Святая Земля и люди

Храм Гроба Господня построен на месте, где был распят и погребен Христос Бог наш. Излишним было бы доказывать, что место это, столь драгоценное для первых христиан, было охраняемо и стрегомо ими весьма внимательно. Тотчас по смерти Искупителя святой Иаков меньший был избран епископом Иерусалимской Церкви. Когда наступило время, предсказанное Спасителем (Мф 24, 16), время бегства, христиане, бывшие в Иерусалиме под начальством своего епископа Симеона, укрылись за Иордан и возвратились, по отшествии Тита, в иерусалимские развалины, чтобы продолжать стеречь Гроб Господень. Ряд епископов Иерусалимских продолжался непрерывно до императора Адриана. По его повелению христиане были выгнаны из Иерусалима. Но Бог хотел, чтобы в то время, когда христиане должны были удалиться от Святого Гроба, предание о Святых местах сохранилось чрез самое языческое поругание их. Ибо на местах, где были воздвигнуты христианские церкви, — на Святом Гробе и Голгофе, император Адриан, в бессильном своем гневе против Божиих определений, поставил идолы богов и в капище Венеры приносили богомерзкие жертвы. На месте, где прежде был храм Соломонов, он поставил храм Юпитеру Капитолийскому, как бы объявляя войну обеим откровенным религиям. Но он лишь утвердил этим способом предание, как ясно говорит о сем Гиббон в Истории падения Римского государства: «Христиане в течение почти двух веков должны были уступить честь стражи при Гробе Господнем идолам». Бесчисленные доказательства в пользу преданий о святых местах собраны в творениях первых христиан, заслуживающие полной веры, равно как у многих писателей языческих, которые о том воспоминают.
Блаженный Иероним долгое время остается неисчерпаемым источником доказательств. Ибо он посещал Святые места в IV веке, собирал и приводил в порядок предания, очищал их критикою, искал источников, доходил до истины и с тщательностью, достойною такой святой и возвышенной души, записал эти предания в своих творениях. Опираясь на этих преданиях, христиане, во время Константина Великого, стали с успехом в развалинах низвергнутых языческих храмов и идолов отгребать святые памятники, и под руководством благочестивой матери этого императора, святой Елены, был найден даже и самый Святой Крест. Вот как выражается в этом отношении протестантский писатель доктор Шуберт в описании своего путешествия по востоку: «Когда мы остановились перед храмом, началась беседа о предметах достойных внимания в храме Святого Гроба и о самом месте Святого Гроба. Я должен выразить здесь мое мнение о исторической важности этого храма. Сомнения в отношении мест Голгофы и Святого Гроба, окруженных теперь такою честью христианами, опирались главным образом на том, что места эти находятся теперь внутри городских стен. Полагали в этом обстоятельстве усматривать очевидное противоречие с Св. Писанием, равно как с обычаями древних евреев и законами, какими управлялась столица еврейская. Но сомнение это было совершенно устранено изысканиями о положении древнего города и стены иерусалимской во времена Христовы. Изыскания эти выказали самым ясным образом, что тогдашние стены имели другое направление, нежели стены нынешние, что они не распространялись от замка Давидова на запад, как нынешние крепостные укрепления, но протягивались от восточного угла замка сперва в направлении на северо-восток, а потом прямо на восток, до самых нынешних Дамасских ворот. Достаточно бросить взгляд на план Святого Града, чтобы убедиться в этом. Вследствие этого прежнего ограничения города, весь западный городской угол, который с первого взгляда кажется приставкой, противной симметрии, и в котором теперь помещается монастырь латинский, большая часть монастыря греческого и храм Святого Гроба, — находится за пределами прежних стен, а следы их необманчиво видны еще доселе при вратах Судных. В этой части нынешнего города, еще во время Иисуса Христа, стояли отдельные дома нового города, так называемая Везефа, — окруженные садами, и несомненно в царствование Клавдия, по старанию Агриппы I, окружили его стеною, составляющею третье опоясание Иерусалима. Эта перемена прежнего объема города произошла через десять лет по распятии Христовом. Кроме этих доказательств, которые я бы назвал отрицательными, но которые совершенно устраняют сомнение, есть еще весьма много других утвердительных доказательств достоверности мест Святого Гроба и Голгофы. Любовь зоркая и ясновидящая, когда идет дело о открытии следов любимого предмета, нашла и отыскала безошибочно место Голгофы, даже посреди развалин опустошенного Титом Иерусалима. Устрашенная горсть учеников Христовых, наподобие голубей, хорошо знающих дорогу в отечество, слетелась на эти святые места и праздновала на них память величайшей победы. Император Адриан, который разумеется был весьма просвещен (но никакое просвещение не заменит при злой воле простоты