Молитвенники за нас

Схиархимандрит Гавриил (Стародуб; 1939–2010) – подвижник, почитаемый далеко за пределами Донецкой епархии. За советом к скромному сельскому священнику обращались жители Москвы и Киева, Тбилиси и Таганрога, глинские и закарпатские иноки. Отец Гавриил обрел Бога во времена, когда разрушали храмы, закрывали монастыри, а открытое исповедание веры обрекало на гонения. Батюшка унаследовал благодать своих духовных наставников – святителя Зиновия Тетрицкаройского и схиархимандрита Виталия (Сидоренко).

Детство

Схиархимандрит Гавриил (в миру Георгий Георгиевич Стародуб) родился 21 марта 1939 года в Полтаве. По материнской линии он принадлежал к некогда состоятельному казацкому роду, разорившемуся во время революции, и его дед Емельян и бабушка Александра умерли от голода. Мама – Евгения Стародуб – попала в знаменитую колонию Антона Макаренко.

Трудным было детство и отца Гавриила. В 2 года умерла его сестра-двойняшка Лида. Вскоре ушел из семьи отец. Семья бедствовала. Постоянного места жительства не было. Приходилось переезжать с места на место. Чтобы не умереть от голода, Георгий собирал милостыню.

Уже в возрасте 10 лет Георгию была открыта неземная красота. Он очень хотел умереть, чтобы наслаждаться ею всегда. Впоследствии батюшка неоднократно повторял: «Если бы человек знал или увидел ту красоту, согласился бы все терпеть в этой жизни, чтобы увидеть ее снова».

В начале 1948 года, спасаясь от голода, Георгий и его мать переехали на Донбасс – на рудники, в поселок Ольховатку Енакиевского района. В 1950 году они перебрались в город Катык (ныне Шахтерск Донецкой области). Мама работала откатчицей на рудниках, няней в детском саду.

Жили они бедно. По-прежнему не было своего угла: снимали комнату, ютились в общежитии. Зарплата мамы была маленькой. Однажды «за высокие производственные показатели в труде» ее наградили… отрезом на платье. А денег не хватало на необходимое. Жорика (так называли в детстве батюшку) подкармливали сердобольные соседи. Если шел дождь, друзья брали его на руки и переносили через лужи, чтобы он не промочил единственные парусиновые туфли.

Мальчик как будто не отличался от послевоенной детворы. Тихий, спокойный. Как и все, ходил на рыбалку. Бегал в местный клуб, куда приезжали Николай Рыбников, Алла Ларионова и даже цирк. И все же иноком – в исконном значении этого слова, то есть иным – отец Гавриил был с самого детства. Ему свойственны были необыкновенная внутренняя чистота, некоторая неотмирность, творческое, восторженное восприятие бытия. Ранний духовный опыт показал будущему старцу, что наши представления о жизни слишком плоски и поверхностны. На самом деле мир куда объемней и ярче. Мы со всех сторон окружены тайной.

В детском саду батюшка впервые увидел фортепиано. На долгие годы музыка стала главной в его жизни. Отец Гавриил не просто любил музыку – он ею дышал. Есть музыканты, для которых инструмент – профессия, есть иные – музыканты по сути, открывающие в каждом звуке полноту бытия, гармонию сфер, ангельское славословие Творцу. Таким был и Георгий Стародуб. Он считал занятие музыкой духовным деланием. «Музыка – красота духовная. Можно отлично исполнить произведение технически, но если не вкладывать в исполнение душу, это не музыка», – учил батюшка в конце жизни. Слушая музыку, он мог плакать, как во время молитвы.

Музыкой занимался 10–12 часов в сутки. Улицы не знал совсем. Впоследствии, принимая исповедь в помыслах сквернословия, батюшка удивлялся: «Когда эти слова успевают к вам прилипнуть? Я вырос среди шахтеров, и ко мне ничего не прицепилось».

Музыкальная школа

С 1955 по 1959 год Георгий Стародуб учился в Артемовском музыкальном училище. В августе 1960 года переехал в г. Шахтерск Донецкой области, где был принят в детскую музыкальную школу преподавателем по классу фортепиано.
Как учитель, Георгий Георгиевич Стародуб отличался не только профессионализмом, но и строгостью. Тем не менее, ученики его любили. Заниматься у Стародуба считалось делом престижным.

