ВИЗАНТИЯ

I (Продолжение)
Автор: Алексей Величко
Оригинал статьи по ссылке: www.pravoslavie.ru/60482.html

Как известно, изначально со времени образования царской власти в Римском государстве практически все императоры правили единолично. Конечно, встречались исключения, но редко. Например, в 97 году император Нерва (96–98) объявил своим соправителем и императором Траяна (98–117) – первый прецедент. Затем император Марк Аврелий (161–180) без видимых причин назвал своим соправителем Луция Вера (161–169), передав тому для управления Восток.

Но главная вариация на тему «многоцарствия» возникла уже в годы правления императора Диоклетиана (284–305) и была вызвана вполне конкретными причинами. Дело заключалось в том, что система государственного управления Римской (Византийской) империи в то время была далеко не универсальной и представляла собой плод многовековых наслоений и разновременных политических традиций. Естественно, это таило в себе многие проблемы, с которыми в определенный период своей истории Римская империя перестала справляться.

В провинциях и самом Риме все еще существовали местные органы управления, муниципалитеты, получившие свою компетенцию в республиканские времена. Из должностных лиц, находившихся в провинциях, нужно упомянуть сенаторских легатов, управлявших ими (praeses provinciae), начальников легионов, расквартированных в провинциях, и самостоятельных начальников пограничных войск (dux limitis). Как легко понять, они замыкались на разные органы центральной власти, что создавало большие трудности.

Верховную власть помимо самого императора осуществлял сенат – оплот римской аристократии. Но если компетенция сената прошла многовековой путь формирования, то этого нельзя было сказать об императоре. Princeps, как его величали изначально, мыслился римлянами лишь в качестве добавления к старым республиканским органам власти. Но со временем компетенция императоров многократно расширилась за счет остальных органов управления. Так, за ними стали признавать постоянное верховное главнокомандование, проконсульскую власть, право контроля над всеми провинциями, личную неприкосновенность как священной особы, председательство в сенате и т.п.

Вскоре император приобрел право решать вопросы о войне и мире, а также издавать leges datae по вопросам устройства колоний, даровать отдельным лицам статус римского гражданина и даже толковать законы. Отсюда со временем образовалась законодательная власть императора и право высшего уголовного и гражданского суда. При императоре Домициане (81–96) за царской властью признали право диспензации – освобождения от действия того или иного закона. Римские юристы обосновали этот шаг тем, что всякий исходящий от императора акт частноправового или административного характера уже сам по себе включает диспензацию.

Но этого мало: поскольку все полагали, что император выполняет особые поручения всего римского народа, его полномочия вообще утратили заранее установленные границы. Император получил право наложения veto на все распоряжения магистратов, но сам не подлежал veto сената.

Во времена Веспасиана (69–79) сенат закрепил за царем статус источника законов: «Что бы ни счел император правильным, хотя бы и противно обычаю, ради величия государства и религиозных, человеческих, общественных и частных дел, он имеет право и власть это творить и совершать». Но при этом сохранились и старые сенатские формы законотворчества, что приводило к некоторой правовой неразберихе.

Вызванная к жизни проблемами своего века императорская власть – новый политический побег на древе римской государственности – медленно укреплялась, постепенно создавая новые политические формы управления империей. В определенный момент времени это привело к известному параллелизму старых органов власти и новых императорских учреждений, даже провинции разделились на два вида: «императорские» («provinciae Caesaris») и «сенатские» («provinciae Senatus»). Это деление обуславливалось конкретными обстоятельствами (главным образом, военной опасностью), было далеко не номинальным и основывалось на разных системах управления территориями.

Хотя постепенно различия между старыми и новыми системами управления размывались, но все же те или иные его следы еще сохранялись целые столетия. Чем далее слабели местные органы власти и сенат, тем большие усилия по централизации государственного управления предпринимали римские монархи. Не случайно уже в эпоху первых императоров в провинциях появились императорские чиновники со специальными, чрезвычайно широкими полномочиями: praefecti, curatores, procuratores.

Управленческий хаос (относительный, конечно) вынудил проведение административной реформы, вследствие чего вся Римская империя была разделена на 12 округов, которые подчинили 12 procuratores. В последующем подчиненность изменилась: при Адриане (117–138) округа перепоручили четырем консулярам, а при Марке Аврелии (161–180) – четырем juridici. Для облегчения управления государством в конце II века император определил второе после себя лицо – praefectus praetorio. Однако, как обычно, это решило одни проблемы в управлении, но создало новые.

В итоге все это властно-политическое многообразие, вступавшее нередко в столкновение само с собой, нашло примирение исключительно в личности римского императора. Правда, сам правитель Римской державы был весьма ограничен в полноценном фактическом осуществлении своих полномочий. Он либо предводительствовал войсками в какой-нибудь неспокойной провинции, либо вел войны с наседающими на границы империи варварами, либо вершил судьбы мира в далеком (с точки зрения периферии) Риме.

