Для работы сайта требуется использование файлов cookies. Полные правила использования сайта и обработки персональных данных
Хорошо

Служба Поддержки православной соцсети "Елицы" переехала в Telegram Задать вопрос...

Адрес электронной почты
Пароль
Я забыл свой пароль!
Входя при помощи этих кнопок, вы подтверждаете согласие с правилами
Имя
Адрес электронной почты
Пароль
Регистрируясь при помощи этих кнопок, вы подтверждаете согласие с правилами
Сообщество

ВСТРЕЧИ С ИОСИФОМ БРОДСКИМ

Бродский и его лекции

«Рожденный в стране, где его философский ум и страстное увлечение теологией и поэзией обрекали на одиночество и превращали в изгоя, Бродский убежден в своей инаковости. Даже здесь, в Америке, на собственных занятиях, русский поэт не уверен в твердости почвы у себя под ногами. Начиная философское рассуждение, он оглядывает комнату — напряженный, ироничный, готовый дать отпор врагам. Иногда он нервно вскакивает, держа сигарету неуверенно, как мальчик, украдкой делающий первую затяжку, и начинает вышагивать по аудитории с такой скоростью, будто идет по углям.
Есть два типа людей, а значит и два типа поэтов, — начал Бродский одно из занятий по русской поэзии. — Есть homo sapiens — мы все себя с ним отождествляем, и многие стихи были им написаны — и есть homo cultus. Для homo cultus слово не существует в одном измерении, оно становится эхом всего, что дает ему культура. Есть прямая речь и речь метафорическая. Я не вполне убежден, что вы понимаете последнюю, — говорит Бродский, поворачиваясь к студентам. — Когда вы пишете о войне, то можно писать о телах и взрывах, а можно — о пауках, которые плетут свои паутины в пробоине на стене. Культура существует вне разумного основания. Это даже не историческое понятие. Это скорее свойство, как пол, биологический признак. Вы сами решаете, развивать его в себе или нет. Культура — это любовь и память… акт любви с проблеском воспоминания. Для homo sapiens это два разных процесса. Для homo cultus — они едины. Конечно, поэты воспринимают это единство очень особым, личным образом. Любовь, культура, память — это совокупность, из их совместной работы получается стихотворение». Он замолчал, очень довольный собой, чем-то напоминающий большого умного ребенка. Он явно и сам должен был во всем этом разобраться, сформулировать это внутри себя, несмотря на все препятствия.
Тридцать три — идеальный возраст, возраст Христа, — говорит Бродский, предваряя обсуждение стихотворений Пастернака из евангельского цикла. — Я много думал об этом числе, и не только из личных соображений». Он замолкает и недобро усмехается, но потом смягчается и продолжает: «Христос прожил тридцать три года и все это время следовал сценарию. Все было расписано, но только на тридцать три года. А в тридцать три могло начаться только одно: Воскрешение. Христос не избежал повторения. Это „кощунство“ вы можете найти у Кьеркегора. Воскрешение — это репетиция процесса. Вся жизнь в некотором смысле репетиция. Таков урок Христа». Бродский открывает последнюю часть «Доктора Живаго», стихотворения. «Я не люблю этот роман, — говорит он. — Но это одни из величайших стихов, когда-либо написанных по-русски. Очень сложно и, возможно, бессмысленно делать то, чем мы занимаемся в этой аудитории. Нельзя смотреть на одно стихотворение, даже на несколько, нужно учитывать всю цепочку, ведущую к их созданию.
Поэт — это сумма всех его произведений, как Геракл — сумма всех его подвигов. Поэт видит образ мира, он проворачивает его в себе, и каждое стихотворение — одна грань этого образа. В то же время написание стихов сродни молитве. Кьеркегор говорит, что молящийся хочет быть услышан Богом. Да, но сначала мы слышим свою молитву сами, и значение поэзии как молитвы в том, что мы должны обратить внимание на самих себя. И стать огромным зеркалом, зеркалом, способным усвоить прекрасное. В этом смысле, и только в нем, все — реализм. Но не соцреализм, разумеется. Сложность с поэтическим реализмом в том, что он не совпадает с реализмом читателя, потому что творчество придает пишущему ускорение. Повседневный язык отступает, когда поэт изобретает новые выражения, переводит свой реалистический взгляд на вселенную. И нет никого, кто относился бы к реальности с такой страстью, как Пастернак. Он бог деталей».
Бродский начинает самозабвенно читать цикл «Магдалина». Кажется, он читает не студентам, а себе самому.»
–––
отрывок из эссе Розетт Ламонт «Бродский: поэт в аудитории» 1974
Розетт Ламонт - Театральный и литературный критик. Розетт побывала на лекциях, которые Бродский читал в нью-йоркском Куинс-колледже, и написала для журнала The Massachusetts Review эссе о том, как Бродский говорит со студентами о поэзии.
–––
фотограф Марианна Волкова из книги «Портрет поэта. Иосиф Бродский 1978-1996»