Когда завершались занятия и дети расходились, Георгий Георгиевич возвращался к фортепиано и играл до тех пор, пока его самого буквально не выгоняли домой. Музыка утончала душу, готовила ее к восприятию духовного. Он любил П.И. Чайковского, С.В. Рахманинова, композиторов-романтиков, в сочинениях которых звучала печаль об идеальном. Категорически не принимал творчество современных композиторов – его отталкивали резкие диссонансы.

Окружающие уважали учителя музыки, но считали немного чудаковатым: непредсказуем, импульсивен, всегда в восторженном состоянии. Одинок, хотя и нравится женщинам. Одет бедно и практически не заботится о материальном. Все время за фортепиано. По выходным ходит в поля с подзорной трубой смотреть на звезды или в лес со стопкой книжек. Сосед запомнил его чудаком, который в любую погоду ходил с зонтиком.

Из воспоминаний Т.Ч. Лозовской: «Он был не такой, как все. Радостный, светлый, всегда в хорошем настроении. Когда у дежурного на входе звонил телефон и некому было поднять трубку, он смешно расставлял в сторону руки и бежал по коридору: “Иду, иду!” Все смеялись. Вообще вел себя неординарно. Не изображал солидного человека. Мог себя выставить на посмешище. Не было в нем никакой помпезности. Многие из-за этого его не понимали.

Когда шел в школу, всегда останавливался у елочки и всегда рассматривал. Его удивляло и восхищало все – и цветочек, и листочек…

В то время девочки брюки, конечно, не носили. И вот одна ученица из богатой семьи пришла на занятие в брюках. Георгий Георгиевич сделал ей замечание, причем так строго, что даже мне стало страшно. Двадцать лет спустя батюшка напомнил мне об этом: “Когда-то я сделал М.Р. замечание, а ведь я не имел права”.

Отец Гавриил всегда учил, чтобы мы не осуждали. От греха бежали, а человека не судили. Рассказывая эту историю, батюшка обличал себя: мог помолиться, сказать с любовью, а сказал строго. Двадцать лет он помнил о своей ошибке».

Из воспоминаний уроженки Шахтерска Павлы С.: «Отца Гавриила я помню исключительно по музыкальной школе, в которой я училась с 1977 по 1982 годы. Двери его кабинета всегда были распахнуты, и оттуда лилась музыка. Иногда хозяина не оказывалось на месте, и возникал соблазн заглянуть в класс необычного преподавателя. Однажды и я рискнула, одним глазом, только с порога. Кабинет был не таким, как другие. Он был больше похож на жилую комнату, каким-то одухотворенным…

Георгия Георгиевича я побаивалась. Он абсолютно неслышно мог подойти ко мне, стоящей у окна в ожидании уроков сольфеджио или репетиций оркестра, и из-за спины, как-то странно перегнувшись, заглянуть в лицо. Он всегда что-то говорил, но что именно, я, к сожалению, не помню. Взгляд у него был очень проницательный, пронизывающий насквозь…

Я помню, что в его руках часто была расческа, и он перебирал зубцы, что тоже меня удивляло»[1].

Религиозного воспитания Георгий в детстве не получил, но Господь посылал будущему старцу живых хранителей благочестия, благодаря общению с которыми он был подготовлен к восприятию спасительных истин православной веры. Однажды Георгий, как обычно, задержался в музыкальной школе. В тот вечер он играл «Херувимскую», и уборщица, решив, что необычный молодой преподаватель православный, предложила познакомить его с верующей женщиной Екатериной. Когда Георгий вошел во двор, он сказал: «А здесь я уже был». Женщину, с которой его познакомили, и ее двор он видел во сне. Екатерина Немченко (схимонахиня Павла) стала первой духовной наставницей будущего схиархимандрита Гавриила. Она открыла ему новый мир – мир благодатного богослужения, святынь и старцев. Вместе с ней он ходил в храм, посещал немощных и больных, совершал паломничества по святым местам.