Эта разнородная и весьма запутанная система управления и досталась Диоклетиану, когда тот пришел к власти. Старый солдат и опытный администратор, новый император прекрасно понимал, что в одиночку более не в состоянии управлять Римской империей в тех границах, в которых она пребывала в конце III века. С присущим ему практичным умом он быстро понял основную проблему управления Римским государством: в случае каких-либо опасностей, которые все чаще случались в провинциях (восстания местного населения, нападения варваров и т.п.), местные правители зачастую уже просто не справлялись с кругом проблем, свалившихся на их голову. Только непосредственное присутствие там лица, наделенного высшим статусом, способного в случае необходимости применить всю власть в полном объеме, встать над другими чиновниками и моментально подчинить себе все доступные государственные силы, могло стать панацеей от угрожавших империи бед.

Решение этой сложной задачи было в высшей степени неожиданным и в то же время эффективным. Диоклетиан одновременно изменил административно-территориальное устройство государства и принцип управления им. Всю Римскую империю он разделил две части – западную и восточную, а их на четыре префектуры: 1) Восток, 2) Иллирию, 3) Италию и Африку, 4) Галлию вместе с Британией и Испанией. В свою очередь префектуры разделялись на 12 диоцезов, а диоцезы на 101 провинцию.

И, наконец, главное: чтобы в случае необходимости не сноситься по каждому вопросу с Римом, где заседал сенат и находился глава государства со своим аппаратом, Диоклетиан дал каждой префектуре «своего» императора. Так вместо одного в Римской империи появилось четыре соправителя, каждый из которых осуществлял высшую государственную власть в «своих» провинциях. Двое из них назывались августами, двое – цезарями. Образно выражаясь, центральная власть спустилась вниз, к рядовым обывателям, но при этом сохранила свой высочайший статус. Удивительное сочетание регионального самоуправления и жесткой централизации!

Различие наименований соправителей было далеко не случайным, хотя оно практически никак не отражалось на их компетенции в собственных регионах. Суть взаимоотношений между августами и цезарями определялась следующей формулой: «Duo sint in republica maiores, qui summam rerum teneant, duo minores, qui sint adjuvamento» – «Двое должно быть в государстве старших, кто всю полноту дел держит, двое младших, кто им помогает». Как предполагал Диоклетиан, через некоторое время августы должны были выйти в добровольную отставку, а их место занять цезари. В этом контексте цезари являлись в некоторой степени «учениками» августов: они должны были набираться опыта у своих старших товарищей, преемниками которых собирались стать спустя некоторое время. Этот принцип преемственности власти подразумевал новый набор цезарей после рокировки соправителей, и так до бесконечности. Как следствие, управление провинциями принимало необходимые оперативные черты, чего явно не хватало ранее при излишней локализации государственной власти в Риме.

Нет никаких сомнений в том, что тетрархия никоим образом не предполагала разделения верховной власти – она оставалась единой и неделимой, просто почила на главах сразу четырех своих избранников. Хотя каждый из императоров олицетворял верховную власть в своих провинциях, было бы крайне ошибочным полагать, будто их статус носил региональный характер. Нет, эти четыре правителя, совокупно обладавшие высшими государственными полномочиями, признавались всем римским народом одним властным лицом. Замечательно, что законы, издаваемые от имени императорской власти, подписывались всеми носителями высшего титула. Зато императорские эдикты по вопросам управленческого характера, не имевшие всеимперского значения, но действовавшие лишь в границах конкретных префектур и провинций, подписывались «своим» августом или цезарем.

Первоначально августами стали непосредственно Диоклетиан и Максимиан (284–305), а Констанций Хлор (305–306) и Галерий (305–311) – цезарями. После 305 года, когда больной Диоклетиан добровольно ушел в отставку, Констанций и Галерий стали августами, а Флавий Север (306–307) и Максимин Даза (305–313) – цезарями. Как видим, первый опыт создания византийского «многоцарствия» был вполне удачным и объяснимым. Кроме того, как убедились все граждане, он вовсе не подрывал основы единоличной власти римских царей.

В этой связи легко понять, почему данная форма еще долгое время доминировала в Римской империи, всякий раз рождая очередную партию императоров-«дублеров». Не был ей чужд и сам родоначальник православной Римской империи святой Константин Равноапостольный (306–337), лишь волей обстоятельств оставшийся единоличным правителем после взаимоусобной борьбы и победы над своими соперниками и соправителями Макценцием (305–312), Лицинием (308–325) и Максимином Дазой (305–313).

Согласимся, все это кажется весьма необычным с точки зрения правовой науки. Мы привыкли к тому, что источник власти не может порождать собственное тождество, но лишь производные от себя фигуры. Однако уже ранняя Византия (или поздняя Римская империя) демонстрирует нам именно такие картины: один император признает другое лицо равным себе и наделяет полномочиями, какими владеет сам, и они правят совместно.

С 330 года, то есть времени основания Константинополя, Римская империя обрела два центра политической власти, две столицы. Что, однако, никак не повлияло на основополагающий принцип единоличной власти – ее «многоцарствие». Императоры Константин II (337–340), Констант I (337–350) и Констанций (337–361), хотя и нарушив диоклетиановский «закон тетрархии», после смерти своего святого отца стали равноценными царями Римской державы. В последующем перипетии политики (гибель обоих братьев) вновь обусловили единоличное правление императора Констанция. Но уже в 351 году царь присвоил титул цезаря своему двоюродному брату Галлу, отдав тому в управление Антиохию. А после смерти последнего в 354 году (Галл пытался захватить власть и был казнен) назначил цезарем другого двоюродного брата, будущего Римского царя Юлиана Отступника (361–363), объявив того правителем западных провинций.

