сщмч. Евгений (Ивашко), прот.
Священномученик Евгений Ивашко родился 26 августа 1899 года в семье священника Минской епархии Александра Ивашко. В 1920 году он окончил восемь классов Минской Духовной семинарии. С 1 августа 1920 года по 20 января 1923 года был учителем в одной из школ Минской губернии. В августе 1922 года Евгений Александрович выдержал экзамены перед Минской епархиальной комиссией, необходимые для получения сана священника.
1 апреля 1924 года митрополит Минский Мелхиседек (Паевский) рукоположил его в сан священника к Павловичской церкви Бобруйского уезда. В 1926 году епископ Бобруйский Филарет (Раменский) переместил его к Лошницкой церкви Борисовского уезда, а в 1927 году – к Юрьевичской церкви Игуменского уезда.
В 1927 году власти арестовали о. Евгения и приговорили к трем годам ссылки. В 1930 году епископ Бузулукский, викарий Самарской епархии, Сергий (Никольский) назначил о. Евгения в село Погромное Бузулукского района[1].
Власти в это время любыми средствами стремились закрыть и разрушить храмы; о. Евгений лишь только начал служить, как храм был закрыт. Архиепископ Самарский Александр (Трапицын) назначил его в храм села Медвецкое того же района. 19 февраля 1931 года скончалась его супруга, Антонина, и о. Евгений остался с двумя детьми м пятилетней дочерью и сыном, которому исполнился год и одиннадцать месяцев. Священнику стала помогать в воспитании детей сестра его матери Мария Адамовна Жуковская.
В 1932 году епископ Ржевский Никон (Пурлевский) направил о. Евгения в село Воскресенское Ржевского района. В том же году епископ Муромский Макарий (Звездов) назначил его к Успенской церкви города Мурома. Здесь он прослужил недолго, но даже краткое его служение оставило самые теплые воспоминания в душах прихожан, которые при расставании вручили ему благодарственный адрес:
«Дорогой и глубокоуважаемый наш пастырь, отец Евгений.
Позвольте нам высказать Вам свои сердечные чувства благодарности за ревностное исполнение церковной службы.
Нам видно было, что Ваше девятимесячное пребывание в здешнем храме сумело расположить к себе сердца всех прихожан.
Несмотря на Ваши молодые годы, Вы так усердно относились к своим обязанностям служения Церкви Господней, что и было отмечено архиепископом Макарием и преосвященнейшим епископом Николаем, которые за короткий период времени Вашего служения наградили Вас тремя наградами. Вы служили примером для духовенства.
Ваша личная жизнь многим известна, насколько она тяжела и печальна[a]; но Вы, покорясь воле Божией, терпеливо и безропотно несете крест, ниспосланный Вам Господом Богом.
Горько и тяжело нам расставаться с Вами навсегда, но память о Вас, как о глубоко чтимом пастыре, будет вечно жить в наших сердцах.
Прощай, дорогой наш пастырь, не забудь нас в своих молитвах, и пусть благословит тебя Господь Бог на новом месте служения наилучшей и спокойной жизнью».
Местом его нового служения стал сначала храм в селе Завидове Оленинского района, а затем храм в селе Спас-Береза того же района. В это время епископом Ржевским, в чье викариатство входило село Спас-Береза, был преосвященный Палладий (Шерстенников). Епархия находилась в состоянии непрекращающейся войны с обновленцами, большая часть которых послушно исполняла волю ОГПУ-НКВД, неизменной поддержкой которого они тогда пользовались. Отпадение их от Церкви и нравственное разложение обновленческого духовенства отвращало от них прихожан и лишало их поддержки народа, что, в свою очередь, не позволило им захватить все храмы, а в некоторых районах даже вынудило отдать храмы православным.
