РАССКАЗЫ

До богослужения оставалось ещё полчаса, и на церковной лавке, в углу храма сидел только один человек, молодой парень лет тридцати, спортивного телосложения, но уже с седеющими висками. Николай любил приходить в церковь пораньше, чтобы можно было привести свои мысли в порядок, настроиться на благодатную духовную волну, для этого находил нужные псалмы и не спеша, читал их. Вот и сейчас, открыв в Библии 89 псалом, стал погружаться в глубины вечной мудрости. - «Дней лет наших - семьдесят...» проходят быстро, и мы летим, - прочитал он и задумался. - Действительно, как будто бы только вчера из армии пришёл, а уже столько промелькнуло лет и каких событий».

Мысли вернули его на десять лет назад в то не спокойное время.
Стояла вторая половина осени, и эта пора времени года мне почему-то нравилась больше всего, с падающими отслужившими свой срок, пожелтевшими листьями, шуршащими под ногами; с оголёнными деревьями, макушки которых тоскливо раскачивались на ветру. Всё это для меня ассоциировалось с уходом человека, из головы не выходили слова "моменто море"- думай о смерти, и исходя из этого, строй свою дальнейшую жизнь.

Откуда у молодого парня такая философия в голове? Наверно потому, что уже успел побывать в таких переделках, не приведи, Господь, никому: прошёл через Чечню, а это серьёзно... После демобилизации устроился на родной завод, и чтобы не потерять "спортивную форму", на работу и с работы ходил исключительно пешком через парк; всего-то несколько автобусных остановок, а какая польза. Так и в тот раз, возвращался после работы безлюдным парком, не ожидая беды. Аллеи скрывались в темноте.

Да и кого мне было бояться, прошедшему войну в Чечне, сержанту ВДВ, кандидату в мастера спорта по боксу в полутяжёлом весе, не плохо владеющим приёмами рукопашного боя - шпану, что ли? Увы, я, кажется, переоценил свои возможности. Почему меня потянуло пойти именно по асфальтированной дорожке, которая тянулась вдоль глубокого оврага? Зажёг фонарик, который носил с собой специально для ходьбы в темноте, и на случай самообороны, как вспомогательное средство защиты. Неторопливо иду, освещая себе дорогу. Вдруг, впереди, на стоящей по ходу скамейке, фонарик высветил группу молодых людей; защекотали нервишки. Сквозь брань, смех подростков слышу девичий голос: - Помогите!...

Естественно, поравнявшись с этой лавкой, осветив девчонку, спросил: - Какие проблемы?
Увидев, что пьяная девица пошутила, пошёл дальше; опять сзади тот же голос: - Помогите!...
Пришлось вернуться. Осветив её смеющееся лицо, сказал: - Пить надо меньше, подруга, а ещё лучше, так вообще не пить!

Машинально, по старой армейской привычке, прикинул: четыре парня, девка не в счёт, если что, раскидаю... Слышу в ответ: - Меня этот "козёл" обидел, проучите его, чтобы в следующий раз знал, как себя вести, хотя можно откупиться деньгами. Слышь, фраер, раскошеливайся, давай!

Куда ещё лучшего повода для драки; но, к сожалению, я упустил момент, пожалев парней, всё-таки не враги; не учёл темноты, в которой было трудно сориентироваться. Четвёртого... я из поля зрения потерял; он то и нанёс мне, подкравшись со спины, удар бутылкой по голове. Потерявшего сознание, они сбросили меня в овраг.
Сейчас удивительно, как мне с переломанной ногой и ушибами от скатывания с тридцати метровой крутизны, удалось выбраться наверх. В результате, я оказался в больнице в хирургическом отделении. С этого и началась моя история.

На соседней койке лежал пацан со сломанным носом, где-то кому-то он не понравился. К нему довольно часто приходили такие же молодые люди. Что для меня было необычным в них, они молились. К этому я относился с небольшой иронией без какой-либо брезгливости, как некоторые. Я считал, религия не для меня, главное накопленный опыт, сила и удача. А, что религия? Поддержка слабым; не больше, чем один из видов медитации, в каких-то экстремальных случаях она, возможно, даже необходима, как на войне, а на гражданке зачем?

Среди этой группы ребят мне сразу же приглянулась одна голубоглазая девушка; своим радостным настроением она умела зарядить, буквально, всех в палате. Стоило ей только появиться в дверях, как невольная улыбка находила на всех: бархатный голосок, непосредственность, избыток жизнелюбия, всё это было целительным бальзамом для наших душ. Чего уж тут скрывать, из-за неё, я и стал интересоваться христианской литературой потом и Евангелие, так незаметно и втянулся, а моим "духовным костылём" стала Маша, как звали эту девушку.

