, сетевая динамика и т. д. Хаотические аттракторы, фракталы, диссипативные структуры, самоорганизация, сети автопоэза – вот лишь некоторые ключевые понятия этого языка» (Капра, 2003, с. 10). И тенденции такого рода попыток начали явно проявляться уже довольно давно. Так, южно-африканский биолог, лауреат Нобелевской премии Сидни Бреннер, писал в 1979 году следующее:
«С одной стороны, всю работу, выполненную генетиками и биологами за последние шестьдесят лет, можно считать продолжительной интерлюдией... Теперь, когда программа завершена, мы, пройдя полный круг, вернулись все к тем же нерешенным проблемам. Каким образом искалеченный организм регенерирует точно такую же структуру, какая была прежде? Каким образом яйцо формирует организм?.. Я полагаю, что в ближайшие четверть века нам придется обучать биологов новому языку... Я еще не знаю, как назвать его; и никто не знает... Вероятно, неправомерно считать, что вся логика сосредоточена на молекулярном уровне. Возможно, нам придется выйти за пределы часовых механизмов» (цит. по: Капра, 2003, с. 9–10, выделено мною – А. Х.).
В этом высказывании весьма недвусмысленно говорится о том, что трудности в механистическом понимании жизни следует преодолевать на уровне «обучения биологов новому языку», который еще «непонятно как следует назвать», но который должен вывести биологов за пределы механистического мировоззрения, за пределы понимания живых существ в виде «часовых механизмов».
Здесь явно прослеживается параллель со стилем мышления Гегеля, той его «диалектикой», которая, по словам известного русского философа Владимира Соловьева (1853–1900), есть «мышление, в котором ничего не мыслится» (Соловьев, 1911 (Т. 1), с. 330).

«Копенгагенский» прорыв
Впрочем, обозначенная выше тенденция «забалтывания» проблемы является хоть и доминирующей, но вовсе не безальтернативной позицией в современной научно-философской мысли. Весьма примечательным исключением здесь является, прежде всего, тот мировоззренческий прорыв, который осуществили создатели квантовой механики, объединенные в рамках так называемой копенгагенской школы. Речь идет, прежде всего о таких физиках, как Нильс Бор (1885–1962), Макс Борн (1882–1970) и Вернер Гейзенберг (1901–1976). В научно-философской литературе, кстати, высказывалось мнение, что «сравнительно короткая эпоха создания квантовой теории отмечена необычно глубоким вдумыванием в существо собственно философских проблем, не идущим в сравнение ни с предыдущей, ни с последующей эпохами, включая и нынешний день» (Ахутин, 1989, с. 366). Достаточно сказать о том, что спор об интерпретации квантовой механики между Нильсом Бором и Альбертом Эйнштейном растянулся на десятилетия. И этот спор был напрямую связан с проблемой физической реальности, а значит – и с проблемой противостояния материализма и идеализма в биологии.
Представители «копенгагенской школы», возглавляемой Нильсом Бором, отстаивали мировоззренческую позицию, которая оставляла место для представлений о трансцендентных первоистоках материального мира. При этом если Нильса Бора можно считать первопроходцем «копенгегенского» стиля мышления, то Борна и Гейзенберга – его последователями, раскрывшими в своих трудах важнейшие аспекты этого нового для науки видения мира. В частности, Макс Борн писал:
«Время материализма прошло. Мы убеждены в том, что физико-химический аспект ни в коей мере не достаточен для изображения фактов жизни, не говоря уже о фактах мышления» (Борн, 1963, с. 99).
Что же касается Вернера Гейзенберга, то по его словам, «легче привыкнуть к понятию реальности в квантовой теории в том случае, если нет привычки к наивному материалистическому образу мыслей, господствовавшему в Европе еще в первые десятилетия нашего века» (Гейзенберг, 1989а, с. 128) – имеется в виду век двадцатый. При этом, по словам Гейзенберга, «с точки зрения здравого смысла нельзя ожидать, что мыслители, создавшие диалектический материализм более ста лет назад, могли предвидеть развитие квантовой теории. Их представления о материи и реальности не могут быть приспособлены к результатам нашей сегодняшней утонченной экспериментальной техники» (Гейзенберг, 1989, с. 82–84).
И еще слова Макса Борна:
«Живой организм, растительный или животный, это, несомненно, физико-химическая система. Вместе с тем, он нечто большее, чем такая система» (Борн, 1963, с. 98–99).
Под словом «больше» следует понимать тот трансцендентный организующий фактор, который христианская традиция связывает с Божественными энергиями. Не зря ведь Макс Планк позже написал, что «современная физика особенно поразила нас тем, что подтвердила существование реальности за пределами нашего чувственного восприятия» (цит. по: Хайш, 2010, с. 215).
И такие представления о реальности способны стать ключом для понимания многих тайн бытия:
www.sciteclibrary.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?num=1490029925
www.sciteclibrary.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?num=1490808766
orthodoxy.cafe/index.php?topic=650891.0
orthodoxy.cafe/index.php?topic=651188.0
www.biohab.ru/index.php?/topic/9672-парадоксы-материалистической-биологии/

