Изречения Святых Отцев, высказывания и цитаты священников, монахов, старцев, цитаты из Священного Писания

blagovestsamara.ru
Письмо второе.
29 июня 2014 года,
БОЛЕЗНЬ - ЭТО БОЖЕСТВЕННОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ

Здравствуйте, мои дорогие!
Мысль о болезни, о ее глубоких духовных корнях, о ее неслучайности все глубже и глубже проникает в сознание, в сердце. Только когда хотя бы слегка соприкоснешься с личным страданием, широко открываются глаза на стра-дания людей. Я не врач, я — священник. Я не могу врачевать ваши болезни, но я должен помочь вам эти болезни перенести и приложить их себе во спасение, на вечную пользу. У меня один инструмент — это слово, в молитве и проповеди. И покуда трудно еще говорить, я буду писать эти письма.
Мы гордимся своей отечественной медициной. Хорошая школа, история. Замечательные врачи. Все это так. Но почему так много наших соотечественников лечатся за границей? Та же техника, те же медикаменты, часто те же врачи. В Израиле, где довелось мне лечиться, много врачей из России. В чем же разница? Поделюсь некоторыми личными наблюдениями.
Доктор, который меня лечил, к слову, очень опытный и известный, сразу же нам сказал: «Все в руках Божиих». И это были не просто слова, а позиция. Он как бы немного отошел в сторону, уступая место Тому, Кто действительно лечит. И никакой самоуверенности, профессиональной гордыни.
А какое серьезное, можно даже сказать, уважительное отношение к болезни! Как это важно, когда врач понимает, что болезнь — это Божественное прикосновение. Для ума болезнь — это тайна, для души — откровение. Болезнь — это очень личное! Такое отношение врача к болезни, конечно, воспитывает пациента и делает его не пассив-ным участником курса лечения, а соработником врача и молитвенником Богу. Нам пришлось обращаться за кон-сультацией и к другим врачам, их отношение было похожим.
Но самое большое удивление ожидало нас впереди.
На родине, где вначале предполагалось лечение, нас сразу предупредили: после такой операции не менее четырех недель придется провести в больнице, из них как минимум две — питание через трубочку, дыхание через тру-бочку… А говорить, если такая возможность останется, надо будет учиться заново… И хотя на чужбине операцию рискнули сделать менее объемную, все же было большим удивлением, когда уже на второй день после операции нас выставили за дверь (в хорошем, конечно, смысле). Матушка очень боялась, что мне неожиданно станет плохо, что где-нибудь на улице, в чужой стране я потеряю сознание. Я и сам, честно сказать, немного тревожился.
Потом нам много рассказывали о том, что это общий подход. Рассказывали, что даже после сложнейших операций на сердце в больнице оставляют всего на неделю. Кроме причин чисто практических: койко-мест, больничной инфекции, называли причины и более важные — больной должен включить все свои силы, он должен бороться в первую очередь сам, а не перекладывать все на врачей. Как это правильно! Я убедился в этом сам.
Сначала кажется, что тебя просто бросили, как говорится, на произвол судьбы. Потом понимаешь, что деваться уже некуда, и начинаешь потихонечку жить, как и жил раньше. Жить начинаешь, а не болеть! Происходит это как-то само собой, незаметно. Болезнь со всеми своими неприятностями, конечно же, остается, но и жизнь не ос-танавливается. Как это обычно бывает у нас: попал в больницу, и жизнь как будто остановилась. И из больницы выходишь как в другой, забытый тобою мир.
И еще, меня очень мало лечили. Буквально. Сутки под капельницей и рекомендация при выписке: антибиотики, обезболивающие таблетки, и все. «Организм должен справиться сам». Кстати, в Израиле совсем не бывает лече-ния на дому с помощью привычных нам «уколов». И в аптеках шприцы не продаются. Как все это мне по душе!