христианства), желая положить конец путешествиям, постоянно совершаемым Назореями к Голгофе, бывшей уже тогда частью города Элии-Капитолины, приказал через шестьдесят лет, по опустошении Иерусалима, воздвигнуть капище Венеры на том месте, где Христос был распят, а на скале, в которой был иссечен Святой Гроб, стал идол Юпитера. Это записано у многих писателей и не подлежит сомнению. Мерзостные обряды Венеры разогнали пустынных голубей, привыкших к чистому воздуху в прозрачно голубом своде небес, но и в этом случае, как то часто бывает, вместо любви ненависть готовила пути Провидению. Не прошло двух веков, как в 326 году по Р. X. царица Елена отправилась в путешествие в Иерусалим, снабженная полномочием от своего сына императора Константина, чтобы исполнить его волю. Она искала Святые места, чтобы почтить их построением христианских храмов. Тогда-то именно остававшиеся еще развалины вышеупомянутых римских капищ служили ей указанием в изысканиях и управляли рукою копающих работников. Лишь только очистили языческие развалины, открыли невдалеке от Голгофы пещеру Святого Гроба, соответствующую самым точным образом описаниям, заключающимся в старых книгах; а когда очистили ее при звучном церковном песнопении и триумфе христианском и освятили заново, как место, предназначенное для молитвы, тогда появилась архитектура христианская в своем первом произведении, полная юной красоты
Нельзя пропустить здесь также весьма важного об этом предмете мнения другого протестантского писателя, доктора Шульца, известного по своим глубоким изысканиям над историей Иерусалима и топографии Святого Града. В брошюре под названием «Иерусалим» (Eine Vorlesung), которая, несмотря на свой малый объем важнее многих обширных сочинений, написанных об этом предмете, он доходит до следующего заключения: «Если хотите знать мое убеждение, то должен объявить вам, что предание в отношении Святого Гроба кажется мне достойным веры и все принуждает меня к утверждению, что храм Гроба Господня означает то место, которое называлось Голгофой».
Можно бы привести и еще много мнений других протестантских писателей в отношении этого предмета.
Не вспоминаю писателей православных и латинских, ибо убежден, что для верующих и этих цитат достаточно; для неверующих же мнения писателей протестантских всегда имеют несравненно более цены, чем православных и латинских. Так вот почему я и указал два известные в этом отношении сочинения протестантских писателей, в которых можно найти рациональную о храме Святого Гроба полемику. Из вышеприведенных отрывков оказывается, что храм Святого Гроба не только построен на месте, где был погребен Христос, но и то, что сие относится к отдаленной древности. По мнению некоторых писателей о церковной древности, христиане в 119 году по Р. X. получили позволение выстроить святилище на Гробе Богочеловека и заключить в нем другие Святые места; храм же этот был лишь увеличен и обновлен при Елене, матери Константина Великого. Другие писатели, опровергая это мнение, говорят, что христиане не имели права строить церквей до самых времен Константина Великого. Во всяком случае остается верным, что христиане имели довольное число домов или часовен, где публично отправляли свое богослужение, и это еще пред гонением Диоклетиановым, хотя может быть ясного права построения святынь и не имели. Но как бы то ни было, если, как упомянуто выше, язычники окружили стеною места, которые были святы для христиан, если на Гробе Христовом поставили идол Юпитера, а на Голгофе — Венеры; если лесок возле Вифлеема посвятили Адонису, — то это обесчещение служит лучшим доказательством чести, какой окружают эти места христиане от древнейших времен. А стояли ли на этих местах христианские храмы или нет, до этого мало нам дела.
Во всяком случае известно, что заложение храма Святого Гроба достигает времен Константина Великого, письмо которого, писанное об этом предмете Иерусалимскому епископу Макарию, сохранил Евсевий, епископ Кесарийский, очевидный свидетель освящения этого храма в 335 году по Р. X. В этом письме император Константин выражает желание, чтобы здание это превзошло величиною и красотою все, что только было великим и прекрасным на свете, не для того, чтобы можно было увеличить святость самых мест Гроба и Голгофы, но чтобы воздвигнуть памятник великому чуду обретения Святого Животворящего Креста. Он поручает епископу Иерусалимскому, чтобы донес ему, каких потребно для сего мраморов, каких колонн, сколько золота... и т. д. Епископ Евсевий в житии Константина Великого описывает величественность этого храма, выстроенного в продолжение шести лет и названного Мартирион (свидетельство). Освящение храма продолжалось восемь дней; песнопения христианские уже с тех пор не прекращались на этом месте, но судьбы Божии допустили разные изменения в судьбах святилища, воздвигнутого во славу Его святою Еленою.
