Святые

"Об­нов­лен­че­ский епи­скоп Иг­на­тий (быв­ший ар­хи­манд­рит го­ро­да Ка­ши­на) на­чи­на­ет при­вле­кать неко­то­рые сим­па­тии со сто­ро­ны ве­ру­ю­щих. Об­ла­дая да­ром сло­ва, он ве­дет бе­се­ды в ка­фед­раль­ном со­бо­ре и ино­гда в но­вом хра­ме быв­ше­го жен­ско­го мо­на­сты­ря. На эти бе­се­ды хо­дят неко­то­рые ве­ру­ю­щие и увле­ка­ют­ся его ре­ча­ми. Из по­се­ща­ю­щих его бе­се­ды пуб­ли­ка в боль­шин­стве лег­ко­мыс­лен­ная и ма­ло­цер­ков­ная. Од­ни из них хо­дят для то­го, чтобы про­ве­сти вре­мя, дру­гие для лю­бо­пыт­ства, а тре­тьи же­ла­ют услы­шать от ора­то­ра спо­со­бы или по­лу­чить ука­за­ния, как бы же­ла­ния пло­ти со­блю­сти и Цар­ство Небес­ное при­об­ре­сти. Вот та­ко­ва ауди­то­рия... ве­ру­ю­щих, по­се­ща­ю­щих бе­се­ды Иг­на­тия. Об этом осо­бен­но не сле­ду­ет бес­по­ко­ить­ся, так как пле­ве­лы необ­хо­ди­мо долж­ны от­де­лить­ся от зер­на. Бла­го­да­ре­ние Гос­по­ду за то, что сре­ди на­ших пас­ты­рей мно­гие скром­но и чест­но вы­пол­ня­ют свое пас­тыр­ское де­ло. Епи­ско­па Сте­фа­на очень ча­сто при­гла­ша­ют слу­жить в раз­ные при­ход­ские хра­мы в дни пре­столь­ных празд­ни­ков..."
В 1924 го­ду со­вет­ское пра­ви­тель­ство при­ня­ло ре­ше­ние осво­бо­дить ду­хо­вен­ство и ми­рян, осуж­ден­ных по про­цес­сам об изъ­я­тии цер­ков­ных цен­но­стей и вы­слан­ных в адми­ни­стра­тив­ном по­ряд­ке "за со­про­тив­ле­ние изъ­я­тию". 26 но­яб­ря 1926 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ по­ста­но­ви­ло осво­бо­дить о. Алек­сея из ссыл­ки и раз­ре­ши­ло ему вер­нуть­ся в Тверь.
Вер­нул­ся он в тот пе­ри­од, ко­гда об­нов­лен­цы при под­держ­ке вла­стей го­то­ви­лись к но­во­му на­ступ­ле­нию на Пра­во­слав­ную Цер­ковь – на­ча­ли под­го­тов­ку к об­нов­лен­че­ско­му Со­бо­ру, где пред­по­ла­га­лось при­ми­ре­ние об­нов­лен­цев и пра­во­слав­ных, но под ру­ко­вод­ством рас­коль­ни­ков. Упол­но­мо­чен­ный об­нов­лен­че­ско­го дви­же­ния, быв­ший од­новре­мен­но осве­до­ми­те­лем ГПУ, до­кла­ды­вал: "Ко­гда Се­ра­фим (мит­ро­по­лит Твер­ской и Ка­шин­ский. – И. Д.) под мо­им вли­я­ни­ем со­гла­сил­ся пой­ти на­встре­чу со­ввла­сти, ко­гда он вы­ра­зил да­же тай­ное со­чув­ствие об­нов­лен­че­ско­му дви­же­нию, то Ка­ла­чев, Лев­ков­ский, Бе­не­ман­ский и дру­гие объ­еди­ни­лись и на­ча­ли на­стра­и­вать об­ще­ствен­ное мне­ние про­тив Се­ра­фи­ма и, по-ви­ди­мо­му, име­ют на­ме­ре­ние при­знать Твер­ским ар­хи­ере­ем со­слан­но­го епи­ско­па Пет­ра. В на­сто­я­щее вре­мя всех про­тив­ни­ков со­ввла­сти ин­фор­ми­ру­ет воз­вра­тив­ший­ся из ссыл­ки про­то­и­е­рей Алек­сей Бе­не­ман­ский, ко­то­рый, по-ви­ди­мо­му, име­ет сек­рет­ные ин­струк­ции епи­ско­па Пет­ра Зве­ре­ва, так как на­хо­ди­лись с этим епи­ско­пом в ссыл­ке неда­ле­ко друг от дру­га...
