СХИМОНАХИНЯ СЕПФОРА -ПТИЧКА НЕБЕСНАЯ

Жизнеописание блаженной старицы Сепфоры

30 апреля по церковному стилю на 101 году жизни предстала пред Господом блаженная старица схимонахиня Сепфора. Это необыкновенная матушка, последние годы жизни проведшая в с. Клыково Козельского района, близ известного монастыря Оптина Пустынь, к которой прибегали за советом как миряне, так и монахи Святой обители.

Матушка Сепфора происходила из благочестивой христианской семьи. С самого детства она была приучена богобоязненными родителями к молитве и труду.

Известно, что когда котел кипит, ни комары, ни мухи не садятся на него, но стоит только ему остыть – различные мошки и муравьи тут же со всех сторон облепляют его. Так и человек когда прибывает в молитве и труде, то ни страсти, ни уныние, ни помыслы, всеваемые врагом спасения рода человеческого, не могут приблизиться к его сердцу.

С юных лет Даша (так звали матушку до принятия Ангельского образа) полюбила церковные службы. Ее пламенная детская молитва уже тогда была не о земных благах, но возносилась к Богу о стяжании Небесных обителей. В чистом детском сердце появилось трепетное желание посвятить свою жизнь Господу и быть хотя бы немного похожей на дев, сопровождающих Пречистую Деву Марию, Матерь Спасителя Нашего Иисуса Христа. Взрослея, Дария стала невольно выделяться из числа своих сверстников. Она строго постилась, часто тайком уединялась, избегая мирских увеселений, хороводов, посиделок, стремилась побыть наедине с Богом.

Недалеко от Глуховки, где в юности проживала матушка со своей семьей, находился женский монастырь во имя всемилостивого Спаса, который Синякины (фамилия Дарьи) частенько посещали всей семьей. Даша так полюбила тамошних монахинь, что подолгу оставалась в обители. Сестры монастыря брали девочку с собой на различные послушания, где она научилась рукоделию, а вместе с тем приобрела искрению любовь к Иисусовой молитве. Бывало, сестры ткут полотно и поют, и Даша вместе с ними. Нитку вплетет и повторяет: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную».

Никакие земные блага не прельщали и не манили чистую душу Боголюбовой отроковицы. Даша ясно сознавала, что ей невозможно будет найти умиротворенности духа в мирской жизни, полной соблазнов и искушений. Она желала только одного душевного мира. Но Промысл Божий устроил все иначе. После безвременной смерти отца все семейные заботы легли на плечи ее матери – Матроны Герасимовны. Бедная женщина трудилась день и ночь, и все же семья терпела нужду. Изможденная мать вынуждена была отдать 17-летнюю Дашу замуж вопреки ее желанию и воле покойного отца, который тоже хотел видеть свою любимую дочь монахиней. Но Даша не стала перечить матери и приняла материнское благословение как волю Божию. В новой семье девушка полюбилась за свою скромность и трудолюбие. Зная благочестие Дарьи, в новой семье ее отпускали в паломничества по святым местам.

Но вскоре власть захватили безбожники, и тогда Даше пришлось претерпеть множество скорбей. Ее свекра вместе с женой сослали на Соловки, а дом, в котором она осталась жить вместе с детьми, безбожники раскатали на бревна, забрав с собой все имущество и кормилицу-корову. Пожив немного у бабушки, которая приютила ее вместе с детьми, Даша переехала к мужу, трудившемуся на заработках.

Когда дети выросли, матушка стала все чаще посещать храм. После того, как старице исполнилось 74 года, ей приснился дивный сон, будто она стоит посреди храма, и вот внезапно разверзлись Небеса и явилось великое множество Ангелов, воссиял такой необыкновенный свет, что даже свечи, горевшие в храме, потускнели пред этим божественным сиянием. Со всех сторон слышались исполненные неизреченной сладости небесные песнопения, восхваляющие Царя Славы. Затем два блистающих Мужа в золотых поясах взяли благочестивую старицу под руки и совершили над ней монашеский постриг. Дария рассказала о своем ночном видении старцу Науму, который благословил ее на монашеский путь. Вскоре она была пострижена в мантию и с именем Досифея.

Знакомство матушки с Оптиной Пустыни началось с молитвы Оптинских старцев, которую келейница по ее благословению стала прибавлять к утреннему правилу: «Господи дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой...» Матушке очень по сердцу была эта молитва, она советовала выучивать ее наизусть и читать как можно чаще.

Однажды матушка спросила: «Где же эта Оптина? Надо бы там побывать...» И вот после прославления Старца Амвросия, в год тысячелетия крещения Руси, она посетила Оптину Пустынь. К тому времени после почти 70-летнего перерыва обитель возвратили Православной Церкви, многие ее строения и храмы были разрушены до основания, а уцелевшие имели вид как после варварского нашествия. Матушка была уже почти слепа, она попросила поводить ее по монастырской земле, там, где когда-то ходили преподобные Оптинские Старцы. И вот когда старица проходила мимо пустыря, на котором прежде стояла храм Владимирской иконы Божией Матери, она внезапно остановилась и сказала келейнице: «Ты куда это меня ведешь, не видишь разве, что тут стены, а церковь-то какая красивая, какое здесь благолепие!»

