ОН ПРИВЕТСТВОВАЛ ЛЮБОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ
5 февраля 2016 года исполняется 10 лет со дня кончины архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

Об о. Иоанне (Крестьянкине) рассказывает организатор христианского семинара (1970-е гг.), издатель журнала «Община» Александр Огородников

– Александр Иоильевич, когда Вы познакомились с о. Иоанном, и какие обстоятельства сопровождали это знакомство?

А.И. Огородников: Это было на Пасху в 1974 году, во время паломничества в Псково-Печёрский монастырь. В то время я искал свой путь в православии, пытался понять, что такое православие.

– Вы паломничали один или с друзьями, или с кем-то еще?

А.И. Огородников: В этом паломничестве я был один.

– И, соответственно, знакомство с о. Иоанном было личным, с глазу на глаз?

А.И. Огородников: Да. Это было время моего активного постижения пути в церкви. Я пытался понять, что нужно делать, чтобы стать православным в условиях, когда в стране была прервана живая традиция, когда в храмах были только старушки, а запуганные «органами» священники боялись проповедовать и, честно говоря, не хотели, чтобы молодые люди, которые тогда только-только стали появляться в церкви, даже просто ходили на службу. Потому что боялись, что за ними в храм придёт КГБ. Приходилось жить в этой атмосфере страха и других последствий глобальной катастрофы, связанных со страшными гонениями на христианство в нашей стране, когда фактически образовалась пропасть между наличной церковной жизнью и живой церковной традицией. И для меня, и для людей моего поколения очень остро встал вопрос: что такое быть христианином? Тем более что я же был из атеистической семьи, как и почти все. Поэтому уверовать во Христа – это было только начало пути. А куда идти и как идти?

И вот в поисках ответа на этот жизненно важный вопрос, в попытках понять этот путь я искал людей, совершал паломничества и таким образом оказался в Псково-Печёрском монастыре. Впервые я там был даже в 73-м году, но тогда это было просто знакомство. А уже первые мои исповеди были в 74-м году. И я, кстати, не сразу попал к о. Иоанну Крестьянкину. Вначале я попал к такому старцу, его звали архимандрит Афиноген, если я точно помню. И первая большая, настоящая, глубокая исповедь была именно у этого старца. Она длилась почти всю ночь, и я хорошо помню, как сейчас, – он слушал меня внимательно, такой старичок с длинными седыми волосами, бородкой, у него текли слёзы из глаз, и только иногда вопросами он направлял мою исповедь. И это был такой рассказ о себе, который я никогда никому больше не пересказывал. Я буквально вспомнил всю мою жизнь, которая вся прошла передо мной. И вот он просто слушал меня, слёзы текли по его лицу, и это было одно из самых сильных потрясений в моей жизни. Это ещё к тому, что хотя мы говорим об о. Иоанне Крестьянкине, но он был не одним таким праведным человеком.

Вот архимандрит Афиноген, например, – это мой первый опыт очень глубокой, какой-то все выворачивающей исповеди, которая меня буквально очистила, дойдя до самых удалённых уголков моего сознания.

- Т.е. можно говорить, что в те годы, по крайней мере, в Псково-Печёрском монастыре, была плеяда таких людей – достойно несущих своё пастырское и духовническое служение?

А.И. Огородников: Да. Этому очень способствовал тогдашний наместник монастыря о. Алипий (Воронов), очень известный человек. Он собирал таких – они почти все сидели, были гонимы.

– Они были исповедниками?

Иоанн (Крестьянкин)
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
А.И. Огородников: Да. Архим. Афиноген, я не могу сейчас точно сказать сколько, но достаточно долго сидел. И что для меня особенно ценно – через о. Афиногена я отчасти почувствовал линию, традицию, идущую от святого праведного о. Иоанна Кронштадтского. Потому что именно о. Иоанн Кронштадтский, с которым Афиноген в молодости столкнулся, и направил его на монашеский путь, насколько я знаю и потом смог выяснить.
Понимаете, тут сложность ситуации еще вот в чём: если мы обычно охотно говорим о себе, то монахи скромничают («ну кто я? жалкий монах, смердящий пёс...»), не рассказывают, и в итоге с ними уходит важное свидетельство. Но потом я смог от кого-то узнать, что встреча со святым праведным о. Иоанном Кронштадтским будущего о. Афиногена обратила в монашество. Я об этом узнал потом, но это очень важно.