Из-за неё стал посещать церковь, в какую она ходила. Крестился тоже из- за неё, чтобы быть с ней на равных, как можно чаще её видеть. Но, моим первым камнем преткновения было «прощение». Я не мог понять, как можно простить человека за причинённое им зло и отдать всё это решать Богу. Другое дело на войне, там всё просто, враг реален, и если ты не убьёшь его, то он убьёт тебя; это такая работа. У него тоже семья, и он тоже хочет жить, но я должен его убивать, потому что он мой враг. Я против него ничего не имею, но опять же моя работа убивать, и я обязан выполнять приказ.

А здесь "на гражданке" группа желторотиков смогла расправиться с тем, который прошёл через круги ада. Мне было стыдно за себя, и думал я тогда, не жить мне на земле, если не найду тех уродов, и я искал. Подключил знакомых, которые работали в силовых структурах: с "ментовкой" связываться не хотел. Лицо я этой девицы запомнил отчетливо, когда фонариком её освещал; составить фоторобот ничего не стоило, дальше вопрос был только техники.

Когда лежал в больнице, думал, как только найду этих отморозков, всех их "урою". Такая злость была во мне. Но, по мере того, как я всё чаще и чаще, посещал храм, слушал проповеди священника, читал житие святых, решение несколько трансформировалось, и сводилось лишь к нахождению хулиганов, чтобы остановить то зло, какое они ещё могли принести другим.

Уже я знал о той девице, можно сказать, всё: живёт с бабушкой, работает в ателье, раньше состояла на учёте в детской комнате милиции, как трудный подросток, была замечена в употреблении наркотиков. И, чтобы "не наломать дров", когда пошёл к ней, взял с собой Машу. Она, естественно, знала этот криминальный случай. Разыскали нужный дом, квартиру, позвонили.

Открыла дверь старая женщина, по-видимому, бабушка той особы.
- Позовите, пожалуйста, Инну, - пришлось соврать, - мы с её работы...
- А она в больнице с гепатитом лежит,- был ответ. Узнав номер больницы, на следующий день, благо, выпало на выходные, пошли проведать ее.

Был летний солнечный день. Многие больные сидели на скамейках в скверике больницы, и тогда, проходя по аллее мимо всех, стал взглядом отыскивать знакомое лицо. Вдалеке, среди травы и берез на самодельном сиденье из двух кирпичей и, лежащей на них, доске сидела та, мысли, о которой не давали спокойно жить; я сразу же её узнал; подошли вплотную.

- Вы, Инна? - не нашёл ничего лучшего спросить.
- Да,- безучастно ответила она,- вы, наверно, из милиции?
-Почему вы так решили? - поддержала меня Маша.
- А я в вас друзей своих не нахожу, тогда кто вы?
Чувствую, вскипаю: - Я тот, кого по прихоти твоей, твои дружки, можно сказать, бездыханного скинули в овраг!
- А-а, - услышал я от неё равнодушным голосом ответ, - ну и чего ты хочешь? Посадить меня? Торопись, пока не умерла!

Сдерживая себя, сказал я как можно спокойнее: - Скажи, кто ударил меня бутылкой по голове?
- Он умер от передозировки ещё зимой, - со злой насмешкой ответила она, - а остальные на нарах прохлаждаются....
Я отвернулся и быстро пошёл прочь, мне нечего там было больше делать; стал дожидаться Машу на автобусной остановке около больницы.

Примерно через полчаса идёт; с досадой спросил:- Что долго?
- Была у лечащего врача, он как раз сегодня дежурный по отделению; он сказал: у Инны шансов мало; острая форма гепатита. Нужны дорогие лекарства; у больницы таких средств нет!
- Может, ты найдёшь эти средства? - ехидно слетело с моего языка.
- Не будь злопамятным, Николай, девчонке всего восемнадцать лет, и она умирает! Всё упёрлось в деньги, - печально сказала она, - и где же их взять?! Давай её навещать; мы с ней разговорились, кроме бабушки у неё никого нет!
У Маши потекли слёзы.

- Надо, значит надо, чего уж в самом деле, плакать, - сказал я, сконфузившись. -По воскресеньям будем навещать.
Так и решили. После службы, в воскресные дни, стали приходить к этой бедняжке, предварительно купив для неё в магазине нужные продукты.
Поначалу я особого рвения к походам в больницу в себе не наблюдал; так положено, тем более к этому призывает нас христианская мораль. А Маша, зря время не теряя, рассказывала Инне о Боге, о Его бесконечной любви; у неё это хорошо получалось, да и мне не вредно было лишний раз послушать.