Послушание

Как и многие новоначальные, Георгий Стародуб считал, что спасение достигается путем внешнего доброделания. В 1968 году он увидел сон, который показал, что есть перед Богом наши дела без духовной брани за чистоту сердечную. Батюшке приснился Страшный суд. На холме стоял Господь. К Нему подходили люди, и Он каждому давал конверты. Кто получал конверт с голубем – шел в рай, кто пустой – в ад. Во сне батюшка особенно волновался за маму. О себе он не думал. Тем более что какой-то мужчина сказал ему: «А ты чего волнуешься? Все равно в рай попадешь». Наконец Георгий подошел ко Господу и получил… несколько пустых конвертов.

Господь провел его рядом с огромной колонной, направляющейся к огню неугасимому, и оставил одного в пустой комнате. Здесь отец Гавриил испытал весь ужас потери Бога.

Этот сон произвел настолько сильное впечатление на батюшку, что несколько дней он не мог есть. «До сна было самомнение: с мамой живем мирно, не пью, не курю, в храм хожу, дом инвалидов посещаю», – вспоминал он. Теперь от внешнего делания необходимо было переходить к внутреннему.

Отцу Гавриилу не довелось узнать радость общения с отцом по плоти, но Милосердный Господь подарил ему встречу с отцом духовным. Георгий посещал многих подвижников благочестия: архимандрита Серафима (Тяпочкина) и схииеродиакона Антония (Семенова), преподобных Амфилохия Почаевского и Иоанна Святогорского. Однако подлинной школой внутреннего делания для отца Гавриила стало общение с великими Глинскими старцами, ныне прославленными в лике святых – митрополитом Зиновием (Мажугой), схиархимандритом Серафимом (Романцовым), схиархимандритом Андроником (Лукашом). Но духовным отцом, рождающим в жизнь вечную, стал для Георгия Стародуба схиархимандрит Виталий (Сидоренко).

Отец Гавриил был особо близок схиархимандриту Виталию. Он называл своего старца на «ты», однажды они оставались с глазу на глаз около десяти дней. Отец Виталий считал Георгия одним из своих любимых «сыночков». Но это не означает, что батюшка не вкусил и горького, и сладкого хлеба послушания.

Высокая духовная одаренность обнаружилась в Георгии Стародубе очень рано. Появился дар исцелений – по его молитвам люди получали облегчение. Но старцы рассудили, что он еще не готов к этому служению, и не благословили принимать больных. Открылся дар прозорливости. У Георгия спрашивали о совсем неизвестных людях, а он в ответ давал удивительно точные характеристики. Тогда схиархимандрит Виталий и схиигумения Серафима пришли к владыке Зиновию: «Вот нам брат Георгий говорил так и так». И владыка рассудил: «Надо брата Георгия перевести в нулевой класс». По молитвам старцев этот дар на время ушел.

Прежде чем принять крест духовного руководства, предстояло совлечься ветхого человека, научиться нелицемерному послушанию и обрести христоподражательное смирение. Батюшке не довелось спасаться в обители, но это не значит, что он не прошел строгого иноческого искуса. Науку недоверия своим помыслам, благодатного сомнения, жизни по совету старец изучил на практике.

Постриг

В 1982 году владыка Зиновий благословил тайный монашеский постриг Георгия Стародуба. Почему тайный? Поступить в немногие действующие монастыри, тем более преподавателю, в те годы было очень сложно. Кроме того, мама Георгия нуждалась в его помощи, так что даже на свой постриг батюшка смог выбраться с трудом. Боялся, что постриг отменят, но по молитвам старцев все устроилось. 12 сентября 1982 года послушник Георгий принял монашество с именем Гавриил. Постриг совершил схиархимандрит Виталий. Старец видел, как тоскует душа батюшки о монастырской жизни, но Промысл Божий готовил монаху Гавриилу иной путь. «Самому тебе не надо падать духом, служи маме, умом бывай везде – и в монастыре, и в монашестве – и все будет во спасение», – утешал отец Виталий своего будущего восприемника.

Согласившись на принятие пострига, пусть и тайного, Георгий Стародуб рисковал. Он не скрывал своей веры, пел на клиросе. Местные представители власти, доверявшие ему своих детей, знали, что преподаватель музыки – адекватный и достойный человек. При этом были случаи, когда его все же требовали уволить с работы. Нетрудно представить, что ожидало монаха Гавриила, если бы о его постриге стало известно органам.