Ес­ли не бу­дут при­ня­ты са­мые ре­ши­тель­ные ме­ры по от­но­ше­нию к ли­цам, ука­зан­ным в на­сто­я­щем и преды­ду­щих до­кла­дах, то ра­бо­та съез­да бу­дет све­де­на к ну­лю в луч­шем слу­чае, а в худ­шем мо­жет быть со­рван да­же са­мый съезд. Ес­ли устра­нить из Тве­ри Алек­сея Бе­не­ман­ско­го, то сре­ди при­хо­жан не бу­дет вол­не­ний... Тя­же­лая необ­хо­ди­мость за­став­ля­ет ука­зать на необ­хо­ди­мость этой ме­ры..." "Свя­щен­ни­ки Куп­ри­я­нов и Бе­не­ман­ский, два то­ва­ри­ща по несча­стью, несколь­ко лет то­му на­зад бы­ли вы­сла­ны из Тве­ри в Тур­ке­стан­ский край, от­ку­да вер­ну­лись вме­сте и за­ня­ли свои преж­ние при­хо­ды. Су­дя по сло­вам свя­щен­ни­ка Н., у них мно­го об­ще­го, встре­ча­ют­ся они как по чи­сто цер­ков­ным де­лам, а так­же в до­маш­ней об­ста­нов­ке за ста­ка­ном чая от­ве­сти ду­шу. Куп­ри­я­нов – быв­ший член Го­судар­ствен­ной Ду­мы".
Го­не­ния не пре­кра­ща­лись. В 1928-1929 го­дах по­вто­ри­лись со­бы­тия 1922 го­да, толь­ко на этот раз не цен­но­сти изы­ма­лись из церк­вей, а за­кры­ва­лись са­ми церк­ви. Ве­ру­ю­щие про­те­сто­ва­ли и вся­че­ски про­ти­ви­лись за­кры­тию хра­мов, ГПУ в от­вет аре­сто­вы­ва­ло ду­хо­вен­ство и ми­рян. В кон­це 1928 го­да твер­ские вла­сти по­ста­но­ви­ли за­крыть Воз­не­сен­ский со­бор, пред­по­ла­гая при­спо­со­бить его под сто­ло­вую. Же­лая со­здать неко­то­рую ви­ди­мость за­кон­но­сти это­го дей­ствия, они со­бра­ли три с по­ло­ви­ной ты­ся­чи под­пи­сей ра­бо­чих в поль­зу за­кры­тия. В на­ча­ле 1929 го­да в квар­ти­ре про­то­и­е­рея Ни­канд­ра Тро­иц­ко­го со­бра­лись свя­щен­ни­ки Ва­си­лий Куп­ри­я­нов, Квин­ти­ли­ан Вер­шин­ский, Алек­сей Со­ко­лов, Ва­си­лий Вла­ди­мир­ский, Лео­нид Фло­рен­ский и Алек­сей Бе­не­ман­ский. Ста­ли об­суж­дать, что де­лать, чтобы от­сто­ять Воз­не­сен­ский со­бор, ко­то­рый был в то вре­мя цен­траль­ным хра­мом го­ро­да и вос­при­ни­мал­ся ве­ру­ю­щи­ми как об­ще­го­род­ская свя­ты­ня. Бы­ло пред­ло­же­но об­щи­нам, где слу­жи­ли со­брав­ши­е­ся свя­щен­ни­ки, по­ста­вить свои под­пи­си под про­те­стом про­тив за­кры­тия хра­ма. В ко­рот­кий срок бы­ло со­бра­но де­сять ты­сяч под­пи­сей, и со­бор уда­лось от­сто­ять.
В 1929 го­ду вла­сти за­те­я­ли про­тив о. Алек­сея су­деб­ное де­ло, об­ви­нив его в том, что он укрыл от опи­си, про­во­див­шей­ся пред­ста­ви­те­ля­ми вла­сти, цер­ков­ные цен­но­сти. Ко­гда ста­ло яс­но, что свя­щен­ник бу­дет аре­сто­ван и, ско­рее все­го, осуж­ден, он об­ра­тил­ся с ам­во­на к ве­ру­ю­щим и ска­зал, что об­ви­не­ние, буд­то он скрыл цер­ков­ное иму­ще­ство, лож­но. Са­ми вла­сти при обыс­ках у него и у чле­нов цер­ков­ной об­щи­ны ни­че­го не на­шли. Тут же о. Алек­сей объ­явил, в ка­кой день и час и где бу­дет суд и при­гла­сил всех ве­ру­ю­щих при­сут­ство­вать на нем. Мно­гие при­шли на суд, что бы­ло непри­ят­но вла­стям, так как со­зда­лась ат­мо­сфе­ра со­чув­ствия об­ви­ня­е­мо­му.
