Православные истории и молитвы

Соседка Дарья Митрофановна была одним из самых близких людей для нашей семьи; ее нежно называли Данечкой. Мы с братом-священником и не помним времени, когда бы ее забота и ласка не окружали нас. Сама она была бездетной, как многие женщины, молодость которых совпала с войной. Нам она заменила бабушку. Но особенно любила она моего брата, в котором не чаяла души.
В конце 1998 года она передала мне один очень важный документ, касавшийся брата, по поводу которого я должен был проконсультироваться у профессионалов. Я, однако, не спешил и положил бумагу в портфель, где она и оставалась до ближайшей оказии.
Седьмого января 1999 года, после Рождественской вечерни и нескольких бесед с прихожанами, я ближе к полуночи возвращался домой. Меня встретили трое грабителей, каждый из которых в одиночку вполне мог справиться со мной. Они крепко ударили меня по голове, так что я пролежал без сознания, как потом выяснилось, минут сорок (мне же показалось — мгновение). Когда очнулся, то не увидел ни бандитов, ни портфеля. Голова гудела и кружилась. Я, шатаясь, добрел до подъезда, с большим трудом вспомнил шифр кодового замка и поднялся в квартиру, одновременно перепугав и обрадовав домашних: было уже за полночь и все сильно волновались, а выглядел я, судя по всему, неважно.
Наутро, пытаясь привести в порядок свои мысли, я вспомнил о пропаже. И тут зазвонил телефон: нашелся в каком-то сугробе мой портфель, и добрые люди сумели меня разыскать по телефонной книжке. Конечно, ни денег, ни каких-то мало-мальски полезных вещей там не осталось, но и паспорт, и бумаги сохранились, за что я был очень благодарен моим обидчикам. Голова еще болела, я решил, что все на месте и не заметил пропажи того самого документа. Мне и на ум прийти не могло, чтобы то, что касалось исключительно моего брата, могло понадобиться кому-либо еще.
Данечка была женщиной пожилой, с серьезными проблемами со здоровьем. На Сретенье (15 февраля) она умерла. А через месяц брату понадобилась та бумага и он попросил меня ее привезти. Я, обнаружив, наконец, пропажу, страшно расстроился, ведь восстановить документ без участия покойной Дарьюшки было крайне сложно; я попробовал было, но результаты были малоутешительны. Получалось, что я невольно подвел брата.
Первого апреля с утра я оказался дома, что бывает не так часто. Вдруг мне позвонили, задали несколько вопросов, выясняя, имею ли я какое-либо отношение к Дарье Митрофановне, и сообщили, что нашлась та самая бумага. Я в ней нигде не упоминался и моих координат там не содержалось, но какая-то добрая женщина за три дня до этого обнаружила листочек, торчавший из-под подтаявшего снега, совсем неподалеку от того места, где я лежал без памяти, провела самостоятельные поиски и совершенно непостижимым образом вышла на меня. Утвердило ее в правильности выбора то, что я проживал в этом районе.
Первое апреля (девятнадцатое марта по старому стилю) — день памяти мученицы Дарии. Наша Дарьюшка отличалась необычайной хлопотливостью и усердием; один из ее «подвигов» даже запечатлен Солоухиным в рассказе «Чаша». Не довести начатое дело до конца было выше ее сил. И здесь, чувствуется, пока не доделала — не успокоилась, прислав в день своих именин весточку с того света...

Священник Алексий Тимаков