Никто не понял тогда, о чем говорила матушка Сепфора, лишь спустя несколько лет вспомнились ее пророческие слова, и стало ясно, что старица предсказала восстановление одного из разрушенных Оптинских храмов. Это было действительно чудо, потому что строить его в ближайшее время не собирались, ибо еще не закончен был Казанский собор, на который и то не хватало средств. Но Господь все устроил, и Владимирский храм, словно величественный корабль спасения, был построен всего лишь за два года.

Блаженная старица очень любила тех, кто строил и восстанавливал храмы Божии, и горячо молилась за них. Матушка Сепфора сердечно полюбила Оптину Пустынь и часто приезжала на монастырские службы. Поначалу никто не обращал на нее особого внимания, да и она всячески скрывала свои духовные дарования. Но как не может укрыться город, стоящий на вершине горы, так и благодатные дары Духа Святого не могли остаться незамеченными, и постепенно все чаще оптинцы, и монашествующие, и миряне, стали приходить к ней за советом.

Матушка внимательно следила за строительством Казанского собора и усердно молилась. Ее советы были всегда мудры и своевременны. Порой казалось, что старица, будучи слепой, знает положение дел на строительных участках лучше зрячих.

Как-то приехали к ней из Оптиной, а она спрашивает: «Ну как там, крышу покрыли на Казанском храме или нет? Передайте эконому, пусть срочно крышу кроет». А когда крышу успели закончить до начала затяжных дождей, она радовалась как дитя. Оптинцы часто навещали матушку, она любила принимать монахов и всегда с радостью встречала их. «Вам Господь дал время, миленькие мои, и еще даст, еще поживете. Молитесь и трудитесь, слушайтесь всегда отца наместника, не перечьте никому, только за истинную веру стойте твердо, за веру твердость нужна. Пока вы как за каменной стеной, но придет времечко – будут у вас скорби. Молитесь друг за друга, чтобы устоять».

Однажды к матушке пришел один монах из Оптинской братии, и матушка Сепфора взяла его руку в свою, сложила его пальцы в троеперстие и сказала: «Вот так правильно, крепко прижимать надо, чтобы не было пространства между ладошкой и последними двумя, чтобы враг не пробежал в душу и сердце». Этот случай был еще более чудесен тем, что матушка предугадала те сомнения, которые спустя время вложил в сердце брата враг рода человеческого. Оптинец, изучая историю Церкви, чуть было не принял помысел, о том, что староверы – это истинные ревностные христиане, а не раскольники, но тут же вспомнил слова Блаженной Старицы Сепфоры, и враг отошел.

Один Оптинский иеромонах рассказывал: «Когда я впервые приехал к матушке, то был тогда иноком, и имя у меня было греческое. Мы зашли к старице вдвоем с братом, и он бросился к ее ногам, а я остался чуть поодаль в стороне. Матушка рассказала нам о том, что беседы наши должны сохраняться в тайне, и что никто не должен знать, о чем она нам говорит, потому как, если скажем, то молитва ее за нас и наша за нее не будет иметь той силы, ибо враг обязательно постарается выкрасть.

Она поговорила с братом, а я уже было хотел идти, так как у меня не было вопросов, но матушка, как будто увидела меня стоящего в дверях и сказала: “А ты что стоишь в стороне. Иди-ка сюда и не пренебрегай мною. Как тебя зовут?” Я назвал свое имя. – “Так зовут наместника N-й обители, – сказала старица, ну-ка сложи персты на крестное знамение. Она руками своими взяла мою руку и, сложив троеперстие так, что четвертый и пятый палец плотно прилегали к ладони, сказала: “Вот так и крестись”, – как-будто матушка видела, что я по своему нерадению не всегда четко складываю персты.

После этого я старался передавать матушке поклоны и просить ее святых молитв, и те, через кого я это делал, почти всегда говорили мне, что матушка говаривала, что молится за меня, вот только имя мое забывает. Я не мог понять, как она может забывать мое имя, когда наместника N-ского монастыря она хорошо знает и помнит, а когда меня вскоре постригли в мантию с новым именем, то при встрече матушка сказала: “Ну, вот теперь я твое имя помню”, – и тогда мне стало понятно, что старица провидела мое пострижение, потому как только мне, из всех новопостриженных, было дано новое имя».

За несколько дней до своей смерти, одному Оптинскому иеромонаху матушка рассказала про то, как ей либо в видении, либо наяву явились убиенные Оптинские братия – иеромонах Василий, инок Ферапонт и инок Трофим. «Иноки были в черном монашеском одеянии, а отец Василий почему-то в сером. И он стоял немного в стороне, а эти двое – продолжала схимница – ну давай меня целовать, кто в нос, кто в глаз. Целуют меня, видно, плохо молюсь за них. Имена то у них непростые, вот и начинаю, бывает, молиться, да забуду. А они видать меня так просили, чтобы не забывала».

Старица знала, что убиенные братия встречали уже ее в селениях праведных, но по своему смирению растолковала сие иначе, ибо память на имена у матушки была прекрасная. А когда, по прошествии нескольких дней, душа ее отошла ко Господу, то много Оптинской братии приехало, чтобы отдать ей последнее целование. И прикладываясь к покрытому схимой лицу матушки, тот иеромонах поцеловал ее носик и вспомнил слова старицы: «кто в нос, кто в глаз».

Матушка почила о Господе тихой мирной кончиной, свидетельствующей о ее праведности. Чин отпевания совершался в день памяти русских мучеников Бориса и Глеба. Пели: «Христос Воскресе!»

13.05.2009 г.

По материалам сайта: www.optina-pustin.ru

www.rusfront.ru/130509/index-4.html