Епископ Палладий назначил о. Евгения благочинным. В благочинии остро стоял вопрос о взаимоотношениях с обновленческим духовенством; епископ Палладий имел по этому поводу четко сформулированное суждение, которое он записал в 1929 году в бытность свою настоятелем Кизического монастыря в Казани и направил в виде письма одному из священников, когда тот решил перейти в обновленчество. Владыка дал переписать это письмо о. Евгению, чтобы облегчить ему борьбу с обновленцами.
Летом 1937 года власти под предлогом аварийного состояния храма потребовали его закрытия, утверждая, что священник не сможет собрать необходимых денежных средств и отремонтировать здание, – они знали, насколько разорены крестьяне государственными поборами и займами. Видя, что храму грозит закрытие, о. Евгений обратился к прихожанам, объясняя им, что если они сейчас не дадут денег на ремонт храма, то власти его закроют, и им негде будет молиться. Никогда и ни на что не жертвует верующий русский человек с такой охотой и готовностью, как на храм Божий, и в самый короткий срок необходимые средства были собраны, и храм удалось отстоять.
Несмотря на гонения и пристальное внимание к Церкви НКВД, о. Евгений вел активную миссионерскую деятельность среди крестьян. В храме у него было немало молодежи, и священник предполагал при новых выборах двадцатки привлечь молодых людей, которые могли бы содержать храм в порядке и вовремя ремонтировать, чтобы таким образом отвести от него угрозу закрытия.
На примере о. Евгения и подобных ему священников, которых было тогда почти двадцать пять тысяч, становилось ясно, что никакими хитростями и ухищрениями не сломить веры народа и не уничтожить Церковь, если не прибегнуть к тотальному уничтожению, к которому власти готовились почти двадцать лет.
Летом 1937 года сотрудники районного отдела НКВД стали вызывать на допросы жителей села Спас-Береза и соседних, составлять протоколы, цель которых – доказать виновность священника. Вызывался на допросы и сам о. Евгений, но он категорически отвел все обвинения.
5 октября 1937 года сотрудник Оленинского отдела НКВД составил обвинительное заключение на священника, где тот был признан виновным в контрреволюционной деятельности на основании показаний «дежурных свидетелей», хотя сам виновным себя не признал. В заключении было постановлено передать дело священника на рассмотрение Тройки НКВД.
Отец Евгений был арестован и заключен в тюрьму города Зубцова 22 октября. 5 ноября состоялся последний допрос, на котором следователь намеревался письменно оформить показания священника относительно предъявленных ему обвинений, так как все другие допросы он не оформлял, надеясь сломить волю священника, уговорив сжалиться над детьми, остающимися без отца круглыми сиротами (дочери о. Евгения было тогда двенадцать лет, а сыну – восемь). Но о. Евгений не согласился на предложение следователя и виновным себя не признал.
– Скажите, вы признаете себя виновным в том, что в августе 1937 года среди ряда лиц по вопросу выборов в советы вы высказывали свое враждебное настроение к советской власти, вместе с этим всячески опошляли колхозный строй и распускали провокационные слухи о плохой жизни в колхозах?
– В этом виновным себя не признаю.
– Скажите, вы признаете себя виновным в том, что в июле сего года вы проводили среди населения антисоветскую агитацию против займа, всячески высмеивая это мероприятие, и одновременно высказывались за свержение советской власти?
– В этом виновным себя не признаю.
– Скажите, вы признаете себя виновным в том, что в феврале сего года вы высказывались за политику врагов народа, восхваляли их, одновременно с этим обвиняли товарища Сталина?
– В этом виновным себя не признаю.
– Скажите, вы признаете себя виновным в том, что в период уборочной кампаниии зерновых культур среди верующих единоличников и колхозников вели агитацию за невыход на работу в воскресные дни и другие религиозные праздники?
– В этом виновным себя не признаю.
Отцу Евгению было тогда всего тридцать восемь лет, оставались сиротами дети, но он более всего полагался на Бога, словно преподавая своей жизнью пример другим.
Через несколько дней после последнего допроса, 9 ноября, Тройка НКВД постановила расстрелять священника. Священник Евгений Ивашко был расстрелян 11 ноября 1937 года.