Внешняя жизнь батюшки с принятием иночества не изменилась. Как и благословляли духовники: храм, работа, дом. Отец Гавриил по-прежнему преподавал в музыкальной школе. Вместо узелков четок использовал зубцы расчески – подарок отца Виталия при первой встрече. Все глубже погружался в молитву – молился и на педсоветах, и на академконцертах. Для окружающих он остался Георгием Георгиевичем или дядей Жорой.

Монах Гавриил не искал священства. «Боюсь две вещи – чтобы не послужить соблазном и никого не погубить», – часто повторял он. Однако старцы видели его дальнейший путь иначе. Первым заговорил о священническом призвании отца Гавриила владыка Зиновий. Его поддержал отец Виталий.

Священство

В начале 1990-х снова стали открывать храмы. Священников не хватало. Правящий архиерей – владыка Иоанникий – благословил благочинного Снежнянского округа отца Василия Кантарюка искать достойных кандидатов для хиротонии. Выбор пал и на Георгия Стародуба, известного как благочестивый христианин, молитвенник. Перед тем как отвезти ставленника к владыке, отец Василий позвонил старцу Виталию и заручился его благословением. Однако самого отца Гавриила о будущей хиротонии отец Виталий предупреждать не советовал. Он знал, что Георгий Георгиевич по смирению откажется, поэтому был вынужден пойти на хитрость.

Однажды отец Василий сообщил батюшке, что его вызывают к архиерею. «Меня? – удивился отец Гавриил. – Зачем?» – и все же поехал. Владыка Иоанникий встретил их хорошо, попросил: «Расскажите о себе. Чем занимаетесь? Кем руководствуетесь?» Батюшка открыл свой постриг, рассказал о музыкальной школе, о старцах – митрополите Зиновии и отце Виталии. Владыка внимательно выслушал и говорит: «Вы, отец Василий, можете ехать домой. Нам нужно с Георгием Георгиевичем остаться поговорить». «Как остаться?! – взмолился батюшка. – У меня школа, уроки… Что я директору скажу?» – «Все, Георгий Георгиевич. Вы учили детей, теперь будете учить взрослых». Отец Гавриил был поражен: «Что вы, владыко, я нигде не учился, ничего не знаю». – «Бог благословит! Божия Матерь поможет!» Воспитанный в послушании, монах Гавриил все же принял крест священнического служения.

За первые два года отцу Гавриилу пришлось сменить восемь приходов. Из города его переводили в село, из села в город. Последнее назначение он получил в село Павловка Донецкой области, где и служил до самой смерти. Сюда потянулись не только православные Донбасса, но и жители Москвы и Киева, Тбилиси и Таганрога, глинские и закарпатские иноки. За советом приходили епископ и бизнесмен, монах и музыкант. По благословению отца Гавриила создавали семьи и принимали монашество, руководили производством и занимались наукой. Его просили научить правильной Иисусовой молитве. Ему читали новые переводы Шекспира.

Попасть к отцу Гавриилу было непросто. Не считая себя старцем и подвижником, он прятался от славы. В то же время принимать людей его благословил духовник, а поэтому отказать нуждающимся батюшка не мог.

Вначале отец Гавриил пытался отговаривать: «Зачем вы ко мне приехали? Кто вас послал? У вас там такой замечательный батюшка служит, а вы в такую даль добирались!» Будущую схимонахиню Виталию испытывал следующим образом: «Он взял свои волосы, такое на голове натворил! И все на глаза набросил. Сел в кресло и смотрит, как я на все это буду реагировать. Я говорю: “Батюшка, ну зачем вы волосы на глаза набросили, уберите, не нужно. Вы все равно ничего не скроете”. И он сразу сделал нормальную прическу. Мы стали беседовать на разные темы».

Посетила Павловку женщина из другой области. «Зачем же вы ко мне приехали? – удивился отец Гавриил. – Я ведь в этом грешен и в этом…» «Действительно, – подумала паломница, – стоило ли ехать издалека к такому грешнику? Зачем только наш батюшка к нему направил…» Вернулась домой и сразу к местному священнику. Все рассказала, а он ей: «Эх, ты! Это ведь отец Гавриил все о тебе рассказывал».

Подобная осторожность позволяла избегать наплыва праздношатающихся религиозных туристов, искателей чудес и откровений.

