Подготовка к Таинствам (Воцерковление)

Я подсчитал, что за шесть лет священства окрестил около 1000 человек. И где же они? А в нашем храме служит еще пять священников. И еще в двух храмах нашего города служит по пять священников, а в других храмах по убывающей – до одного. Так что только в нашем, сравнительно небольшом городе служит около 30 священников. И все они крестят, крестят, крестят… Допустим, что некоторые младенцы оказываются в других храмах; то же можно сказать и о взрослых… Но если пройти по этим «другим» храмам и спросить: «Много ли прибавилось в них прихожан за последние годы?» – ответ не будет оптимистичным. Человек (маленький или большой) принимает крещение, но жизнь его не меняется. Крещение в сознании большинства остается как бы амулетом, защищающим от потенциальных опасностей. И все. Ладно, отрадное явление: все больше приносят причащать младенцев, но и это ведь очень небольшой процент от всех крещеных. А еще, если спрашиваешь у родителей: сами-то они исповедуются, причащаются, стараются ли следовать каким-то минимальным требованиям христианской жизни? – ответом бывает смущенное признание, что «как-то все… не получается… времени нет…»

Но я сейчас даже не к тому затеял разговор, чтобы еще раз призвать крещеный люд к полноценной христианской жизни, хотя и это, конечно, важно. Я пытаюсь понять, что происходит с нами: с приходом, с общиной… Не только с тем приходом, где служу я, и не только с той общиной, которая составляет этот приход, а с приходом вообще, с православной общинной жизнью, которая, по моим наблюдениям, если не отсутствует вовсе, то в подавляющем большинстве случаев сведена к плачевному минимуму. Во всяком случае, в большинстве городских храмов. И если я ошибаюсь – переубедите меня. Поверьте, я буду только рад признать, что ошибся!

Я не берусь говорить о сельских приходах, но в крупных городских храмах отсутствие общинной жизни очевидно. Мы утрачиваем какие-то очень простые, естественные понятия: внимания друг к другу, снисхождения, поддержки, участия, сострадания, искренности и доверия. А ведь эти «общечеловеческие», очевидные с нравственной точки зрения вещи и стали общечеловеческими благодаря приходу в мир Господа, благодаря Его заповеди о любви. К сожалению, все чаще понятия субординации, устава, порядка и дисциплины, «послушания» и «смирения», планы глобальных влияний и задач закрывают от нас суть, то самое простое, что и делает людей христианами по существу и без чего никакая «вселенская проповедь» не только не принесет плодов, но и в принципе невозможна. Это правило, а точнее – заповедь так проста, но мы почему-то, храня ее в уме, мало стараемся воплотить в жизни: «По тому узнают все, что Вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13: 35).

В последнее время мне пришлось общаться с людьми, которые были крещены в Православии, но в силу разных обстоятельств ушли в секты. Все эти люди, независимо друг от друга, рассказывали одну и ту же историю: «Мы пришли в храм, стояли, молились… ничего не поняли, никто к нам не подошел… и мы ушли». Конечно, можно разразиться гневной филиппикой: «А почему к вам кто-то должен подходить? А почему вам кто-то должен объяснять? А почему… почему… почему?!.» Но сможем, посмеем ли мы сказать эти слова перед лицом Господа?! И будут ли это те самые слова, от которых нам надлежит «оправдаться»?..

Можно сказать и иначе (и мы говорим): «Не будьте равнодушны к собственной вере: читайте, узнавайте, интересуйтесь, вникайте…» Но человек зачастую бывает так далек от всего, что составляет содержание церковной жизни, что одних «увещеваний», да еще и «одноразовых», бывает недостаточно. Чтобы человек сознательно стал прилагать усилия, стремиться к духовной жизни, ему нужен не только толчок, но и поддержка, сопровождение. Как для того, чтобы вывести спутник на орбиту, нужно мощное ускорение. Вряд ли пусть даже обстоятельная, но единичная беседа или встреча может выполнить такую функцию. Здесь именно нужно общение постоянное и продуктивное, и не только со священником, но и с братьями, сестрами во Христе. Но где такое общение? Его попросту нет. Нет!

