Православные интернет-миссионеры

По счету церковного времени воскресенье открывает неделю, а не завершает ее. Таким образом, Неделя Торжества Православия начинает вторую седмицу Великого поста. Можно уже сделать какие-то промежуточные выводы о том, как он проходит, наш пост. Священники знают, что именно в это время в исповедях начинает звучать рефрен из «Бриллиантовой руки»: шеф, все пропало! Нет никакого смысла в дальнейшем Великом посте, потому что съедено или выпито что-то не то, какая-то ссора случилась, какие-то богослужения прогуляны. Стало быть, все остальные недели пойдут псу под хвост. Не пойдут! Великий пост никогда не поздно начинать, даже в Великую Субботу, за день до Пасхи. Надо собраться!

Те, кто попостился первую неделю, уже ощущают некоторое умягчение сердца. Оно радостное и покаянное. Радостно ходить перед Богом. Мы знаем, что было бы хорошо, если бы мы все время находились в таком хождении перед Ним. Но понимаем также, что задача эта для нас пока непосильна. И это понимание рождает покаянное чувство. Не будем горевать и отчаиваться. Постараемся хотя бы Великий пост провести достойно в той мере, в которой позволяет наше внутреннее устройство, и сказать: Господи, мы стараемся, мы хоть что-то для Тебя делаем, и делаем искренне.

Сегодня, в первый воскресный день Великого поста, мы видим, как постовые требования почти сошли на нет: нет коленопреклонений, нет молитвы Ефрема Сирина. Это, конечно, не означает, что пост прекратился, но он существенно смягчен для того, чтобы укрепились наши силы.

В храме в этот воскресный день совершается последование чина Торжества Православия. Исторически он совершается в память восстановления иконопочитания. Но на самом деле, конечно, очень далеко выходит за пределы этого, вполне локального, хотя и очень важного, исторического события. Да, было восстановлено почитание икон, находившееся под запретом. Но, в конце концов, дело не в иконах. Так или иначе, они бы вернулись в церковный обиход, как и многое другое. В храме не только иконы существуют, но и многие другие священные предметы. Так вот все, что исторически было связано с днем Торжества Православия, уходит на задний план, приобретает вторичный характер. А в центр событий становится нечто совершенно иное. Церковь молится о тех, кто ересями и расколами, недоброй жизнью раздирает ее существование.[1]

Мы очень привычно относим эту молитву не к себе. Мы не раскольники, не еретики, живем не совсем уж шалопутно. И вот стоим мы, такие благочестивцы, и крестимся о том, чтобы других Господь исправил.

В действительности это, конечно, молитва о самих себе. Потому что если ты злобный человек— ты хуже еретика, если ты лжец и сплетник— ты хуже раскольника. Еретик и раскольник открыто показывают свое несогласие с учением Церкви, открыто демонстрируют свой эгоизм. А мы маскируемся.

Мы присоединяемся к церковному прошению о других, как если бы имели на него право.

Те, кто участвовал в восстановлении почитания святых икон, жизнью своею засвидетельствовали, что они могут сказать о других: Господи, прости их. Потому что они очень поборолись на протяжении жизни со своими собственными демонами. И победили их. Не будем рядиться в тоги праведников, они не к лицу нам. Господи, прости нас.