Принимающий каждого как единственного

Что привлекало многочисленных паломников в обычном, на первый взгляд, сельском священнике? Почему к нему спешили монахи и миряне, простецы и интеллигенты, герои телеэкранов и простые старушки?

Есть отцы-строители, отцы-проповедники, отцы-администраторы. Схиархимандрит Гавриил был духовником-утешителем. Он говорил просто – правда, с благодатной силой, неизвестной большинству речистых современников. Подвиг батюшки был особый. Он умел слушать и слышать. К нему шли люди, потерявшие мир в душе, ищущие духовного возрастания. Отец Гавриил утешал скорбящих, спасал от непоправимых поступков, учил паломников внутреннему деланию: покаянию, борьбе с помыслами, человеческому отношению к ближнему.

Схиархимандрит Гавриил воплощал истинную христианскую любовь. Уже в том, как его называли между собой духовные чада, выражалась сущность его служения. Не авва, не старец, не отче. Батюшка. Понимающий, утешающий, покрывающий любовью не только отцовской, но, можно сказать, материнской. Принимающий каждого как единственного. В каждом видящий ангела.

Благодать Божия, выстраданный опыт, уникальное сочетание природной утонченности, аристократизма с неподдельной простотой позволяли батюшке проникать в сердца людей самого разного возраста, образования, социального статуса.

Любовь батюшки была неизбирательной. В этом сердце никому не было тесно. Те, кто были отвержены окружающими, оказались на обочине, легко находили у него понимание и сочувствие. Приходили к отцу Гавриилу пьяницы, одержимые, душевнобольные. Батюшка говорил: «Все их боятся, все их гонят. А если я их погоню, какой ответ дам Господу?» После такого общения он, как правило, болел. Становилось легче, и он снова принимал болящих.

Как ни пытался батюшка скрыть свои дары, но и духовные чада, и паломники замечали, что отец Гавриил унаследовал благодать своих наставников. Простота и открытость сочетались в нем с какой-то непостижимой, неописуемой глубиной. При общении с батюшкой постоянно возникало ощущение, что ему открыто нечто большее. Радостный, пасхальный, детский дух органично сочетался в схиархимандрите Гаврииле с мудростью древнего старца. Мудростью не только опытной, человеческой, но сходящей свыше.

Батюшке было открыто многое. Он мог очень точно охарактеризовать незнакомого человека, заранее описать то, что случится впоследствии, услышать твои сокровенные мысли. Бывало, человек потерял вещь, а батюшка, который никогда не был у него дома, мог подсказать, где она лежит.

Вспоминает священник N.: «В то время батюшка только начинал свое служение в Павловке. Знали его под именем отца Георгия. Храм бедный, петь некому. Перед престольным днем отец Гавриил приехал к благочинному и попросил помощи. Благочинный отпустил на службу в Павловку четырех опытных сестер. Они вернулись восторженные: “Отец N., там такой батюшка, такой батюшка!” – “А что в нем особенного?” Певчие рассказали следующую историю. Приехали в Павловку. Их встретил отец Гавриил – в мятом рабочем подряснике. Одна из певчих, Валерия (имя изменено), подумала: “Странный батюшка. Престольный день, а он такой неопрятный, шаромыжка какой-то!” Подумала, но, естественно, вслух ничего не сказала и вскоре о своем первом впечатлении забыла. Тем более что служил отец Гавриил в обычном чистом, выглаженном подряснике. После службы радушный хозяин пригласил всех за стол. Он сам ухаживал за певчими – менял блюда, уносил грязную посуду. Валерия не выдержала: “Батюшка, присаживайтесь, покушайте с нами”. – “А я не батюшка”. – “Как не батюшка?! Вы же только что службу совершали!” – “Нет, я не батюшка. Я – шаромыжка”. Валерия вспомнила свои первые мысли при встрече с отцом Гавриилом, покраснела. А батюшка неожиданно говорит: “Сестры, вы знаете, я вот такой в жизни. Я приду домой и забываю, что Бог везде. Разденусь, встану у зеркала и все любуюсь своей фигурой”. В этот момент покраснела вторая певчая, а батюшка продолжает: “А еще, сестры, я такой злой. Бывает момент, когда даже готов человека побить”. Зарделась третья певчая, отличавшаяся крутым нравом. Четвертая думает: “Про меня он ничего не скажет”. Батюшка снова: “А еще, сестры, прицепилось ко мне одно слово, никак не могу от него избавиться”. Четвертая вслух: “Та про мене. Кого не побачу – зараза, зараза”.