Войско Хозроя, царя персидского, подкрепленное 26 000 евреев, пылающих духом мщения, овладело Иерусалимом в 614 году по Р. X. 19 000 христиан погибло в это время, храм Гроба Господня ограблен и Крест взят. Но Xозроя убил сын его Сироес, заключил мир с христианами, отдал обратно Святой Крест, а храм Святого Гроба приведен в прежнее величие во время епископа Иерусалимского Модеста.
Хотя калиф Омар овладел Иерусалимом в 636 году, однако оставил христианам свободу вероисповедания и обрядов, но в одном только этом храме. Они пользовались этой свободой в течение четырех веков и достигли своего апогея при Гаруне-аль-Рашиде. Но с тех пор преследования начали усиливаться, калиф египетский Гакем, который по безумию искал божеской почести, опустошил храм Святого Гроба около 1008 года; исправили же его снова лишь через тридцать семь лет после сего, во времена греческого императора Константина Мономаха. Так продолжалось до крестовых походов.
В 1099 году вторглись в Палестину крестоносцы. Годфрид Бульонский взял Иерусалим, вступил босыми ногами и без оружия в храм Святого Гроба. Все христианские рыцари последовали его примеру. «Ночь почти уже наступила, — пишет Мишо в истории крестовых походов, — когда армия христианская сосредоточилась около Святого Гроба. Глубокая тишина царствовала уже тогда в городе и на стенах, весь Святой Город дрожал от песней и покаянных псалмов и
повторялись слова Исаии: вы, которые любите Иерусалим, утешайте друг друга». Но исконным владельцам храма — грекам и обращенным ими православным арабам от этого не стало легче: крестоносцы овладели всеми Святыми местами и начали тотчас преследовать православных.
Патриарх вынужден был бежать на край своих владений за Иордан в Карак, желая лучше жить с неверными, нежели с еретиками. Только личная доброта первого короля, которым был избран брат Годфрида Болдуин, несколько смягчала преследования за веру, но при преемнике его она возобновилась.
О состоянии храма в это время мы имеем сведения из описания нашего первого паломника игумена Даниила, посетившего Иерусалим при Балдуине около 1115 года. Не прошло еще века, как Саладин в 1187 году отпраздновал свой триумфальный въезд в Иерусалим и 100 000 крестоносцев вышло из Святого Града, оставивши Святой Гроб и Голгофу, как говорится, на власть Божию. Но удаление крестоносцев из Иерусалима вовсе не было таким несчастием для него, как силятся доказать это латинские писатели, доселе основывающие, на временном владении крестоносцев Иерусалимским храмом, свои права на него. Саладин, по примеру Омара, пощадил святой храм и отдал его законным его владельцам, то есть православным грекам и арабам. Арабский писатель Емад-Еддин, описывая события того времени, говорит: «Христиане плакали, и слезы падали из их очей, как капли дождя из тучи. Несколько усердных мусульман советовали Саладину, чтобы он разрушил их храм, утверждая, что если Гроб Мессии будет уничтожен и место, на котором стоит храм, вспахано, христиане не будут иметь более причин ходить к этим местам на поклонение. Но другие были такого мнения, что надобно сохранить этот памятник, ибо не храм, но Голгофа и Гроб побуждают христиан к почитанию этих мест; что даже и тогда, если бы земля с небом сошлась, еще народы христианские не перестали бы стремиться к Иерусалиму; наконец, что калиф Омар, который был верным чтителем Корана и в первом веке исламизма овладел Ель-Кодсом, позволил христианам в нем жить и почтил их храм». Вот что писал о Святых местах мусульманин за семь веков до нашего времени. Во время владения Иерусалимом египетских султанов копты, как египетские подданные, и абиссинцы имели случай войти внутрь Святого Гроба: первые с тех времен пристроили себе и молитвенницу (часовню) с престолом к западной стене храма; место же абиссинцев, пользуясь их оскудением, заняли армяне, поселившиеся в Иерусалиме уже в турецкие времена; они, вступив в общение с абиссинцами и служа попеременно на их жертвеннике, как евтихиане, — умели постепенно лишить их всего ими владеемого в храме. Армяне также заняли место православных грузин.
По прошествии более трех столетий турки отняли Иерусалим у египтян и с тех пор (если не считать кратковременного владения Сириею и Палестиною египетского паши Мегмет-Али в 1832 году) владеют им доселе. В их владычество, с помощью золота и подкупов, армяне и латины утвердились и расширили свои владения внутри святого храма и на других Святых местах. Но здание великого Константина пережило все эти изменения: в нем произошло много перемен, присоединено к нему несколько Святых мест, но главное здание осталось то же самое. Несмотря на опустошения, которым подвергся Иерусалим, а с ним и храм Святого Гроба под ударами варваров монголов орды хоразмийцев в 1243 году, все-таки до самого 1808 года каждый поклонник мог любоваться по крайней мере в главных чертах святилищем, воздвигнутым в IV веке.