По­сле су­да в га­зе­тах бы­ла опуб­ли­ко­ва­на за­мет­ка: "Во вре­мя про­вер­ки цер­ков­но­го иму­ще­ства в Скор­бя­щен­ской церк­ви неко­то­рые цер­ков­ные пред­ме­ты... на­ли­цо не ока­за­лись. Про­из­ве­ден­ным след­стви­ем уста­нов­ле­но, что свя­щен­ник этой церк­ви Бе­не­ман­ский, бу­дучи в то вре­мя пред­се­да­те­лем цер­ков­но­го со­ве­та, при уча­стии ру­ко­во­ди­те­лей со­ве­та... скрыл это иму­ще­ство... На су­де свя­щен­ник Бе­не­ман­ский, а так­же и его со­участ­ни­ки от­ри­ца­ли предъ­яв­лен­ное им об­ви­не­ние... Нар­суд... при­го­во­рил Бе­не­ман­ско­го к трем ме­ся­цам ли­ше­ния сво­бо­ды с кон­фис­ка­ци­ей иму­ще­ства на две­сти руб­лей. Срок ли­ше­ния сво­бо­ды ему за­ме­нен при­ну­ди­тель­ны­ми ра­бо­та­ми..."[6]
В 1930 го­ду гла­ва Рим­ской ка­то­ли­че­ской церк­ви па­па Пий ХI вы­сту­пил с про­те­стом про­тив пре­сле­до­ва­ния ре­ли­гии в со­вет­ской Рос­сии. За­яв­ле­ние это на раз­ные ла­ды об­суж­да­лось со­вет­ской прес­сой. По­сле тор­же­ствен­ной служ­бы на празд­ник Пет­ра и Пав­ла в сто­рож­ке Рож­де­ствен­ской церк­ви со­бра­лись свя­щен­ни­ки Илья Гро­мо­гла­сов, Ва­си­лий Вла­ди­мир­ский, Ни­кандр Тро­иц­кий, Ва­си­лий Куп­ри­я­нов, Алек­сей Бе­не­ман­ский, Лео­нид Фло­рен­ский, Квин­ти­ли­ан Вер­шин­ский и ста­ро­ста хра­ма Рож­де­ства на Ры­ба­ках Алек­сандр Бо­ло­тов. Об­суж­да­ли вы­ступ­ле­ние па­пы Рим­ско­го. Отец Лео­нид Фло­рен­ский ска­зал:
– Ка­то­ли­цизм яв­ля­ет­ся ис­кон­ным вра­гом пра­во­сла­вия.
– Но ведь и вра­ги ино­гда при­ми­ря­ют­ся пе­ред об­щей опас­но­стью, – за­ме­тил о. Алек­сей Бе­не­ман­ский. – Возь­ми­те Но­ев ков­чег: там под впе­чат­ле­ни­ем опас­но­сти от во­ды си­де­ли зве­ри силь­ные и бес­силь­ные и друг дру­га не тро­га­ли. Но на­ши пра­ви­те­ли до­ста­точ­но хит­ры и не пой­дут на кон­фликт, ес­ли зна­ют, что по­не­сут урон.
– Ес­ли бы па­пе уда­лось дви­нуть За­пад про­тив Рос­сии, то в этом слу­чае Рос­сию ста­ли бы ока­то­ли­чи­вать, – ска­зал о. Квин­ти­ли­ан Вер­шин­ский.
– Неуже­ли вы ду­ма­е­те, что рус­ский на­род под­дал­ся бы на ка­то­ли­че­скую про­па­ган­ду, – ска­зал Алек­сандр Бо­ло­тов. – Я не мо­гу в это по­ве­рить. Ес­ли бы ка­то­ли­кам уда­лось за­хва­тить власть в Рос­сии, то ка­кие бы рас­по­ря­же­ния ни из­да­вал па­па, пра­во­сла­вия не уга­сил бы, и на­ши хра­мы пер­вен­ство­ва­ли бы пе­ред ко­сте­ла­ми. Не толь­ко па­па, но и боль­ше­ви­ки с на­ми ни­че­го по­де­лать не мо­гут. Вот на­гляд­ный при­мер их бес­си­лия. Они ед­ва со­бра­ли три с по­ло­ви­ной ты­ся­чи под­пи­сей за за­кры­тие Воз­не­сен­ско­го со­бо­ра, а мы с лег­ко­стью со­бра­ли де­сять ты­сяч.
За за­яв­ле­ни­ем па­пы Рим­ско­го по­сле­до­ва­ло ин­тер­вью ино­стран­ным жур­на­ли­стам мит­ро­по­ли­та Сер­гия (Стра­го­род­ско­го), под ко­то­рым сто­я­ла под­пись и мит­ро­по­ли­та Се­ра­фи­ма (Алек­сан­дро­ва). Текст ин­тер­вью при­вел ду­хо­вен­ство и ве­ру­ю­щих Твер­ской епар­хии в боль­шое сму­ще­ние. Ни­кто не мог по­ве­рить, что оно бы­ло да­но доб­ро­воль­но. Узнав, что ин­тер­вью про­из­ве­ло боль­шое сму­ще­ние, мит­ро­по­лит Се­ра­фим счел сво­им дол­гом рас­ска­зать, как бы­ло де­ло, сна­ча­ла в пись­ме, а по­том и лич­но. Он рас­ска­зал, что ГПУ аре­сто­ва­ло и за­клю­чи­ло его в тюрь­му. В тюрь­ме он уви­дел впер­вые текст ин­тер­вью. Пред­ста­ви­те­ли ГПУ при­сту­пи­ли к пе­ре­го­во­рам. За под­пи­са­ние ин­тер­вью ГПУ обе­ща­ло, что оно устро­ит встре­чу с од­ним из чле­нов ВЦИКа, ко­то­ро­му пред­ста­ви­те­ли Церк­ви мо­гут из­ло­жить ее пер­во­сте­пен­ные нуж­ды, тре­бу­ю­щие без­от­ла­га­тель­но­го удо­вле­тво­ре­ния. Вла­сти обе­ща­ли осво­бо­дить из тю­рем и конц­ла­ге­рей ду­хо­вен­ство и сни­зить взи­мав­ши­е­ся с хра­мов на­ло­ги. Свя­щен­ни­ки Тве­ри на­шли удо­вле­тво­ри­тель­ным это объ­яс­не­ние мит­ро­по­ли­та Се­ра­фи­ма[7].
