ВСТРЕЧИ С ИОСИФОМ БРОДСКИМ

32

Что роднит память с искусством, так это способность к отбору, вкус к
детали. Лестное для искусства (особенно для прозы), для памяти это
наблюдение должно показаться оскорбительным. Оскорбление однако, вполне
заслужено. Память содержит именно детали, а не полную картину сценки, если
угодно, но не весь спектакль. Убеждение, что мы каким-то образом можем
вспомнить все сразу, оптом, такое убеждение, позволяющее нам как виду
продолжать существование, беспочвенно. Более всего память похожа на
библиотеку в алфавитном беспорядке и без чьих-либо собраний сочинений.

33

Подобно тому как у других отмечают рост детей карандашными метками на
кухонной стене, отец ежегодно в мой день рождения выводил меня на балкон и
там фотографировал. Фоном служила мощенная булыжником средних размеров
площадь с собором Преображенского полка ее императорского величества. В
военные годы в ее подземелье размещалось одно из бомбоубежищ, и мать держала
меня там во время воздушных налетов в большом ящике для поминальных записок.
Это то немногое, чем я обязан православию, и тоже связано с памятью.
Собор, творение классицизма высотой с шестиэтажное здание, был щедро
окаймлен садиком с дубами, липами и кленами -- моей детской площадкой для
игр, и я помню, как мать заходит туда за мной (она тянет, я упираюсь и
кричу: аллегория разнонаправленных устремлений) и тащит домой делать уроки.
С той же ясностью я вижу ее, своего деда, отца на одной из узких дорожек
этого садика, пытающихся научить меня кататься на двухколесном велосипеде
(аллегория общей цели или движения). Внутри на дальней восточной стене
собора находилась за толстым стеклом большая тусклая икона "Преображение
Господне"; Христос, парящий в воздухе над горсткой тел, простертых в
изумлении. Никто не мог объяснить мне смысла этого видения, -- даже теперь я
не уверен, что осознал его полностью. На иконе клубились облака, и я их
как-то связывал с местным климатом.

34

Садик был обнесен черной чугунной оградой, поддерживаемой
расставленными на равном расстоянии стволами пушек с перевернутыми вниз
жерлами -- трофеями преображенцев, захваченными у англичан в крымскую
кампанию. Дополняя декор ограды, пушечные стволы (по три в каждой связке на
гранитных блоках) были соединены тяжелыми чугунными цепями, на которых
самозабвенно раскачивались дети, наслаждаясь как опасностью свалиться на
колючий кустарник внизу, так и скрежетом. Стоит ли говорить, что это было
строго запрещено, и церковный сторож постоянно прогонял нас. Надо ли
объяснять, что ограда казалась гораздо интереснее, чем внутренность собора с
его запахом ладана и куда более статичной деятельностью. "Видишь их? --
спрашивает отец, указывая на тяжелые звенья цепи. -- Что они напоминают
тебе?" Я второклассник, и я говорю: "Они похожи на восьмерки". --
"Правильно, -- говорит он. -- А ты знаешь, символом чего является
восьмерка?" -- "Змеи?" -- "Почти. Это символ бесконечности". -- "Что это --
бесконечность?" -- "Об этом спроси лучше там", -- говорит отец с усмешкой,
пальцем показывая на собор.