Мы ставим перед собой глобальные задачи: миссионерские, просветительские, социальные… Но давайте не будем обманываться: пока мы сами, в своих малых и больших общинах, на своих приходах не наладим подлинно семейную, полную любви, сострадания и взаимопомощи жизнь – ничего мы не сможем дать миру «внешнему», ничему не сможем научить и никуда не способны будем позвать и тем более привести.

Похоже, мы сами начинаем относиться к Церкви как к силе, которая берет реванш после десятилетий вынужденного унижения. Евроремонт, золоченые иконостасы, роскошные палаты, дорогие иконы и утварь, бойкое овладение утраченным и новоприобретенным имуществом. «Смотрите: Церковь стоит, Церковь может!» А что, собственно, может Церковь и на чем она стоит? А Церковь может омыть греховные раны погибающего человека, преобразить его, соделать причастником жизни Самого Бога. И реванш ей брать не за что и незачем, потому как Глава Церкви – Христос – «вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13: 8)». И стоит наша Церковь на камне истиной веры, оживотворенная той непостижимой жертвой, которую принес Бог ради спасения человечества от рабства греху.

Исходя из этого, Господь призывает нас искать, прежде всего, «Царствие Божие и правду его», а что пить, во что одеваться, как купола золотить, где кирпич достать, иконостас заказать, краску купить, рабочих нанять – это все приложится. И никак не наоборот. Потому что главная и неизменная, высшая ценность Церкви – это сам человек, люди, души, окружающие нас и нуждающиеся в добром слове, в поддержке, в окормлении, в человеческом внимании и участии, наконец. Но если у нас, в нашей малой церковной семье, в общине приходской, всего этого нет, то горе нам. И это горе – увы! – не гипотетическая, а самая насущная, кричащая реальность наших дней.

Сейчас как-то особенно ясно становится, что Церковь призвана стать авторитетом в обществе, но не «заочным», не подтвержденным примерами подлинных, но чужих историй, не историческим только авторитетом, а авторитетом современным, действенным. И вот что еще важно: авторитетом не административным, а духовным, нравственным! И, как ни странно, этого ждут люди, далекие от Церкви, находящиеся пока на распутье, но искренне ищущие истину, ищущие сердцем, так что убедить их можно не правильными словами, а только примером подлинно духовной жизни. Сейчас такое время, что невозможно человека просто удержать в какой-то вере в силу традиции потому, что «так принято», потому, что «все так верят», и потому, что «так надо». Сейчас время, когда подлинность духовного опыта нужно доказывать своей жизнью. И только так. Никакие другие аргументы не действуют. Да, это относится к нам, священникам, в первую очередь, но ведь Церковь Христова – это не священники только, это все мы – православные верующие. И от того, как мы живем в большинстве своем – не то, о чем мы говорим или что декларируем, но именно от того, как живем, – зависит и тот самый, подлинный, а не административный, авторитет, о котором идет речь.

Давайте будем честными. В большинстве храмов (во всяком случае, городских) никакой общинной жизни нет. В лучшем случае давние прихожане узнают друг друга на службе, здороваются, иногда успевают перекинуться парой фраз. Некоторые старушки общаются между собой более тесно, могут посетить кого-нибудь в случае недуга, но эти спонтанные «группы поддержки» состоят из двух-трех человек. Люди встречаются в воскресенье или в праздничный день на службе, иногда успевают кивнуть друг другу, шепнуть словечко (кто ж в храме разговаривает?), а после службы расходятся по домам, каждый сам по себе. Единые во Христе, но разобщенные в повседневности.

Я думаю, совесть любого христианина подсказывала ему не раз, что так быть не должно. А где же то единство любви и участия, где то проникновение в проблемы и заботы братьев и сестер во Христе, где то единство духа, о котором мы так много говорим, в чем оно проявляется?

Может быть, разобщенность – это самое примечательное свойство нашего времени. Есть единая вера, есть стремление жить во Христе, но эта жизнь у каждого протекает закрыто. И ладно, если бы только в радости и достатке – здесь, может, и грех навязываться в «друзья», но ведь и в скорбях и трудностях, и порой тяжких, человек остается один.

