ИЗБА ЧИТАЛЬНЯ

VII.

Часть 2.
У синоптиков апостол Иоанн занимает достаточно видное место. Он призывается Господом вместе с братом своим Иаковом (который, как старший, обычно именуется впереди: Мф. 4, 21. Мр. 1, 89. Лк. 5, 10). К числу сопровождавших Иисуса женщин принадлежала и мать Иоанна, которая стояла и у креста (Мф. 27, 55-56. Мр. 15, 40-41), причем сам евангелист Иоанн обозначает ее, как «сестру Матери Его» (19, 25), откуда следует, что и сам он находился в родстве по плоти с Господом. Господь дал Иоанну, вместе с братом его Иаковом, имя (ὄνομα) — Воанергес, т. е. «сын громов», подобно тому, как Петру нарек имя (ὄνομα) Петра (Мр. 3, 16-17). Только эти апостолы и получили такое отличие. Значение имени, данного Иоанну, полнее всего раскрывается из Апокалипсиса, где он является слышателем и вестником небесных громов; значение переименования в отношении к брату ого остается неизвестным. Видеть же в этом наименовании только намек на случай в Самарии (Лк. 9, 54-56), т. е. пророческую иронию, конечно, недостойно слов Спасителя.
Иоанн с братом были рыбари и имели общее дело с Петром (Лк. 5, 10. ср. Мр. 1, 19). Призванный Христом в числе двенадцати, он еще раз возвращался к своему занятию, но после чудесного лова рыбы окончательно оставил все и последовал за Христом (Мф. 4, 21. Мр. 1, 19. Лк. 5, 1.11). Став апостолом, Иоанн сделался одним из приближенных учеников Христовых, именно одним из тех трех, Петр, Иаков, Иоанн, которые были и при воскрешении дщери Иаира (Лк. 8, 51), и на горе Преображения (Мф. 17, и сл. Мр. 9, 2) и на Елеонской горе при беседе о конце мира (Мр. 13, 3), и, вместе с Петром, он уготовляет горницу для Тайной вечери (Лк. 22, 8), присутствует при Гефсиманском борении (Мф. 26, 37. Мр. 14, 33). Одним словом, Иоанн по синоптикам является одним из видных апостолов, приближенных к Христу, но и только. Из индивидуальных черт выделяется его ревнивая пылкость, с которой он возбраняет человеку, изгоняющему именем Христовым бесов, но не ходящему за Ним, но получает от Учителя замечание за свою ревность (Мр. 9, 38-40); в другой раз, вместе с братом своим, он изявляет готовность низвести огонь с неба на неприязненных самарян, и также встречает возражение Учителя (Лк. 9, 54). Эта ревность в нем является еще непросветленным проявлением пламенной любви, свойственной его натуре. Однажды и он делается жертвой иудейского мессианского соблазна, вместе с братом и матерью, в связи с возникшими среди учеников разговорами о первенстве в этом мессианском царстве, в ответ на что они получают должное вразумление от Учителя: Мф. 20, 20 слл. Мр. 10, 35 сл., при этом они вызывают негодование других учеников. Отдавая дань своей среде и времени, Сын Громов, однако, является чуждым слабости воли и неустойчивости характера, которые оказываются присущи Кифе, по крайней мере, прямые сведения об этом отсутствуют. В общем, однако, приходится сказать, что на основании синоптиков не может быть и речи о сопоставлении Петра и Иоанна в отношении первенства среди апостолов, оно здесь явно и бесспорно принадлежит одному Петру.