Но в 1808 году в ночи с 11 на 12 июня сделался пожар в армянским приделе (в южной части первой галереи храма). Францисканский пономарь, который бодрствовал в это время, поправляя свои лампады, первый заметил огонь и начал звать на помощь. Но огонь быстро расширялся, встречая пищу себе в множестве горючих материалов, а средства к помощи были недостаточны. В продолжение двух часов обрушился купол над ротондой Святого Гроба, увлек за собою галерею, повалил колонны и приделы, в ней расположенные, и даже часть стен. Долго не могли угасить пожар; однако никто не погиб. Уцелели только украшения входной стороны храма (южной), которые видны и до сих пор, — камень помазания и Гроб Господень, в котором чудесно сохранилась хрещатая деревянная дверь, стоящая ныне в патриаршем синодике; весьма мало пострадали придел Ангела и латинская церковь Явления. Пламень пощадил часовню коптов и правую половину Голгофы; не повредил почти нимало придела колонны поругания, и разделения риз, и вовсе не коснулся подземной церкви Св. Елены. Как всегда бывает в подобных случаях, пожар слагали то на неосторожность, то на злобу и ненависть представителей одного или другого вероисповедания. Оплакав ничем невознаградимые потери, греки, вспомоществуемые щедрою милостынею из России, испросив позволение у Порты и преодолевая тысячи препятствий, восстановили храм, если не в первобытной красе, то строго соблюдая те же размеры, — словом, сделали, что могли.
Красноречивейшее, а может быть и точнейшее описание храма Святого Гроба оставил нам Шатобриан в своем Itinèraire; он был одним из последних европейских путешественников, которые навещали его пред этим несчастием. По этому описанию архитектура носила печать века Константина: украшения и колонны были коринфского ордена. Несмотря на то, что некоторые столпы и колонны были или очень тяжелы, или очень тонки, словом, что вообще не соответствовали вышине святилища, несмотря на то, что хоры греческие были ниже притвора, что неприятно действовало на глаз, прерывая вид свода, — все-таки храм был величествен, здание в прекрасном стиле и видны были следы великой пышности в украшениях. Соображаясь с этим описанием видно, что дело реставрации (восстановления) после пожара 1808 года, хотя поручено было архитектору, не отличавшемуся особенным вкусом, исполнено добросовестно по прежнему плану: не только сохранилось то же самое основание, но даже держались самым тщательным образом прежнего плана и в подробностях, пользуясь оставшимися стенами. Столпы еще тяжелее, нежели пишет Шатобриан, — купола возвышены менее, чем прежде; но разделение церквей то же самое, что прежде, и, где случится попасть на древний остаток или карниз стен, пробивается стиль византийский.
Храм Святого Гроба много бы выиграл, если бы царствовала в нем большая чистота; но вследствие отношений, в каких живут в нем разные вероисповедания, при соседстве соединенных с ним зданий, как-то монастырей греческого и латинского и других прилегающих турецких зданий, поддерживание чистоты становится вещью почти невозможной. И потому в некоторых частях, особенно в северной, грязь неописанная и вонь столь нестерпимая, что долгое в них пребывание почти невозможно.
Во всяком случае храм Гроба Господня если ныне и не может назваться прекрасным, но все же отличается некоторою величиною в размерах и древностью в стиле. Все еще он носит печать здания от времен Константина, ибо в отношении фундамента, стен и плана есть та же самая святыня. Никогда храм этот не был разорен совершенно и глас хвалебных песней на святых местах не умолкал в нем со времени обретения животворящего древа и восстановления с подобающею честью Голгофы и пещеры Святого Гроба.
Описав довольно подробно Святые места, заключающиеся в храме Святого Гроба, самый храм и его историю, над которою столько веков трудились критики, разбирая каждый отрывок в авторах, размеряя каждую пядь земли, каждое расстояние одного места от другого, доискиваясь справедливости каждого предания, — окончу мое описание словами Шатобриана: «Счастливы были древние паломники, — пишет он в своем путешествии, — что не имели надобности вдаваться в критику; ибо имели дело с людьми, религия которых никогда не спорит о правде, из которых каждый имел убеждение, что для того, дабы видеть край таким, каким он есть, надобно смотреть на него сквозь стекло его преданий и воспоминаний! В самом деле по Святой Земле надобно странствовать с Библией в руках и с Евангелием в сердце!»