Я особенно задумался об этой проблеме сейчас, когда по благословению архиерея стал заниматься проблемой реабилитации алко- и наркозависимых. Ведь во многих семьях (и православных тоже) существует эта проблема, да и не только эта. Но семья, православные члены семьи иногда годами остаются один на один с болью, подчас невыносимой, изматывающей, выходящей за пределы средне-житейского опыта. А в скольких приходских семьях есть дети-инвалиды или заболевшие тяжкой болезнью, которая требует от всех членов семьи непосильных, запредельных затрат материальных, душевных, нравственных… Сколько семей, просто живущих за гранью нищеты в то время как другие из прихожан порой не знают, куда девать «шальные» деньги?! Сколько беспомощных стариков из нынешних или давних, но теперь уже не могущих прийти в храм прихожан нуждаются во внимании и заботе?! А мы о них и не знаем порой, а иногда и не хотим знать, потому что понимаем, что много горя и боли в мире, и везде помочь невозможно… и только начни помогать одному, как увидишь и другого, и третьего… и можно с ума сойти, а тут и своя семья… И живем мы каждый своей, тесной, маленькой жизнью, сознательно не вникая в жизнь других, потому что так легче… до тех пор, пока с нами не случится беда и пока мы сами не останемся одиноки. А ведь община, тем более община большого городского храма, много может, гораздо больше, чем можно себе представить, и в живом, открытом общении, всем миром, способна решать проблемы самые серьезные и острые. И вот главное: приходская община не только может, но и должна решать все эти проблемы. А иначе какая же она община? В чем эта общность выражается? В молитве? Так ведь и молитва совместная должна приносить плоды.

Глава Церкви Христос, а верующие составляют Его тело, Церковь. Но в реальности получается так, что храм принадлежит как бы какому-то «начальнику», а прихожане приходят, чтобы «получить благодать», но к реальной жизни прихода не имеют отношения (кроме особых случаев, когда перед праздником нужно сделать «генеральную уборку» или принять участие в той или иной общеепархиальной акции).

Что уж говорить о приходящих…

Ведь зачастую человек и приходит в церковь как в какое-то особенное, святое место, ожидая там встретить людей, если уж не прямо святых, то во всяком случае добрых, приветливых, не равнодушных друг к другу. Человек вполне резонно ожидает найти людей, способных сопереживать, сочувствовать, объединенных тем «духом Христовым», который может защитить от безумства времени. И что «человек входящий» встречает в реальности? Ну, сами честно ответьте себе, исходя из опыта воцерковления своего и своих близких, знакомых…

В чем выход, как нам вернуть тот живой, общинный дух, который должен не только присутствовать на приходе, но и служить живым выражением подлинного единства во Христе?

Вопрос очень сложный, и я не могу сейчас на него ответить. Нет у меня, «очередного священника», каких-то предложений и тем более готовых решений. Я только чувствую, знаю, что церковная община должна быть сплочена не формально, а подлинно духом братской любви и взаимопомощи. Кроме литургического – несомненно, главного, – общения, должно быть общение вне храма, в котором обсуждались бы проблемы воцерковления, катехизации, вообще духовные вопросы, а также житейские, организовывалась бы молитвенная и материальная помощь тем, кто оказался в затруднительных обстоятельствах… У прихожан должна быть возможность лучше узнать друг друга, необязательно в нарочитом рассказе о себе, но в тесном, живом общении, в совместном труде и отдыхе. И каждый член общины должен знать, что он не останется один в своих проблемах и нуждах.

Можно сказать: так зачем же дело стало? Давайте, организовывайте, осуществляйте, действуйте… Так в том то и дело, что никакой свободы творчества, свободы инициативы в организации форм приходской жизни не существует. Зато есть довольно жесткая «генеральная линия», направленная в первую очередь на осуществление внешней, хозяйственно-административной деятельности. И здесь всплывает другая проблема – оторванность прихожан от священноначалия, пропасть духовная, нравственная и житейская. Об этом горько говорить, но ведь от молчания слаще не станет. Почему у нас такая дистанция, откуда возникает такое недоверие и отчужденность, такое несовпадение интересов?! Ведь мы единый народ, и если это так, то должны существовать формы выражения этого единства. Формы более постоянные, чем спорадические соборы и съезды. И главная из этих форм – живая приходская жизнь в согласии и взаимодействии всей общины, без надменного разделения на «высших» и «низших», но в равной ответственности христианской любви.

Священник Димитрий Шишкин
Опубликовано на сайте Православие.ru