Твер­ско­му ду­хо­вен­ству в то вре­мя уда­ва­лось успеш­но сдер­жи­вать на­тиск об­нов­лен­цев, стре­мив­ших­ся за­хва­тить все хра­мы епар­хии, чтобы пе­ре­дать часть из них свет­ским вла­стям для ис­поль­зо­ва­ния под клу­бы, скла­ды или для раз­ру­ше­ния.
Мит­ро­по­лит Се­ра­фим бла­го­сло­вил ду­хо­вен­ство не остав­лять сво­и­ми за­бо­та­ми свя­щен­ни­ков и ми­рян, ока­зав­ших­ся в за­клю­че­нии. Осо­бен­но ак­тив­ное уча­стие в по­мо­щи за­клю­чен­ным при­ни­ма­ли свя­щен­ни­ки Ва­си­лий Куп­ри­я­нов, Алек­сей Бе­не­ман­ский и Ва­си­лий Вла­ди­мир­ский. В хра­мах, где бы­ли аре­сто­ва­ны свя­щен­ни­ки, часть цер­ков­ных до­хо­дов остав­ля­лась для по­мо­щи им и их се­мьям. Те из свя­щен­ни­ков, кто воз­вра­щал­ся из за­клю­че­ния и ссыл­ки, без про­мед­ле­ния опре­де­ля­лись на ме­сто слу­же­ния в хра­мы Тве­ри.
За бо­го­слу­же­ни­ем свя­щен­ни­ки не пе­ре­ста­ва­ли про­по­ве­до­вать, осо­бен­но рев­но­вал о про­по­ве­ди свя­щен­ник Алек­сей Бе­не­ман­ский, что вы­зы­ва­ло недо­воль­ство вла­стей. Ви­дя, что ве­ру­ю­щие ро­ди­те­ли, несмот­ря на пре­сле­до­ва­ния, не бо­ят­ся при­во­дить де­тей в храм, о. Алек­сей ска­зал, об­ра­ща­ясь к ним: "Я рад ви­деть в хра­ме жен­щин с детьми. Ма­те­ри, ча­ще во­ди­те де­тей в храм, для них это осо­бен­но необ­хо­ди­мо, так как де­ти ли­ше­ны те­перь бла­го­твор­но­го ре­ли­ги­оз­но­го вли­я­ния. За­кон Бо­жий от­нят у них..."[8]
Го­во­ря про­по­ведь в день празд­ни­ка свя­тых му­че­ниц Ве­ры, На­деж­ды, Лю­бо­ви и ма­те­ри их Со­фии, о. Алек­сей ска­зал: "Они в свое вре­мя по­стра­да­ли за ве­ру, но и ныне на пра­во­слав­ную ве­ру воз­двиг­ну­то та­кое же го­не­ние, как и во вре­ме­на этих му­че­ниц. У пра­во­слав­ных те­перь от­ни­ма­ют их хра­мы, а ду­хо­вен­ство за­го­ня­ют в тюрь­мы под вы­ду­ман­ны­ми пред­ло­га­ми"[9].
Осо­зна­вая, на­сколь­ко важ­ны ду­хов­ное про­све­ще­ние, ду­хов­ные кни­ги, о. Алек­сей ор­га­ни­зо­вал при Скор­бя­щен­ской церк­ви, где был на­сто­я­те­лем, биб­лио­те­ку; здесь ве­ру­ю­щие мог­ли брать кни­ги для чте­ния. Вто­рая биб­лио­те­ка бы­ла ор­га­ни­зо­ва­на при хра­ме Рож­де­ства на Ры­ба­ках; биб­лио­те­кой здесь за­ве­до­вал ста­ро­ста хра­ма Алек­сандр Бо­ло­тов.