Невостребованное мировоззрение
Впрочем, специфика современного состояния научно-философской мысли таково, что мировоззренческий прорыв, осуществленный создателями квантовой механики, не то чтобы был официально отвергнут научно-философским сообществом, но как-то затерялся среди бесконечных лабиринтов, по которым это сообщество бродит. Более того, известный российский философ И. С. Алексеев отмечает одну удивительную закономерность. «Хотя “общественное мнение” физиков считало и считает, что побежденной (но не убежденной) стороной в дискуссии оказался Эйнштейн, сейчас ситуация такова, что работы по методологическим проблемам квантовой механики (в частности, по проблеме реальности) в большинстве своем пишутся в духе Эйнштейна. Таким образом, победившая боровская линия в настоящее время если не умерла, то по крайней мере законсервировалась» (Алексеев, 1995, с. 374). В настоящее время, по мнению профессора И. С. Алексеева, «идеи Бора не ассимилированы научным сообществом физиков во всей их глубине и полноте, не говоря уже о методологах физики» (Алексеев, 1995, с. 384).
По мнению канадского исследователя К. Хукера, «мы утратили видение боровского подхода к революции в науке XX века», так что «уникальные взгляды Бора почти повсеместно либо полностью остаются непонятыми, либо искажаются при рассмотрении» (цит. по: Алексеев, 1995, с. 383).

Истоки неадекватной агрессивности
Судя по всему, препятствием на пути распространения воззрений Бора и его последователей явилась все та же иррациональная стихия, которая в своей время особенно явно проявилась в трудах Гегеля, расцвела пышным цветом в марксистско-ленинском тоталитаризме и до сих пор обнаруживается в попытках «заболтать» серьезные биологические проблемы.
На мой взгляд, природа этой стихии во многом связана с совместной работой таких фундаментальных механизмов человеческой психики, как механизм установки и механизм внушения – этот вопрос я подробно разобрал в своей книге (смотрите, прежде всего, подраздел 1. 1. 6. «Джинн научного метода»). Далее подключается механизм доминанты, стимулирующий в данном случае развитие параноидных тенденций, постепенно приобретающих черты психической эпидемии, облеченной в научно-философские одежды (смотрите, в моей книге, прежде всего, подраздел 3. 2. 6. «Доминанты научно-философского поиска»).
О том, что эти психопатологические тенденции широко распространены и в настоящее время, свидетельствуют, в частности, реакция представителей научно-философского сообщества на альтернативные материализму взгляды. Здесь следует вспомнить о том, что при протекании бредовых, параноидных процессов, как свидетельствуют специалисты, вся критическая способность личности, «направляется на “защиту” бредовой убежденности» (об этом писал А. С. Смич в 1968 году, ссылка по: Рыбальский, 1993, с. 84). Это неизбежно приводит к возникновению неадекватно-агрессивных настроений по отношению к любой альтернативной по отношению к материализму точки зрения.
Чтобы убедиться в наличии таких неадекватно-агрессивных настроений в современном научно-философском обществе, достаточно посмотреть фильм Бена Стайна «Изгнанные. Интеллект запрещен» –