Теперь, обращаясь к Евангелию Иоанна, мы должны отметить, что насколько оно по общему заданию представляет собой восполнение синоптиков, оно, вместе с тем, происходя от одного из наиболее приближенных апостолов, является повествованием и об этом самом апостоле. Он сам, как свидетель и соучастник, является неизбежно предметом повествования, Евангелие от Иоанна является Евангелием и об Иоанне. И, действительно, оно дает иной его образ, конечно, не противоречащий синоптическому, однако, вносящий в него совершенно новые черты. Предвосхищая итоги анализа, мы должны наперед указать, что оно дает образ Иоанна, как первого среди апостолов, или первоапостола, наряду с Петром, и это нужно со всей ясностью, наконец, увидать. И это не преднамеренно подсказываемая и навязываемая идея, («Tendenz»), но непроизвольный вывод, который сам собою вытекает из содержания Евангелия от Иоанна. Мы можем мысленно воспроизвести некоторые из тех не отвеченных и недоуменных вопросов, которые возникали во время написания Евангелия от Иоанна, но не находили ответа у синоптиков, в связи с происшедшими событиями. И самый основной факт эпохи, это то, что Иоанн остался уже единственным на земле из всех апостолов Христовых. Совершилось Успение Богоматери, прославил смертью Бога Петр, первый среди апостолов. Как же должно пониматься отношение апостола Иоанна к его преемникам? И особенно в связи с таинственными слухами о том, что Сын Громов не вкусит смерти, особенно после того, как она оказалась не имеющей власти над ним в том самом Риме, где прияли мученическую кончину оба первоверховных апостола *). Если в отношении к богословскому содержанию Евангелие от Иоанна является обличением докетизма и ответом на связанные с ним вопрошания, то в вопросах внутренней церковной жизни оно содержит дальнейшее развитие учения об апостольском примате, в частности, в отношении к Иоанну. В этом смысле и надо понимать и то, что сказано и не сказано и то, как сказано и не сказано в Евангелии Иоанна.
И, прежде всего, сей дивный, как многоцветная глубина синевы небесной, неисследимый, пролог Иоаннова Евангелия! Разве это боговдохновенное парение остроокого орла, таинника и друга Христова, не есть, вместе с тем, и исповедание первоапостола, которое прямо требует сопоставления с исповеданием Петровым, — «в начале бе Слово» с «Ты еси Христос Сын Бога Живаго», как откровение тайн Божиих, триединства Пресв. Троицы? **)
*) По преданию, в царствование Домициана Иоанн ввержен был в кипящее масло, но остался невредим.
**) И так ублажает Евангелиста-Богослова св. Церковь (служба св. Иоанну Богослову на 26-ое сентября):
Воистину ты явился еси, истинный друг, наперстник велик учителю Христу,
На перси бо возлег, отонудуже почерпал еси премудрости догматы,
Ими же обогащаеши еси окрест всю землю, яко богоглагольник Божий,
И все содержание Евангелия Иоанна, соблюдшего для христианства речи Христовы, Его учение о Себе и об Отце и о Духе Утешителе, прощальную беседу с ее обетованиями и первосвященническую молитву Христову, — как оскудел бы мир и наше немощное сознание, если бы мы лишились этого рая чудес и тайн Божиих! Как возвеличен Богом тот ученик, которому вверено принять и предать миру эти священные глаголы! Уже и как Евангелист-Богослов, апостол Иоанн
Тем же и содержащи сия красная Христова Церковь ныне радующися веселится.
(Андрея Пирра). Яко неизреченных тайн самовидец, воззвал еси вопия:
Превечное Слово, вначале быти к Богу и того быти Бога, .
Иоанне апостоле, наперстниче Христове и друже присный,
Троицы сладосте, Ефеса и Патма утверждение непоколобиме, наша же помощь.
(Слава). Возлег на перси Учителя Христа на Вечери Господней,
Оттуду познал еси неизреченныя и небесный всем возгремел еси глас:
Вначале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово,
Свет истинный просвещаяй всякаго человека в мир грядущаго, Христос Бог и Спас душ наших.
(Иоанна монаха). Апостоле Христове, Евангелисте Богослове
Неизреченных таинник быв премудрости неизглагольныя нам возгремел еси учение.
Еже вначале бе, уяснив верным, и иже не бе отложив, еретичествующих отревая в словесах
Наперстник явився и друг возлюблен яко же Исаия велегласнейциий и Моисей Боговидец.
Дерзновение имея к Богу, прилежно молися о душах наших.
