Читаем, перечитываем, обсуждаем

Отклик на публикацию elitsy.ru/communities/38411/1108569/
Увы, это лишь прекрасная легенда....
Между Маяковским и Яковлевой действительно были сильные чувства, но роман был очень недолгим. Поэт переживал расставание болезненно и глубоко. А брак Татьяны с виконтом Бертраном дю Плесси, которого она никогда не любила, стал для неё, по её же словам, "бегством от Володи"...
Написав "Стихи Татьяне Яковлевой", Маяковский написал ей тем самым своеобразное рекомендательное письмо в будущее, осенив её своей славой. Любви Маяковского хватило бы, чтобы имя этой женщины было запечатлено в истории. Но Татьяна не решилась возвращаться в Россию, чему, в частности, способствовала влиятельная и ревнивая Лиля Брик. Муж Лили Брик, Василий Катанян, ставший впоследствии биографом Маяковского, весьма подробно описал отношения поэта с Т.Яковлевой. О цветах, которые приносили ей на дом с «запиской от Маяковского», Татьяна рассказала ему в одном из интервью, которое дала ему через несколько лет уже в Америке, и он написал об этом в своей книге «Лоскутное одело». Но жизнь ей эти цветы не спасли, потому что тягот войны ей пережить не пришлось. В 1941 году Татьяна Яковлева со своим вторым мужем (Александром Либерманом) покинула Европу и уехала в США. Во многом благодаря дворянской фамилии, как "графине дю Плесси", Татьяне удалось устроиться там на работу дизайнером женских шляп. Её шляпки носили Марлен Дитрих, Эдит Пиаф, Эсти Лаудер и другие успешные знаменитые женщины...

Но большая любовь пламенного сердца поэта Маяковского не могла не вызвать отклика у тех, кто хотел видеть в этой любви лишь выокое и чистое! И не могла не родиться эта прекрасная легенда... А поэт Аркадий Рывлин создал на её основе поэму, которая не оставляет равнодушным ни одно чуткое сердце.
:hibiscus: :herb: :heart: :herb: :tulip:
…
Париж говорит о её осанке:
— Русская, но парижской чеканки.
И взгляд у неё, как весна распахнут
И чем-то похожа она на яхту.

А он ледокол из страны Советов,
Таранящий время и лёд планеты.
И я никогда себе не предствлю, —
Что где-то и кем-то он вдруг оставлен.

I.

Что ледоколу льдинки ломкие
И что ему бураны яростные!
Но от него уходит тонкая,
Но от него уходит парусная,
Уходит самая красивая,
ЛЮБИМАЯ, но мало любящая.

И сдерживать себя не в силах,
Я кричу ей в прошлое из будущего:
— Не уходите! Нет! Не надо!
Ведь это флагман, а на вахтах
Как важно для такой громадины,
Чтоб рядом — тоненькая яхта.

И с точки зрения поэзии
Я сразу отвергаю мнение,
Что гению всего полезнее,
Когда любовь бросает гения.

Я ПРОТИВ!
И, неуспокоенный,
Я не хочу, чтоб у ПОЭТА
Такой ценой, ценой пробоины
Рождалось новое «Про это».
И нового не надо «Облака»
Ценой крушенья в человеке,
Но женщина, всех краше обликом.
УШЛА.
И НАВСЕГДА.
НАВЕКИ.

II.

Был отказ её, как удар.
Он уехал в рассветном дыме,
Но парижский свой гонорар
Он оставил парижской фирме.

И теперь — то ли первый снег,
То ли дождь на стекле полосками —
В дверь стучится к ней человек,
Он с цветами от Маяковского.

И теперь, как просил поэт,
Ей букеты вручают броские, —
То ли чёрных тюльпанов свет,
То ли лунных гортензий свет,
То ли пармских фиалок свет, —
Со словами: — от Маяковского.

Стук рассыльных, как всякий стук.
Но нелепо, нежданно, странно.
Маяковский — и астры вдруг!
Маяковский — и вдруг тюльпаны!
Маяковский — и розы чайные!