Едва ли можно предположить, что Констанций пытался обеспечить преемственность власти, наделяя родственников полномочиями цезарей. Сохранились очевидные свидетельства тому, что, не доверяя младшему двоюродному брату, Констанций едва не казнил его. Но и он был не в состоянии одновременно вести войну на два фронта: против персов на Востоке и германцев на Западе. А потому император направил в западные провинции правителя, почти равного себе по статусу.

Хотя разница между цезарем и августом была ничтожна и обуславливалась, скорее, возрастным фактором, в последующем произошла некая универсализация власти. Необходимость в цезарях отпала, и в течение столетия обе части Римской державы неизменно получали двух равноправных по статусу царей, хотя не без некоторых нововведений, видоизменяющих форму «многоцарствия». Так, император Валентиниан I (364–375) поставил правителем восточных провинций своего брата императора Валента (364–378), сохранив при этом негласное первенство как «старший» император.

Впрочем, желая подстраховаться от солдатского своеволия, он назначил своим соправителем и равным себе по статусу вторым Западным императором Римского государства своего сына Грациана (367–383), что оказалось очень дальновидным для обеспечения нормальной политической жизни страны. Именно Грациан после смерти Валентиниана I и гибели Валента в сражении при Адрианополе назначил Восточным императором святого Феодосия Старшего (379–395), разделив власть на Западе со сводным малолетним братом Валентинианом II (375–392), которого потребовала почтить царским венцом армия.

Замечательно, что уже на этой стадии формирования византийского «многоцарствия» назначение второго императора, совершенно неспособного в силу возраста управлять государством, неожиданно обусловилось не политическими, а сугубо этическими соображениями. Ведь совершенно очевидно, что только этим термином можно охарактеризовать желание западной армии почтить память покойного императора Валентиниана I, оставившего от второго брака малютку-сына, и уравнять братьев в династических правах.

В свою очередь, гибель юных соправителей вынудила святого Феодосия Старшего, временно сосредоточившего всю императорскую власть в своих руках, разделить ее между своими сыновьями Аркадием (394–408) и Гонорием (395–423), отдав одному восточную часть империи, а другому западную.

В последующее время термин «цезарь» все еще сохранялся, но уже перестал иметь самостоятельное значение, прочно перейдя в разряд почетных титулов, которыми наряду с основными статусными званиями награждали отличившихся лиц. С конца IV века законные правители Римской державы именовались исключительно царями, императорами, василевсами. Нередко они присовокупляли к своей титулатуре и звание «цезаря», что свидетельствовало только обо всей полноте власти, сосредоточенной в их руках, ее абсолютной безальтернативности. Так, например, император святой Юстиниан Великий (527–565) подписывал свои документы следующим образом: «Император цезарь Флавий Юстиниан, алеманский, готский, франкский, верхнегерманский, аланский, вандальский, африканский, благочестивый, счастливый, славный, победитель и триумфатор, постоянный август». Спустя столетие «цезарем» называл себя и император Юстиниан II Ринотмет (685–695, 705–711): «Император цезарь Флавий Юстиниан, верный во Христе Иисусе, миротворец, благочестивый, постоянный август».

Этот принцип «облегченной тетрархии», когда каждая часть Римской империи имела своего императора, соблюдался вплоть до конца V столетия. После Аркадия и святого Гонория Востоком правил святой Феодосий Младший (408–450), а Западом – назначенный им Валентиниан III (425–455). Наряду с этим, как мы видим на примерах династий Валентиниана и святого Феодосия, формируется идея наследственной монархии. В тех случаях, разумеется, когда наследник существовал. Но когда таковой отсутствовал, император назначался либо «старшим» царем, властвовавшим в другой части света, либо армией, сенатом и Церковью. Именно такие примеры демонстрируют нам святой Маркиан (450–457), святой Лев Великий (457–474), Зенон (474–475, 476–491), Василиск (475–476).

Передавалась ли власть по наследству или император выбирался армией и сенатом – не имело никакого значения для апробированного жизнью принципа: «Каждой части Римской империи – своего императора». Правда, в силу слабости государства западные цари Майориан (457–461), Ливий Север (461–465), Олибрий (472), Гликерий (473–474) и Ромул Август (475–476) начали играть откровенно второстепенную роль в сравнении с императорами, располагавшимися в Константинополе. Некоторое «поражение в правах», носившее, однако, политический характер (но не правовой!), было обусловлено в значительной степени тем, что западные императоры во многом зависели от римского сената и варваров, игравших существенную роль в их назначениях на престол. Впрочем, после захвата Италии Остготским королем Теодорихом Великим (470–526) в 493 году эта традиция сама собой прекратилась – ведь Запад перестал принадлежать потомкам Римских императоров.