Так все же психическая эпидемия?
Если же попытаться найти более значимые признаки протекания таких параноидных процессов в современном научно-философском сообществе, то полезно опять таки ознакомиться с содержанием некоторых современных учебников по биологии. Шокирующая своим антинаучным и антирациональным содержанием фраза о том, что «нет ни одного химического элемента, содержащегося в живых организмах, который не был бы найден в телах неживой природы» кочует из одного современного школьного учебника в другой. Вот самый скромный список, составленный мною при посещении одного из московских книжных магазинов, с указанием номера страниц, на которых я обнаружил приведенную выше фразу:
а) С. Г. Мамонтов, В. Б. Захаров, И. Б. Агафонова, Н. И. Сонин. Биология. Общие закономерности. 9 класс. – М.: Дрофа. 2013, с. 104;
б) А. А. Каменский, Е. А. Криксунов, В. В. Пасечный. Биология. Общая биология. – М.: Дрофа. 2014, с. 26;
в) Н. И. Сонин. Биология. Живой организм. М.: Дрофа. 2015, с. 12.
Эта же фраза фигурирует и в учебнике, носящим титул «Академический школьный учебник» (В. В. Пасечник, А. А. Каменский, Г. Г. Швецов. Биология. 9 класс. Академический школьный учебник. – М.: Просвещение. 2011, с. 22) (в последующие годы этот учебник неоднократно переиздавался).
Некоторые же авторы проявляют еще больший энтузиазм в попытках защиты своих, мягко говоря, неадекватных убеждений. Так, в учебнике по биологии для 10-11 классов 2016 года издания (авторы Л. Н. Сухорукова, В. С. Кучменко, Т. В. Иванова), на десятой странице можно прочесть следующее:
«В составе клеток живых организмов обнаружено 80 из 110 элементов периодической системы Д. И. Менделеева. При этом каких-либо особых, присущих только живой материи элементов клетка не содержит. Это говорит о единстве живой и неживой природы» (выделено мною – А. Х).
Учебник имеет гриф: «Рекомендовано Министерством образования и науки Российской Федерации».
Возникает вопрос: работники этого министерства всерьез думают, что в живых организмах в принципе могли бы быть обнаружены какие-либо элементы таблицы Менделеева, которые отсутствуют в неживой природе?
О чем же свидетельствует эта неадекватность?
Скорее всего, здесь мы имеем дело с глобальной психической эпидемией параноидного характера, проникшей, в том числе, и в стены Министерства образования и науки.
Можно ли найти альтернативное объяснение этим шокирующим фактам из системы школьного образования?
Если кто-либо это сможет сделать, я со вниманием отнесусь к его точке зрения.

Александр Хоменков
С содержанием книги можно ознакомиться по ссылке
www.goldentime.ru/zhrs_001.htm

Основные идеи этой книги представлены в серии статей, вышедших в журнале «Православная беседа» в 2015–2016 годах. Скачать статьи можно по ссылкам:
www.goldentim...rs_15-16_01.htm
scienceandapologetics.com/stati/955-homenkov-as-sbornik-statey-po-filosofii-nauki.html.

Библиография
Алексеев И. С. Деятельностная концепция познания и реальности. – М. Руссо. 1995. – 528 с.
Ахутин А. В. Вернер Гейзенберг и философия // Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. – М.: Наука. 1989, с. 361–394.
Борн М. Физика в жизни моего поколения. – М.: Изд. иностр. литературы. 1963. – 535 с.
Гейзенберг В. Физика и философия // Физика и философия. Часть и целое. – М.: Наука. 1989, с. 3–132.
Ганнушкин П. Б. Клиника психопатий. Их статика, динамика, систематика. – М.: Изд. Север. 1933. – 77 с.
Гегель Г. Философией природы // Сочинения. Т. 2. – М.–Л. Институт философии коммунистической академии при ЦИК СССР. 1934. – 683 с.
Капра Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем. – М.: ИД «София» 2003. – 336 с.
Погибко Н. И. Индуцированные психозы. Научный обзор. – М. 1970. – 86 с.
Поппер К. Р. Открытое общество и его враги. Т. 2. – М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива». 1992. – 528 с.
Руководство по психиатрии. Под. ред. А. В. Снежневского. – М.: Медицина. 1983. Т. 1. – 480 с.
Рыбальский М. И. Бред. Систематика, семиотика, нозологическая принадлежность бредовых, навязчивых, сверхценных идей. – М. Медицина. 1993. – 368 с.
Сербский В. П. Психиатрия. Руководство к изучению душевных болезней. – М. 1912. – 654 с.
Соловьев В. С. Собрание сочинений в 10-ти томах. Т. 1-10. – СПб. 1911-1914.
Философская энциклопедия. В пяти томах. – М.: Советская энциклопедия. 1960–1970.
Хайш Б. Теория Бога. – М.: София. 2010. – 224 с.
Челпанов Г. И. Мозг и душа. М.: Круг. 1994. – 348 с.
Шопенгауэр А. Две основные проблемы этики. ¬– Москва-Минск: Аст Харвест. 2005. – 511 с.
Шопенгауэр А. Об университетской философии // Собрание сочинений в 6-ти томах. – М.: ТЕРРА-Книжный клуб; Республика. 2001. Т. 4. – 400 с.