15 мар­та 1932 го­да бы­ли аре­сто­ва­ны свя­щен­ни­ки Ва­си­лий Куп­ри­я­нов, Алек­сей Бе­не­ман­ский, Ни­кандр Тро­иц­кий, Квин­ти­ли­ан Вер­шин­ский и ми­ряне Ев­ге­ния До­мо­жи­ро­ва, Ма­рия Ар­ха­ро­ва, Ма­рия Тро­иц­кая, Ма­рия Мац­не­ва; 26 ап­ре­ля вла­сти аре­сто­ва­ли Алек­сандра Бо­ло­то­ва, а еще через две неде­ли иеро­ди­а­ко­на Пар­фе­ния Бе­ре­зов­ско­го и свя­щен­ни­ка Ва­си­лия Вла­ди­мир­ско­го[10].
Ни воз­раст, ни бо­лез­ни не мог­ли огра­дить от пре­сле­до­ва­ний, ча­ще все­го кон­чав­ших­ся в те го­ды аре­стом и за­клю­че­ни­ем. Ев­ге­нии Пет­ровне До­мо­жи­ро­вой был шесть­де­сят один год, ко­гда вла­сти аре­сто­ва­ли ее. Она ро­ди­лась в 1871 го­ду в Ри­ге в се­мье ге­не­ра­ла. Пять лет она учи­лась в ин­сти­ту­те бла­го­род­ных де­виц в Вар­ша­ве и од­новре­мен­но в шко­ле Крас­но­го Кре­ста. В 1896 го­ду, ко­гда ей ис­пол­ни­лось два­дцать пять лет, она по­сту­пи­ла на ра­бо­ту в во­ен­ный гос­пи­таль в Вар­ша­ве, где про­ра­бо­та­ла несколь­ко ме­ся­цев, за­тем пе­ре­шла в Алек­сан­дро-Ма­ри­ин­ский ин­сти­тут в Вар­ша­ве и здесь про­ра­бо­та­ла один­на­дцать лет, сна­ча­ла сест­рой, а за­тем за­ве­ду­ю­щей гос­пи­та­ля. За­муж Ев­ге­ния не вы­шла, хра­ни­ла се­бя в це­ло­муд­рии, по­свя­тив свою жизнь слу­же­нию Бо­гу и лю­дям. В 1907 го­ду она пе­ре­еха­ла в Моск­ву и ра­бо­та­ла сест­рой ми­ло­сер­дия в ин­сти­ту­те Мос­ков­ско­го дво­рян­ства.
Не от­ли­ча­ясь от при­ро­ды креп­ким здо­ро­вьем, она ста­ла в это вре­мя ча­сто бо­леть и в 1912 го­ду оста­ви­ла ра­бо­ту. Но как толь­ко на­ча­лась Пер­вая ми­ро­вая вой­на, она, несмот­ря на свое сла­бое здо­ро­вье, по­сту­пи­ла сест­рой ми­ло­сер­дия в гос­пи­таль на За­пад­ном фрон­те, рас­по­ла­гав­ший­ся то­гда в го­ро­де По­лоц­ке. Здесь Ев­ге­ния ра­бо­та­ла до са­мо­го кру­ше­ния го­су­дар­ства и фрон­та в 1917 го­ду. Про­ис­хо­дя­щие со­бы­тия и по­сто­ян­но да­вав­шие о се­бе знать бо­лез­ни по­бу­ди­ли ее уй­ти из гос­пи­та­ля; она уеха­ла в Тверь и вско­ре вы­шла на пен­сию. Жи­ла она в то вре­мя вме­сте с сест­рой и бы­ла зна­ко­ма со все­ми цер­ков­ны­ми де­я­те­ля­ми и ду­хо­вен­ством Тве­ри.
На до­про­сах спра­ши­ва­ли о зна­ко­мых. Для Ев­ге­нии Пет­ров­ны бы­ло стран­но от­ка­зы­вать­ся от них, и она от­ве­ча­ла пря­мо, не на­хо­дя в сво­их от­ве­тах ни­че­го предо­су­ди­тель­но­го: "Куп­ри­я­но­ва, Бе­не­ман­ско­го, Тро­иц­кую, Бо­ло­то­ва я знаю хо­ро­шо, неод­но­крат­но у них бы­ва­ла; бы­ва­ли, ис­клю­чая Куп­ри­я­но­ва, и они у ме­ня. Зна­ко­ма я с ни­ми дав­но.
Ар­хи­епи­ско­па Ар­се­ния Смо­лен­ца я так­же знаю с 1917 го­да, ко­гда он еще жил в Тве­ри. По­сле сво­е­го отъ­ез­да и по­се­ле­ния в Ста­лин­гра­де и Фе­о­до­сии Смо­ле­нец еже­год­но при­ез­жал сю­да, бы­вал у ме­ня...
Об аре­сте ар­хи­епи­ско­па Ар­се­ния Смо­лен­ца я узна­ла из пись­ма учи­тель­ни­цы го­ро­да Ста­лин­гра­да, фа­ми­лии ее я не знаю, зо­вут ее Ан­то­ни­на, адре­са так­же не знаю".
