ВСТРЕЧИ С ИОСИФОМ БРОДСКИМ

35

И он же, наткнувшись на меня на улице средь бела дня, когда я
прогуливал школу, потребовал объяснения и, услышав, что я страдаю от жуткой
зубной боли, поволок меня прямо в стоматологическую поликлинику, так что я
заплатил за свою ложь двумя часами непрерывного ужаса. И опять-таки он взял
мою сторону на педсовете, когда мне грозило исключение из школы за плохую
дисциплину. "Как вы смеете! Вы, носящий форму нашей армии!" -- "Флота,
мадам, -- сказал отец. -- И я защищаю его потому, что я его отец. В этом нет
ничего удивительного. Даже звери защищают своих детенышей. Об этом сказано у
Брема". -- "Брем? Брем? Я... я сообщу об этом в парторганизацию вашей
части". Что она, разумеется, и сделала.

36

"В день рождения и на Новый год следует надеть что-нибудь совершенно
новое. Хотя бы носки" -- это голос матери. "Всегда поешь, прежде чем иметь
дело с кем-нибудь вышестоящим, начальником или офицером. Это придаст тебе
уверенности" (говорит отец). "Если ты уже вышел из дому и должен вернуться,
потому что что-то забыл, посмотри в зеркало, прежде чем снова выйти. Иначе
тебя ждет неудача" (опять он). "Никогда не думай, сколько теряешь. Думай,
сколько можешь приобрести" (это он). "Не выходи на прогулку, не захватив
куртку". "Хорошо, что ты рыжий, что бы там ни говорили" (это она).
Я слышу эти увещевания и наставления, но они -- фрагменты, детали.
Память искажает, особенно тех, кого мы знаем лучше всего. Она союзница
забвения, союзница смерти. Это сеть с крошечным уловом и вытекшей водой. Вам
не воспользоваться ею, чтобы кого-то оживить, хотя бы на бумаге. Что делать
с миллионами невостребованных нервных клеток нашего мозга? Что делать с
пастернаковским: "Всесильный Бог деталей, / Всесильный Бог любви"? На каком
количестве деталей можно позволить себе успокоиться?

37

Я вижу их лица, его и ее, с большой ясностью, во всем разнообразии
выражений, но тоже фрагментарно: моменты, мгновения. Это лучше, чем
фотографии с их невыносимым смехом, но и они тоже разрозненны. Время от
времени я начинаю подозревать свой ум в попытке создать совокупный
обобщенный образ родителей: знак, формулу, узнаваемый набросок, -- в попытке
заставить меня на этом успокоиться. Полагаю, что мог бы; и полностью
осознаю, сколь абсурден мотив моего сопротивления: отсутствие непрерывности
у этих фрагментов. Не следует ждать столь много от памяти; не следует
надеяться, что на пленке, отснятой в темноте, проявятся новые образы. Нет,
конечно. И все же можно упрекать пленку, отснятую при свете жизни, за
недостающие кадры.