есть первоапостол, избранный и возлюбленный ученик Христов, приявший в свое сердце божественные глаголы Учителя, вместе с велением сохранить их для мира. Но при этом на каждом шагу раскрывается исключительная близость и избранничество этого ученика, который, как истинный «сын» Матери смирения, по имени себя не называет, но вместе с тем не может и не хочет предать забвению, что он был удостоен явно и несомненно особой любви Господней: он тот, «его же любляше Иисус» (а в более торжественном случае и самое дорогое и радостное воспоминание: «ученик, его же любляше Иисус, иже возлеже на вечери на перси Его и рече: Господи, кто есть предаяй Тя», Ио. 21, 20). И присутствие этого возлюбленного, но не называющего себя апостола и его близость к Господу чувствуется даже там, где о нем вовсе и не говорится. Обратите на самом деле внимание: в главе 3 рассказывается беседа с Никодимом, который приходил ко Христу тайно ночью и беседовал с Ним наедине, причем ему поведаны были тайны Царствия Божия: и о новом рождении от Духа, и об образе этого рождения, и о том, как возлюбил Бог мир, не пощадив для спасения его Сына Своего, и о суде, и о спасении. Откуда же знает евангелист о том, что происходило при этом ночном свидании? Он может знать об этом только от Самого своего Божественного Друга, который поведал тайну любимому. Беседа с Самарянкой: ученики ушли в город, и Господь у колодца Иакова под сводом небесным ведет Свой разговор с этой женщиной, которой открывается, как Мессия (Ио. 4, 25-6), задолго до Кесарии Филипповой. От кого же знает об этом Евангелист, если опять не от Божественного Друга, не утаившего и этой беседы от любимого ученика? (И потому среди учеников на пути в Кесарию Филиппову мог быть, по крайней мере, один, который знал, что нужно ответить на вопрос Учителя, и, однако, безмолвствовал, — лишнее, хотя и косвенное подтверждение того, что Петр отвечал от лица всех, выражая не только свою личную, но и общеапостольскую веру). А случай с женщиной, взятой в прелюбодеянии: ведь, Господь сказал ей Свой приговор, когда около нее не осталось никого (Ио. 8, 10), откуда же знает об этом Евангелист, если не от Самого Христа? А откуда стало ведомо ему содержание разговора Христа с исцеленными слепорожденным, которому опять таки было открыто о Христе, как Сыне Божием (т. е. сущность Кесарийского исповедания Петрова), как не от Самого же Христа? *)
*) Может быть, на это скажут, что богодухновенные писатели узнают Духом Святым, а потому и самые выпрошания эти неуместны. Однако отвод этот здесь не действителен. Разумеется, осенение Духа Святого необходимо для того, чтобы сообщить непогрешительность в повествовании о вещах божественных, которая недостижима ни для какого человеческого дарования. Но апостолы призваны были Господом именно быть «свидетелями» (Лк. 24, 48. Д. A. I, 8) и в частности сам Иоанн прямо говорит об апостолах, как очевидцах (I. 10, I. 1-3); ср. также 2 Петра I, 16. Единственный апостол, не бывший очевидцем, в одном только случае получил прямое откровение Божие о событии земной жизни Христа, именно об установлении причащения, при котором он сам не присутствовал, но потому и говорит определенно: «аз бо приях от Господа, еже и предах вам». (I Кор.)
А разве кто присутствовал при разговоре Христа с пошедшей Ему навстречу Марфой, которой были сказаны сладостные слова: «Аз есьм воскресение и жизнь», причем в ответ ею было произнесено исповедание Петра («Ты — Христос, Сын Божий, Грядущий в мир») (Ио. 11, 20-27)? И здесь снова напрашивается предположение, что это было открыто Иоанну Господом. Вообще сопоставление содержания Иоаннова Евангелия с синоптическими приводит необходимо к заключению, что Иоанн, как пользовавшийся особенной близостью к Христу, Его любовью и доверием, мог знать (Иο. 3, 23-4) и, действительно, знал от Него такое, чего не знали другие ученики. По этой близости отношений не Петр, но именно он был первоапостолом Христовым. Этот вывод доселе подсказывался нам лишь косвенными указаниями Иоаннова Евангелия, в которых еще не говорится прямо ни о Петре, ни об Иоанне. Теперь мы должны подтвердить его анализом тех мест, где о них прямо говорится, причем дается ответ на вопрос об отношении двух первоапостолов, т. е. об основах иерархического строения Церкви.
11, 23). В данном случае исключением подтверждается общее правило.
Другое предположение, здесь допустимое, это то, что Иоанн мог узнать об этом от Богоматери, жившей в Его доме. Вообще говоря, печать особливой близости к Богоматери лежит на Евангелии Иоанновом. Однако в данном частном случае нет прямых оснований для этого предположения.