26 мар­та о. Алек­сея вы­зва­ли из ка­ме­ры на до­прос. Сле­до­ва­тель за­да­вал свои во­про­сы так, чтобы от­ве­ты свя­щен­ни­ка сов­па­да­ли с за­ра­нее со­став­лен­ным об­ви­не­ни­ем в со­зда­нии контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции и де­я­тель­но­сти ее про­тив со­вет­ской вла­сти. Отец Алек­сей в сво­их от­ве­тах ста­рал­ся дер­жать­ся стро­го цер­ков­но­го рус­ла. Он го­во­рил: "Про­по­ве­дей ан­ти­со­вет­ско­го ха­рак­те­ра я не про­из­но­сил. По во­про­су об ин­тер­вью мит­ро­по­ли­та Сер­гия пом­ню, что так­же в кру­гу Куп­ри­я­но­ва, Вла­ди­мир­ско­го был раз­го­вор о том, что это ин­тер­вью не со­от­вет­ству­ет дей­стви­тель­но­сти и что оно да­но под на­жи­мом со сто­ро­ны вла­сти. С епи­ско­пом Ар­се­ни­ем Смо­лен­цом я зна­ком, так как он рань­ше слу­жил в Тве­ри, по­след­ний раз я ви­дел­ся с ним в его при­езд сю­да в про­шлом го­ду; он за­хо­дил ко мне, де­лил­ся впе­чат­ле­ни­я­ми о цер­ков­ной жиз­ни и пе­ре­да­вал, что чле­ны Си­но­да и во­об­ще ду­хо­вен­ство, в част­но­сти он, жи­вут под по­сто­ян­ным стра­хом аре­ста, что жизнь тя­же­лая вслед­ствие на­ло­гов, что не зна­ешь судь­бу зав­траш­не­го дня".
14 ап­ре­ля сле­до­ва­тель сно­ва вы­звал на до­прос о. Алек­сея и сно­ва и сно­ва спра­ши­вал, ста­ра­ясь в чем-ни­будь уло­вить его. Отец Алек­сей от­ве­чал: "Ви­нов­ным се­бя в предъ­яв­лен­ном об­ви­не­нии не при­знаю, так как не счи­таю, что быв­шие у нас кол­лек­тив­ные со­бе­се­до­ва­ния но­си­ли по­ли­ти­че­ский ха­рак­тер. Эти бе­се­ды боль­ше трак­то­ва­ли по­ло­же­ние Церк­ви и тя­же­лые усло­вия цер­ков­но­слу­жи­те­лей. Про­по­ве­ди я го­во­рил, но ан­ти­со­вет­ских вы­па­дов я в них не до­пус­кал".
9 июля 1932 го­да Трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла свя­щен­ни­ков Алек­сея Бе­не­ман­ско­го, Ва­си­лия Куп­ри­я­но­ва, Квин­ти­ли­а­на Вер­шин­ско­го, Ва­си­лия Вла­ди­мир­ско­го, иеро­ди­а­ко­на Пар­фе­ния Бе­ре­зов­ско­го и ми­рян Алек­сандра Бо­ло­то­ва, Ма­рию Мац­не­ву, Ма­рию Тро­иц­кую и Ев­ге­нию До­мо­жи­ро­ву к вы­сыл­ке в Ка­зах­стан на три го­да[11].
Хо­тя все они бы­ли при­го­во­ре­ны к ссыл­ке и долж­ны бы­ли жить в Ка­зах­стане как адми­ни­стра­тив­но-ссыль­ные, то есть вне тю­рем­ных стен и не за ко­лю­чей про­во­ло­кой, од­на­ко, в при­го­во­ре Трой­ки ого­ва­ри­ва­лось спе­ци­аль­но, что вы­слан­ные долж­ны сле­до­вать на ме­сто ссыл­ки этап­ным по­ряд­ком, то есть про­хо­дя через все тюрь­мы Рос­сии юж­но­го на­прав­ле­ния. Это бы­ло сво­е­го ро­да осо­бое на­ка­за­ние, ино­гда та­кое пу­те­ше­ствие по эта­пу бы­ло тя­же­лее за­клю­че­ния, и не все пе­ре­жи­ва­ли его. 18 ян­ва­ря 1933 го­да, в ка­нун празд­ни­ка Бо­го­яв­ле­ния, в Ал­ма-Атин­ской тюрь­ме скон­ча­лась Ев­ге­ния До­мо­жи­ро­ва[12].
По­сле окон­ча­ния ссыл­ки о. Алек­сей вер­нул­ся до­мой в Тверь, где про­слу­жил всю жизнь, где жи­ла его се­мья; де­ти вы­рос­ли, стар­шей до­че­ри бы­ло два­дцать де­вять лет, млад­ше­му сы­ну шест­на­дцать. По при­ез­де в Тверь о. Алек­сей сра­зу по­шел к ар­хи­епи­ско­пу Фад­дею, его он лю­бил и чтил как ве­ли­ко­го по­движ­ни­ка и мо­лит­вен­ни­ка, ко­то­рый был для ду­хо­вен­ства и ве­ру­ю­щих епар­хии неот­мир­ным об­раз­цом пра­во­слав­но­го ар­хи­ерея и хри­сти­а­ни­на.