Я искал духовного руководителя, поэтому решил посетить отца Георгия. Приехал в Павловку без предупреждения и, к своему огорчению, его не застал. Уже собирался уходить, когда послушница неожиданно спросила меня: “А вас не N. зовут?” “Да, N.”, – удивился я. “Когда батюшка уезжал, он предупредил, что к нам сегодня приедет отец N. Он попросил передать вам, что просит прощения и с радостью встретится с вами в другой раз”. Откуда он мог знать, что я, никому не известный молодой священник, приеду к нему на приход? Впоследствии я неоднократно становился свидетелем прозорливости отца Гавриила. Моя матушка готовилась к исповеди и записывала грехи на листочек. Отец Гавриил проходил мимо. Увидел, чем она занимается, остановился: “Ой, матушка. Я вот такой грешник…” – и все грехи, записанные на ее листочке, в том же порядке перечислил».
Из письма О.Ш.: «Прихожанами нашего храма были грузины. Они рассказывали такой случай: были они вдвоем в гостях у батюшки, и батюшка угощал их варениками с рыбой. Вареники им понравились, и один налегал на них с усердием. Когда батюшка ушел в свою келью, второй воспользовался моментом и сказал: “Хорош объедаться”. Они говорили на менгрельском наречии, так как один из них не знает хорошо грузинского. Тут выходит батюшка из кельи и говорит: “Не мешай ему, пусть ест, сколько хочет. И тебе надо поесть, тебе еще работать сегодня”. (А у него два выходных впереди.) Едут они домой от батюшки и удивляются, как он понял, о чем они говорят. Раздается звонок: “Гоче, на работе авария. Срочно приезжай”. Вот и батюшкины слова: “тебе еще работать”».

«Со мной тоже такое было…»

Вспоминает монахиня София: «В помянниках отца Гавриила было более 3000 человек. За каждого вынималась частичка. Батюшка боялся кого-то оставить без поминовения. Однажды он зашел в келью и спрашивает у меня: “Кто у тебя из покойных родственников – Сергий?” – “Двоюродный брат по линии отца”. – “Почему его нет в грамотке? А он приходил и просил: обидел при жизни женщину – помолитесь обо мне. Запиши его в помянник… А Анастасия кто? Тоже запиши”.

Затем другую монахиню спрашивает: “Кто такой Виктор?” – “У нас в роду Викторов нет”. – “Хорошее дело! А кто тебе помогал, когда муж бросил одну с ребенком? Он приходил и просил молитв”. Чистая душа отца Гавриила была открыта для потустороннего мира».

Преподобный Андроник Глинский, который еще за восемь лет предсказал молодому преподавателю музыки монашество, однажды сказал: «Георгий подобен чайнику, который только закипит, а с него уже снимают пену». Батюшке, действительно, была присуща высшая евхаристичность: и как благодарение Богу за все, и как полное раздаривание себя. Батюшка ничего не оставлял про запас. Он раздавал людям всю свою любовь, внимание, заботу, здоровье…
Батюшка и отец Н. беседовали в келье. Позвонила женщина: «Отец Гавриил, как благословите заваривать шалфей?» – «А как указанно на коробке?» – «Одну ложку». – «Вот так и заваривайте». – «Мне не помогает». – «Тогда заваривайте две». – «Если я завариваю две, у меня болит голова…» Разговор длился долго. Отец Н. не выдержал: «Батюшка, я бы ее, наверное, прибил». «Нет, отец Н., я тебя знаю: ты добрый. Ты бы ее не прибил… – батюшка улыбнулся. – Ты бы ей так ответил, что она никогда бы больше не позвонила».

Как духовника схиархимандрита Гавриила отличала уникальная деликатность. Напрямую, в лоб, он не обличал. Как-то священник, окормлявшийся у него, попросил открыть его грехи. Батюшка отказался: «У меня нет благословения обличать».