Стали приходить в больницу так же по будням, чтобы помочь Инне освободиться от духовного хлама, накопившегося за ее не долгую, но такую безбожную жизнь. Я с удивлением увидел поразительные перемены в глазах Инны, до того какие-то колкие и злые, они становились всё более и более добрыми и радостными. Это на фоне страшной болезни, которая беспощадно разъедала её плоть изнутри, что отражалось на её желтеющем лице.

Как только мы входили на больничный дворик, навстречу нам бежала она. Встречала, как самых дорогих людей. А однажды призналась, не думала, что среди чужих есть добрые люди. Не верила, что в этом океане зла и ненависти, есть островок любви и доброты. Еще призналась, что хотела бы стать похожей на нас. Маша участливо сказала: - Для этого надо заключить завет с Богом и полностью перед Ним распахнуть своё сердце; если готова на этот шаг, то никаких проблем не будет. Рядом озеро, и сейчас тепло; хоть в следующее воскресенье пригласим из церкви Батюшку, он и окрестит. Главное, что бы ты была готова!
-Машенька, я готова! Готова! - не скрывая слёз, ответила она.

В следующее воскресенье день был как по заказу. Хотя на дворе стоял сентябрь, не по сезону жаркая погода продлила купальный сезон. Кроме священника приехали сёстры из хора, все желающие, так что мы большой гурьбою пошли к зоне отдыха, где находилось озеро.
На Инну надели красивую рубашку, для крещения, и Батюшка о чём-то несколько минут с ней говорил, отойдя в сторонку от толпы; после чего, помолившись со всеми, пригласил её сойти в воду. Запел хор, и было так торжественно и чинно.

Мне, казалось, будто мы находимся в Божьем храме. Потолочные своды из голубого неба, зелёные деревья вместо стен, и золотистый песок был вместо пола, а около наших стоп плескался святой Иордан.
Всё это делало присутствующих на крещении настолько значимыми, частью Божественного естества, что мы воины Христа, а Христос наш друг. Необыкновенное состояние благодарности, радости и счастья переполняло сердце.

Вступив в воду, Инна вдруг обернулась и, подбежав ко мне, от волнения прерывисто сказала: - Николай, ты прости меня, дуру, за тот случай!
И побежала назад. Конечно, я давно уже её простил, и не вспоминал об этом. После крещения, когда она выходила из воды, лицо её от радости сияло; вместе с ней радовались и мы.

Незаметно подкралась осень с холодными дождями, нередко переходящими в мокрый снег. Лавочки в больничном дворике опустели, уже первый снег лежал на них, как бы говоря проходящим мимо: всему своё время, и это время моё.
Инна всё чаще находилась под капельницей, чуда исцеления не происходило, хотя всем нам, всей нашей церкви очень хотелось, чтобы Бог по нашим слёзным молитвам исцелил её, и этим самым постыдил бы врачей, которые давали Инне мало шансов.

Мы с Машей понимали, что жизнь этой молодой девушки была в наших руках: и который раз в церкви объявляли сбор денег на лекарства. Медленно, но деньги скапливались. Мы боялись только не успеть.
По-прежнему приходили в больницу по воскресным дням, а в другие дни навещали её сёстры из группы милосердия, так что каждый вечер около больничной койки Инны кто-то находился, молясь вместе с ней, читая Евангелие, размышляя о Боге, о Вечной жизни. Внешне она была спокойна, только иногда виновато улыбаясь, с трудом произносила: - Морока вам со мной одна! Благословит вас всех Господь за вашу доброту!
Наконец то нужная сумма на лекарства в церкви была собрана. Лекарства в срочном порядке приобретены и доставлены в больницу для качественного лечения Инны. Вскоре болезнь стала отступать.

В храм она пришла на Праздник Рождества. Ещё слабенькая от перенесённой болезни, робко переступила порог церкви. И на неё обрушился шквал любви, которую излучали прихожане..., увидев Инну в храме. Она заплакала и многие окружившие её... тоже не сдержали слёз. Но это были слёзы радости от одержанной победы над тьмой, победы очень важной для людей. Вся церковь радовалась, что в ещё одном сердце родился Бог Иисус Христос, и каждый чувствовал свою сопричастность этому возрождению души.
О.Тольский