Живопись. Всё живописное, что понравилось.

📚📖Из глубин моей памяти всплывают отдельные сценки, где мне годика четыре. Эти счастливые воспоминания связаны не с городом, где родился, и тем более не с советским детским садом, который я терпеть не мог, а с деревней, где проводил все лета маленькой жизни.
Один из самых первых и ярких эпизодов – баня. Жарища. Темнота. Дышать нечем. Кажется, это конец, тут я и умру. А выедающее глазёнки мыло! Почему оно тогда казалось таким жгучим? Только когда берут медный ковшик и начинают в тазу готовить воду, чтобы окатиться, понимаю, что, может, ещё выберусь отсюда живым.
Помню много раз произнесённый шёпотом заговор-молитву:
– Как водичка, матушка Божья, всё смывает, смой с раба Божьего Артемия всю болезнь душевную и телесную, чтобы не было отныне и во веку веков. Аминь.
В прохладном предбаннике, где пьяняще пахнет зверобоем, мятой и ещё кучей каких-то травок, я хочу остаться жить. Как здесь хорошо! Но меня быстро заворачивают, как бабочку-кокон, в пелёнку и несут в избу.
Бабушка Саня, приговаривая «Чаю-чаю накачаю, сахару нагрохаю-ю-ю», кладёт добрую горсть заварки прямо в литровую банку, где только что кипятильник закончил гнать пузыри. Бу́хает, не жалея песка и приправляет всё пахучим смородиновым листом.
Сегодня от моей первой в жизни баньки остался один сруб, крыша давно упала. Рядом с развалинами печи каким-то чудом вырос здоровенный куст чёрной смороды. Может, это внучок той самой смородины, с которой брала листочки бабушка? Куст перебрался с огорода – ведь в баньке, пусть и без крыши, расти ягоде теплее...Держу в руках тот самый медный ковшик. Ручная работа: заклёпки, неровно изогнутый край... Делал дед или даже прадед. Значит, ковшу лет сто, не меньше. Его не украли, когда мародёры шерстили деревни в голодные девяностые годы и не гнушались даже алюминиевыми ложками. Ковшик завалился в бане за лавку – спрятался от лихого глаза, да так и выжил.
Теперь он на почётном месте – тоже в бане, только современной, дачной, где печь железная, а не сбитая из глины. И всё другое: яркий свет, мёртвый запах металлической печи, а вот ковшик – старый…
Второе детское воспоминание тоже деревенское. Я иду от баньки к дому в матросской бескозырке «Северный флот», которую дал поносить дядя Лёня. Он был на Соловках юнгой самого первого призыва. Дядя Лёня никогда не рассказывал о войне, а мы особо и не спрашивали. Это сейчас известно, что у Соловецких юнгашей первого призыва, безусых мальчиков, даже землянок не было – они их сами копали.
И вот на эту бескозырку – большую для моей маленькой головёнки – садится птичка. Я иду – она сидит. Не улетает. Наверное, решила на мне проехаться. И это видят мои родные, улыбаются.
– Это ведь знак… – говорит тихо тётя Рита, но её слова всерьёз не воспринимают
Уверен, вещи хранят в себе энергию родных. Не запах нафталина, а теплоту рук, прикосновений, мыслей, чувств. Такое не купить ни за какие деньги. Для меня бабушкины часы дороже самого ценного в мире музейного экспоната.

✍📖 Попов Артём.

👉 Из "Все мы родом из деревни"..