Также в то время в монастыре была хорошая среда из молодых послушников. Их там была уже целая команда, которые были близки со мной. В том числе среди них был мой родной брат, чемпион России по велоспорту среди юниоров... Под моим влиянием он пришёл к вере, в результате чего его выгнали из института, он был одно время участником семинара1, который зарождался в 73-м году. Он ушел в монастырь после неудачной попытки поступить в семинарию. Причём, чтобы поступить в семинарию, он жил и прятался по нелегальным квартирам, потому что регулярно приезжали из «психушки» и милиции, чтобы его забрать. Хотя он легально поступал в Московскую духовную семинарию! Однажды была устроена облава, и только благодаря тому, что он был не один, он был среди нас, единомышленников, его смогли спрятать на это время. Но, тем не менее, его не приняли в семинарию на том основании, что он официально не вышел из комсомола, хотя он уже давно вышел. Но они сказали, что у них якобы нет этого его заявления...

Так вот, в Псково-Печёрском монастыре была очень хорошая братская среда. Это важно понять, потому что обычно в монастырях обстановка бывает не очень благоприятной, некая подозрительность и т.д.

– Да, то, о чём Вы сейчас говорите, совпадает с моим впечатлением от посещения монастырей в 90-е годы. Я уже почти не застал в монастырях таких приветливых, добрых, братских отношений друг ко другу.

А.И. Огородников: Вы правы, потому что в 90-е годы стали открывать много монастырей, туда ринулся кто угодно, а людей, которые бы подготавливали к жизни в них, практически не осталось. В итоге люди надевали монашеские одеяния, но фактически, по выражению владыки Антония (Блюма), они были «духовными обезьянами». Они подражали монашескому образу жизни лишь внешне; но без образования, без традиции, без опыта молитвы они смотрелись такими... «обезьянами». Как сказал один монах: самое страшное было заболеть в монастыре, т.к. и чашки воды никто не подаст!..

А тогда атмосфера была иная. На территории России было только два действующих монастыря2, это первое. А второе, уйти в монастырь было очень тяжело юридически: чтобы тебя взяли в монастырь, необходимо было, чтобы милиция тебя прописала, иначе тебя будут гнать как бомжа. Это был один из неявных методов антирелигиозной борьбы. Раз выписали протокол, два, а в третий раз можно попасть в тюрьму за «паразитический образ жизни»3, 209 статья УК РСФСР. «Вы должны жить по месту прописки, а здесь вы не прописаны». Всё.

Прописать было очень сложно. Но брата ценой больших усилий наместика архим. Алипия всё-таки удалось прописать в монастыре, хотя уже тогда был целый поток молодых людей, которые жили там под названием «паломник» (сейчас это называется «трудник»). Я сам видел, как много было молодых людей, которые приезжали, просили, чтобы их приняли, т.к. монастырь тогда – это был яркий образ иного мира. Иного мира по сравнению с душащей советской властью, с тоталитаризмом, который тогда уже стал унылой повседневной реальностью.

...И в этой братской атмосфере о. Иоанн (Крестьянкин) тебя принимал, образно говоря, помещал тебя в некое «озеро любви», окружал тебя сотнями знаков внимания, – так, что становилось ясно, что ты для него очень важный гость. Он даже суетился около тебя, сам усаживал. Это так разительно отличается от поведения некоторых батюшек, видимо, обременённых общением с людьми, около которых чувствуешь себя лишним. Был такой случай: один батюшка приглашает меня и ещё одного священника пообедать, а с тем священником две женщины, его духовные дочери. Зима. Он уходит, а эти две женщины покорно ждут на морозе – два, три часа, пока мы обедаем. Для о. Иоанна это было немыслимо. Беседуя с тобой, он окружал тебя живым вниманием. И ты понимал, что для него сейчас очень важен именно ты, твой приход, твои слова, твоя судьба.

- Можно ли это охарактеризовать как духовное качество быть «здесь и сейчас»? И если перед тобой сейчас конкретный человек, то всё внимание, пусть и на краткое время, сосредоточено на этом человеке?

А.И. Огородников: Да. И знаете, размышляя потом о беседах с о. Иоанном, я поражался тому, что не помню, чтобы он мне сказал (за исключением одного случая, но это уже было после тюрьмы): «Так поступать нельзя» или: «Ты так не должен делать». Я не слышал от него запретов. Получалось, что я, беседуя с ним, описывая какую-то жизненную ситуацию, в беседе сам предлагал какой-то выход – и он его благословлял. Только потом я понял, что он молитвой как бы пытался мне помочь, направить мои мысли в нужное русло.