Вла­ды­ка с боль­шой лю­бо­вью при­нял вер­нув­ше­го­ся из ссыл­ки свя­щен­ни­ка и сра­зу же дал ему ме­сто для слу­же­ния в хра­ме. По усло­ви­ям тех лет, свя­зан­ным, в част­но­сти, с ле­га­ли­за­ци­ей цер­ков­но­го управ­ле­ния, нуж­но бы­ло, по­лу­чив на­зна­че­ние епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея, по­лу­чить за­тем ре­ги­стра­цию у свет­ских вла­стей. Гор­со­вет от­ка­зал­ся дать ему до­ку­мент о ре­ги­стра­ции, и о. Алек­сею при­шлось вый­ти за штат.
На­сту­пил 1937 год, вре­мя бес­по­щад­ных го­не­ний. Осе­нью 1937 го­да о. Алек­сей был аре­сто­ван – уже в чет­вер­тый раз. Несмот­ря на ужас­ные усло­вия то­гдаш­не­го след­ствия, раз­ре­шав­ше­го при­ме­нять пыт­ки, дабы при­ну­дить об­ви­ня­е­мо­го к са­мо­ого­во­ру, свя­щен­ник дер­жал­ся с огром­ным му­же­ством и до­сто­ин­ством. Все­го до­ро­же бы­ла вер­ность Хри­сту, все­го боль­ше хо­те­лось ока­зать­ся не толь­ко здесь, на зем­ле, но и в Цар­ствии Небес­ном вме­сте с та­ки­ми по­движ­ни­ка­ми, ка­ки­ми бы­ли по­чи­та­е­мые им свя­щен­но­му­че­ни­ки ар­хи­епи­ско­пы Петр и Фад­дей.
По­сле мно­го­днев­ных до­про­сов сле­до­ва­тель со­ста­вил, на­ко­нец, про­то­кол.
– На­зо­ви­те фа­ми­лии ва­ших зна­ко­мых по го­ро­ду Ка­ли­ни­ну и ха­рак­тер ва­шей свя­зи с ни­ми, – ска­зал сле­до­ва­тель.
Отец Алек­сей на­звал име­на тех лю­дей, боль­шей ча­стью свя­щен­ни­ков, с кем был свя­зан по служ­бе, от дру­же­ства с кем не хо­тел от­ре­кать­ся.
– Хо­ро­шо зна­ко­мы мне – свя­щен­ник Алек­сандр Ива­но­вич Цвет­ков, по­зна­ко­мил­ся с ним в 1934 го­ду в Ка­зах­стане, бу­дучи в ссыл­ке... Свя­щен­ник Алек­сандр Ни­ко­ла­е­вич Тро­иц­кий, лет се­ми­де­ся­ти вось­ми, жи­вет в Ка­ли­нине. Свя­щен­ник Илья Ми­хай­ло­вич Гро­мо­гла­сов. Свя­щен­ник церк­ви Неопа­ли­мая Ку­пи­на Бо­рис За­ба­вин. Ни­ко­лай Ива­но­вич Мас­лов. Свя­щен­ник еди­но­вер­че­ской церк­ви Иван Ни­ко­ла­е­вич Мо­рош­кин. Свя­щен­ник еди­но­вер­че­ской церк­ви Ни­ко­лай Вер­шин­ский, лет вось­ми­де­ся­ти, и ар­хи­ерей Фад­дей Успен­ский, лет ше­сти­де­ся­ти се­ми. Из этих лиц я ча­сто встре­чал ко­го-ли­бо, или хо­дил к ним на дом, или они хо­ди­ли ко мне. Дру­гих же зна­ко­мых и в го­ро­де Ка­ли­нине, и за пре­де­ла­ми Ка­ли­ни­на я не имею и пе­ре­пис­ки с кем-ли­бо не вел.
Та­кой от­вет сле­до­ва­те­ля не удо­вле­тво­рил, и он ска­зал:
– Вы, Бе­не­ман­ский, яв­ля­е­тесь участ­ни­ком контр­ре­во­лю­ци­он­ной фа­шист­ско-мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции в го­ро­де Ка­ли­нине, воз­глав­ля­е­мой быв­шим ар­хи­епи­ско­пом Фад­де­ем Успен­ским. При­зна­е­те вы это?
– В контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции я не со­сто­ял и ви­нов­ным се­бя в предъ­яв­лен­ном мне об­ви­не­нии не при­знаю.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми о том, что вы яв­ля­е­тесь чле­ном контр­ре­во­лю­ци­он­ной фа­шист­ско-мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции, по за­да­нию ру­ко­вод­ства этой ор­га­ни­за­ции за­ни­ма­лись сбо­ром средств сре­ди ве­ру­ю­щей ча­сти на­се­ле­ния на ор­га­ни­за­цию под­поль­но­го мо­на­сты­ря. При­зна­е­те вы это?