Что в них — нежность или отчаянье!
Или сила, что не расплескана!
Или рыцарство Маяковского ?!
Или ревность, что не отточена,
Что любой букет — как пощёчина!

III.

И, может робок и не смел,
Я не был прав, когда поэта
Сберечь хотел, укрыть хотел,
От этой боли без ответа.

Всё было б чище и ровней
Цветы б не шли со звёздной силой
Так, может быть, спасибо ей!
Спасибо, что не полюбила!

Спасибо, что идут цветы…
Но как бессмысленно решенье,
Что, может, высшей красоты —
Нет без высокого крушенья.

Мне горько, что другим я был,
Что слишком ровен и спокоен —
Я от крушений уходил
Я хоронился от пробоин.

IV.

Цветы!
Она их то клянёт!
А то, смущаясь поневоле,
Берёт, но не цветы берёт,
А, кажется, букеты боли.

В них лучами освещённых,
Ей робко светят, обнаружась,
И вся его незащищенность,
Беспомощность и неуклюжесть.

И пусть один под звёздным крошевом
И пусть навек любимой брошен он,
Но я завидую по совести
Той боли и неразделённости.

Завидую, что — нежен, груб ли я, —
А нет ни вьюг, ни ветров дымных,
Свераккуратно, сверхвзаимно
Завидую обиде рубящей,
Да и цветам свежей, чем губы…
Он шлёт их даже и нелюбящей,
А я не шлю и той, что любит!

V.

У рассыльных привычный труд, —
Снег ли, дождик ли над киосками, —
А букеты его идут со словами:
— от Маяковского.

А потом этой смерти бред
Застрелился…
Весна московская
Маяковского больше нет…
А букеты — от Маяковского.

Эти фирменные, усадебные,
Что вовеки не станут свадебными,
Эти самые бесподобные!
Только всё-таки не надгробные!

Жизнь ломается.
Ветер крут.
А букеты его идут,
А букеты его идут,
Хоть Париж уже под фашистами,
А букеты его идут,
И дрожат лепестки росистые.

И чтоб выжить, она пока
Продаёт их — зима ли лето ли!
Эти чёрые облака,
Эти белые облака,
Эти красные облака,
Что зовут его букетами!

VI.

А потом несёт букеты
Чёрных угольных брикетов
И морковок двух букет,
Как однажды нёс поэт.
«Не домой, не на суп,
А к любимой в гости

Две морковинки несу
За зелёный хвостик».
Две морковки, как чудо,
Может, он их на рассвете
Из 20-го, оттуда
Ей доставил в 43-й …

И розы вдруг не пахнут розами,
Пусть даже их недавно срезали,
А пахнут буднями и прозою
Куда скорее, чем поэзией.
И хризантем осенних золото
Воспетых красками и строфами,
Когда в глазах темно от голода, —
Вдруг пахнет хлебом и картофелем.
Или чашкою кофе, или запахом крема…
Не букеты, а строфы лепестковой поэмы.

Строфы нерифмовались,
А скорей продавались,
Но без этой поэмы
Очень многое немо.
Без такого сиянья

Без такого свеченья,
Как не полно собранье
Всех его сочинений.
И завидую снова,
Что похожих на эти
Ни полстрочки, ни слова
Я не создал на свете.

Яхта! Яхта!
В глазах — слеза.
И сейчас через годы вижу я Были алыми паруса, —
Стали красными и рыжими.

И всё чаще теперь, наверное,
О Москве она вспоминает, —
А любовь, что была отвергнута,
И её, и Париж спасает…

Вот уже и Берлин берут,
А букеты его идут,
Жёны мёртвых уже не ждут,
А букеты его идут.

И хоть старости лет маршрут,
Старость сумрачна и сурова,
А букеты его идут —
От живого и молодого.

И за жизнь,
за любовь разгубленную,
Это ими он голосует,
Недолюбленное долюбливает
И к любимой своей ревнует.

И равняться с ним, видно, нечего,
Но коль встречу судьбу такую,
Чем же я долюблю ушедшее!
Чем же я тогда доревную?!