Когда батюшке открывали помысел или исповедовались, он говорил: «Отец, со мной тоже такое было…» И хотя очень часто было понятно, что именно так он согрешить не мог, это соучастие в твоей судьбе помогало раскрыться, принести искреннее покаяние и встать на путь возвращения к Богу. Духовные чада сразу подметили эту особенность. Как-то перед поездкой к отцу Гавриилу я рассказал о мучавшей проблеме товарищу. Тот улыбнулся: «Батюшка скажет: “Отец Дмитрий, вы знаете, со мной тоже такое было”». Приехал в Павловку. Батюшка выслушал и говорит: «Отец Дмитрий, вы знаете, со мной тоже такое было».

Батюшка тщательно скрывал духовные дары, как огня боялся именования «старец» и часто повторял: «Горе тому, чья слава больше того, что он есть на самом деле» или «Горе тому человеку, слава о котором превосходит его дела». Во всем отрицал собственную значимость. Зашел как-то разговор об образовании, он: «Какое у меня образование? Четыре класса». О себе говорил как о новоначальном, «уроде духовном», «дегенерате духовном». Не боялся рассказывать о своих ошибках и неудачах. Утверждал: «Я не говорю как власть имеющий, потому что сам грешен». И это было искреннее признание, а не рассчитанное на окружающих смиреннословие. Советуя, он обычно на кого-то ссылался: «По отцу Виталию так» или: «Старцы учили так». Если просили молитв, обещал: «Будем звонить владыке Зиновию и отцу Виталию», поскольку надеялся на молитвы почивших духовников, а не на свои. Люди почитали его как святого, а он искренне не замечал своих дарований, и даже когда ставил свечу, просил у Господа помощи не ради своих молитв, а ради пчел, трудившихся над воском.

«Возгорение сердца о всем творении»

Смиряясь, схиархимандрит Гавриил юродствовал. Называл себя несуществующими смешными именами, подчеркивающими отсутствие умственных способностей. Как-то представился одной женщине: «Отец Придуракис». Женщина оказалась простосердечной, поверила. Через некоторое время в Павловку пришло письмо, адресованное «отцу Придуракису». Батюшка показывал его людям и радовался, как ребенок: хоть кто-то оценил его по достоинству. Так он продолжал традиции своих любимых подвижников – схиархимандрита Виталия и святителя Иоанна Шанхайского.

Стяжав сердце милующее, которое, по слову преподобного Исаака Сирина, есть «возгорение сердца у человека о всем творении, о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари», отец Гавриил в буквальном смысле не мог убить мухи. Вспоминает Галина Сатарова: «Однажды муха залетела. “Ну что, красавица, полетала-полетала, увидела, кто ко мне в гости приехал, а теперь открываю тебе форточку – и улетай, а то тебя сейчас кто-то выгонит”».

Ощущая его необычность, к старцу приходили необычные животные – одноглазая кошка Тяпа, сотаинник батюшки кот Кеша – с перебитой капканом, но чудом сросшейся лапой, рассеченным носом, порванными ушами. Собакам батюшка придумывал необычные клички: Кабриолета, Арбирнер. Тяжело переживал, если они гибли под колесами проходящих машин. Ему хотелось, чтобы животные тоже вошли в радость вечную, и он не терял надежды, что Господь позаботится о них.
Схимонахиня Виталия: «Бывало, я жарю котлеты, готовые складываю. В какой-то момент смотрю – что такое? Котлет нет. Я: “Кто котлеты поел? Кто котлеты брал?” Все: мы не брали. И я не брал, и я не брал. Никто не брал. А батюшка ходит, улыбается. Была у него такая привычка: тихонько, очень тихонько зайдет на кухню, так, что и не заметишь. Батюшка между делом, пока жарились котлеты, несколько котлеток взял. Кому? Кошечке одной, кошечке второй.

В Таганроге у матушки Марии жили 12 котов, целая ватага. Как только батюшка садится кушать, так они все – раз – и выстроятся, садятся рядом на скамейку и смотрят на него. Я, конечно, веник, тряпку – и вперед, давай их всех гнать. Батюшка – совершенно никакой реакции, сидит, молча кушает. А они какие хитрые… Кто врассыпную, а кто под подрясник к нему. А батюшка словно их не замечает: “Мать, ты пойди водички принеси мне, пожалуйста”. Только я отвернулась – котлеты нет, уже под подрясником».

Продолжение в ком.