Когда возникла и стала выкристаллизовываться идея семинаров (после того, как провалилась идея подпольной семинарии с отцом Александром Менем, Эшлиманом и рядом других людей в качестве преподавателей – во многом из опасений о. Александра, что если такое вскроется, КГБ разрушит и ту работу, которую он уже делал), я поехал в очередное паломничество в Псково-Печёрский монастырь. Честно говоря, я испытывал известную робость. Я думал, отец Иоанн скажет: «Кто вы такие? Вы ещё ничего не знаете о христианстве, а хотите вести какой-то семинар? Тем более там ГБ вокруг, вас найдут...» и т.д. В общем, у меня была масса опасений, и я начал с ним говорить очень осторожно и немного неуверенно, что вот, возникает группа молодёжи, что мы бы хотели... что вот, все необразованные, я единственный в паломничествах бываю, ну и так далее. И для меня было совершенно неожиданным то, что он сразу активно поддержал эту идею. Не стал говорить: «Надо подумать...» Та живость и энергия, с которой он поддержал эту идею, её благословил, меня даже поразила! Потому что я шёл к нему с некоторой настороженностью, опасаясь за итог. Думал, вдруг нас просто не поймут. Он – архимандрит, молитвенник, келейник, человек, уже прошедший жизнь, а мы – вчерашние комсомольцы, студенты (мне тогда было 23 года). И вдруг он не сказал ничего похожего на то, чего можно было ожидать, никаких слов вроде: «Опасайтесь того, опасайтесь сего... Вот это нельзя... Что? Вы сами? Да вы заблудитесь, уйдёте в ересь какую-нибудь. Ни слова, ни в коем случае!» Единственное, что он сказал из предостерегающего – «вы не особенно увлекайтесь переводами современных католических богословов».

...– Я знаю, что имя о. Иоанна на рубеже 90-х и 2000-х годов стали использовать для того, чтобы дискредитировать то, что делали в церкви о. Георгий Кочетков, о. Александр Борисов. Передавались высказывания очень резкие, негативные.

А.И. Огородников: По поводу осуждения о. Георгия я, к сожалению, ничего сказать не могу. В это время я с о. Иоанном почти не общался, а когда общался, то мы этих тем не затрагивали, потому что он сам по своей инициативе ничего не говорил ни по поводу о. Георгия, ни по поводу о. Александра. Никогда. Ну а сам я не задавал таких вопросов – «а что Вы думаете об о. Георгии Кочеткове?» – потому что для меня это не было проблемой.

Вообще тема старцев – это особая тема, болезненная, потому что сейчас многие люди ищут старцев. С другой стороны, про младостарчество много писали, много говорили. Я не знаю, есть ли старцы. Я сейчас в большом вопрошании и сомнении. Сам же о. Иоанн, тем более в старости, был в блаженном состоянии, и, конечно, под видом заботы о его здоровье его можно было изолировать, увезти, и можно было использовать как некоего оракула и доносить некие послания, для кого-то нужные. Конечно, он всё-таки человек был старый и нуждался в большем покое, это правда, и в силу этого меньше принимал людей. Одно дело, если бы люди пришли к нему, печалясь, недоумевая, и он мог бы сказать: «ну да, я осуждаю...» Но не похоже на него это! Я не верю в это, зная его дух. Тем более, что человек прошел всё. Он приветствовал любое возрождение церковной жизни, он радовался этому, он жил этим. В нем не было той охранительной тенденции, которая у нас возобновилась очень жестко в 90-е годы и продолжается сейчас. Это было ему абсолютно чуждо. Разумеется, если ты совершал грех, он его осуждал, он помогал тебе бороться с ним. Да, о. Георгия Кочеткова и о. Александра Борисова я с ним не обсуждал. Я могу сказать, что он говорил очень верные мысли даже в преклонном возрасте, например, озвучил очень здравую позицию по поводу ИНН (причем многие из православных тогда осудили его, я слышал такие мнения, что он якобы уже не старец, что уже поддался соблазну века...)
Беседовал Максим Дементьев
Полный текст тут:
Сайт газеты "Кифа"