Помню слова врача: «Вам надо забыть, что у вас была операция, и жить полной жизнью». Операцию забыть я согласен, а вот болезнь забывать, думаю, не надо. Да, наверное, и не получится. А еще не забудутся люди, с ко-торыми свела болезнь… Стоит зайти в любую онкологическую больницу, и ты оказываешься в особом, духовном мире. Так много страдания и веры. Так близка смерть и так много жизни.
Страждет всё — вся тварь, всё создание. Но при этом ликует! Непостижимо! И мы чувствуем, что какая-то птаха гораздо счастливее нас. Почему?! Мы привыкли делить: по одну руку — радость, по другую — страдание. А жизнь — она неделима. Отними у жизни страдания — не станет и радости. Христианин и писатель Гилберт Честертон разработал замечательную философию радости, основанную на том, что «… все прекрасно в сравнении с небы-тием».
Страдание — это стихия, в которой живет человеческая душа. Вернее будет сказать, что это самое сильное на земле чувство (любовь на 90% состоит из страдания) пробуждает душу к жизни, оживляет ее. Сколько раз я слы-шал от людей, перенесших страдание, что именно тогда, когда им было особенно трудно, они испытывали особое состояние души. Определяют его по-разному: называют легкостью, радостью, кто-то говорит о том, что в жизни вдруг появляется смысл, кто-то делает открытие о существовании собственной души, способной на глубокие чув-ства, но чаще всего говорят о том, что тогда «Господь был рядом!».
Все мы страдаем. Телом страдаем от холода, голода, ран и болезней; душой от безсилия в борьбе со злом, от злобы людской, от страхов, страдаем в тоске одиночества, в муках неразделенной любви, в скорби утрат… Исто-рия философской мысли — это история постепенного восхождения к пониманию страдания. От древнегреческих мыслителей до русских философов серебряного века. От «чувственного неудовольствия, затрудняющего жизнь», до «основной нравственной нормы». И только к началу Нового времени мы слышим о «всеобщем характере стра-даний» и начинает звучать известное: «Я страдаю — значит, я живу!». Как долго сопротивлялась человеческая мысль непреложной библейской истине.
Вот и в жизни каждого человека происходит эта борьба. Мы проходим путь, на котором формируется наше отно-шение к переносимым или ожидаемым нами страданиям. И первое, что приходится нам понять (и принять!) — страдания в нашей жизни неотвратимы.
Как важно вложить правильное восприятие жизни в души наших детей с самого раннего детства. Защищать детей надо, но нельзя их прятать от жизни. Нельзя их обманывать, что жизнь — это праздник, что жизнь — это сказка. Нельзя учить их ненавидеть боль, бояться болезней. Нельзя закрывать им глаза на чужие страдания, смерть. Сколько раз убеждался я в том, что дети воспринимают смерть как-то иначе — естественно, правильно. И чаще бывают испуганы отношением к смерти взрослых людей — этой истерикой, драмой.
По отношению к страданиям люди делятся на две категории: страждущих и бегущих страданий. Подавляющее большинство — это, конечно, бегущие. Бегство, непринятие страданий — это немирствие, не прекращающаяся ни на миг внутренняя борьба с Богом, страх перед страданиями, нежелание даже думать о них, отказ от всего, чему они могут сопутствовать. В итоге — отречение от радости жизни, а то и от самой жизни. Кто-то находит «легкий» путь, он же самый пагубный! — лишая себя жизни. Кто-то убивает себя изнутри. Мучительно долго, можно сказать, безконечно пытается погубить свою безсмертную душу.
Людей страждущих гораздо меньше. Их единицы. Это особая категория людей. Они принимают жизнь такой, какая она есть, без претензий, без всяких условий, всю без остатка. Они имеют особое благоговение перед жизнью. Им предоставляется возможность познавать и проникать в тайны. Они способны созидать мир вокруг и внутри себя… Разве вам не хочется оказаться среди них?! Мне хочется очень!
На этом закончу. Простите.
Благословляю вас и прошу молитв.
Протоиерей Игорь Макаров