– Я чле­ном контр­ре­во­лю­ци­он­ной фа­шист­ско-мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции не со­сто­ял и ни­ка­ких за­да­ний не по­лу­чал[13].
На этом до­прос был за­кон­чен, точ­нее го­во­ря, за­пись его, но са­ми до­про­сы про­дол­жа­лись еще де­сять дней, в те­че­ние ко­то­рых о. Алек­сей ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зы­вал­ся ого­ва­ри­вать се­бя и дру­гих. 26 но­яб­ря со­сто­ял­ся по­след­ний до­прос.
– Сколь­ко лет вы про­слу­жи­ли в ка­че­стве свя­щен­ни­ка? – спро­сил сле­до­ва­тель.
– Свя­щен­ни­ком я слу­жил два­дцать во­семь лет, с 1904 по 1932 год. В 1935 го­ду ме­ня как при­быв­ше­го из ссыл­ки гор­со­вет не за­ре­ги­стри­ро­вал свя­щен­ни­ком. С то­го вре­ме­ни я на­хо­жусь за шта­том. Отец мой, Бе­не­ман­ский Кон­стан­тин Ми­хай­ло­вич, был сель­ским свя­щен­ни­ком с 1878 го­да по 1896 год.
– На преды­ду­щем до­про­се вы след­ствию го­во­ри­ли неправ­ду. След­ствие на­ста­и­ва­ет на да­че прав­ди­вых по­ка­за­ний. Вы яв­ля­лись од­ним из ак­тив­ных участ­ни­ков контр­ре­во­лю­ци­он­ной фа­шист­ско-мо­нар­хи­че­ской ор­га­ни­за­ции, су­ще­ство­вав­шей в го­ро­де Ка­ли­нине. При­зна­е­те вы это?
– Ни к ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции я не при­над­ле­жал и не при­над­ле­жу и ви­нов­ным се­бя в этом не при­знаю.
– Вы, Бе­не­ман­ский, сре­ди на­се­ле­ния про­во­ди­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию – о ско­рой ги­бе­ли со­вет­ской вла­сти и рас­пра­ве над ком­му­ни­ста­ми, ори­ен­ти­ру­ясь при этом на по­мощь Гер­ма­нии и Ита­лии. При­зна­е­те вы се­бя в этом ви­нов­ным?
– Та­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я не про­во­дил и ви­нов­ным в этом се­бя не при­знаю.
– Вы, Бе­не­ман­ский, про­во­ди­ли сре­ди от­дель­ных граж­дан вер­бов­ку в контр­ре­во­лю­ци­он­ную ор­га­ни­за­цию. При­зна­е­те ли вы это?
– Нет, вер­бов­ку я ни­где не про­во­дил.
– Вы от­дель­ным участ­ни­кам ва­шей контр­ре­во­лю­ци­он­ной ор­га­ни­за­ции да­ва­ли за­да­ние о про­ве­де­нии ими контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти. При­зна­е­те вы это?
– За­да­ний я ни­ко­му не да­вал и ви­нов­ным се­бя в этом не при­знаю. Боль­ше по­ка­зать ни­че­го не мо­гу[14].
29 но­яб­ря сле­до­ва­тель со­ста­вил об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние. Свя­щен­ник об­ви­нял­ся в том, что он, "яв­ля­ясь ак­тив­ным участ­ни­ком контр­ре­во­лю­ци­он­ной цер­ков­но-мо­нар­хи­че­ской груп­пы, про­во­дил вер­бов­ку но­вых участ­ни­ков в эту груп­пу и да­вал за­да­ние от­дель­ным чле­нам контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пы на сбор средств сре­ди ве­ру­ю­щих на ор­га­ни­зу­е­мый тай­ный мо­на­стырь в го­ро­де Ка­ли­нине. Про­во­дил сре­ди на­се­ле­ния ак­тив­ную контр­ре­во­лю­ци­он­ную фа­шист­скую аги­та­цию"[15].
Но ни­сколь­ко не тро­га­ли эти об­ви­не­ния ду­ши о. Алек­сея; он знал, что идет стра­дать за Хри­ста и пра­во­слав­ную ве­ру, что ни тол­стые сте­ны тюрь­мы, ни сам смерт­ный при­го­вор не от­да­лят его от Хри­ста и Его Церк­ви.
2 де­каб­ря 1937 го­да Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла о. Алек­сея к рас­стре­лу. Про­то­и­е­рей Алек­сей Бе­не­ман­ский был рас­стре­лян 4 де­каб­ря 1937 го­да[16]. Му­чи­те­ли тай­но по­хо­ро­ни­ли те­ло свя­щен­но­му­че­ни­ка, и ме­сто его по­гре­бе­ния оста­лось неиз­вест­ным. Отец Алек­сей ото­шел ко Гос­по­ду как ис­по­вед­ник пра­во­сла­вия и му­че­ник за Хри­ста. Па­мять о нем и по­ныне со­хра­ня­ет­ся сре­ди ве­ру­ю­щих Твер­ской епар­хии.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)