Сегодня 100 лет назад богоборцы живьем закопали священномученика Андроника (Никольского), архиепископа Пермского и Кунгурского. Многие слова владыки оказались пророческими, а его житие рассказывает нам о страшных событиях тех времен, некоторые из которых, похоже, начинают повторяться.
Священномученик Андроник родился 1 августа 1870 года в Ярославской губернии в семье псаломщика Александра Георгиевича Никольского и в крещении был наречен Владимиром.
В 1880 году Владимир поступил в Угличское духовное училище, а по окончании его в 1885 году – в Ярославскую Духовную семинарию. В 1891 году он окончил семинарию по первому разряду и поступил в Московскую Духовную академию. Сразу же по поступлении, по совету и благословению отца Иоанна Кронштадтского он изъявил желание принять монашество – случай в те времена нечастый, свидетельствовавший о большой решимости и твердости характера юноши. 31 июля 1893 года, во время всенощной после великого славословия ректор академии архимандрит Антоний (Храповицкий) постриг его в монашество и нарек ему имя Андроник в честь преподобного Андроника, ученика преподобного Сергия Радонежского.
При постриге архимандрит Антоний сказал ему: «Почитай себя стоящим над пропастью или висящим над нею на протянутом сверху вервии и громко взывающим о помощи к Совершителю нашего спасения. Дни духовных восторгов и часы сладостных созерцаний пусть не отделяют от тебя мысли о предстоящей опасности; пусть не ввергают тебя в последующие часы и дни в самоуверенную беспечность, но, напротив, да снабжают они тебя силою и новым подвигом... Пусть и эти первые дни... ослабят врага совершенно, укрепив тебя дарами Божественной благодати, и наипаче благодати смирения, дабы эти священные дары, раздаваемые затем Богом через труды твои многим и многим, никогда не надмевали тебя, но лишь преисполняли сердце твое любовью к людям и прославлением Искупителя, дабы не по названию только, но и на самом деле являлся ты носителем образа ангелов, всегда сослужащих спасению людей и воспевающих во веки Творца».
В 1895 году иеродиакон Андроник окончил Духовную академию со степенью кандидата богословия и 22 июля того же года был рукоположен во иеромонаха и назначен помощником инспектора в Кутаисскую Духовную семинарию.
В сентябре 1897 года был назначен миссионером в Японию. Святитель Николай Японский писал о нем: «Отец Андроник, даст Бог, будет отличным миссионером, кажется, и будет тем хозяином дела, о котором я мечтал. Посещает и оживляет церкви окрестные Осака; ропщет на неуспехи в японском языке, а между тем говорит так, что все отлично его понимают и иногда трогаются до слез его речами. На днях был здесь христианин из Вакаяма, где только что побыл отец Андроник, и рассказывал, что все удивляются, как отец Андроник в девять месяцев так научился говорить по-японски, уверял, что решительно всё, что он говорит, все отлично понимают».
Из-за болезни в 1899 году вынужден был вернуться в Россию, где 5 ноября 1906 года был хиротонисан во епископа Киотского. Вернувшись в Японию, он вновь горячо взялся за дело; однако ревностные труды на поприще миссионерской деятельности, чрезвычайное напряжение при слабом здоровье привели к тому, что владыка снова тяжело заболел и был вынужден подать прошение об увольнении его от миссионерской деятельности и 7 июля 1907 года был освобожден от миссионерского послушания.
15 марта 1908 года владыка Андроник был назначен епископом Тихвинским, викарием Новгородской епархии.
«Я грешный не перестаю услаждаться и умиляться здешними новгородскими святынями и здешним народным благочестием. Город небольшой, церкви за каждым углом, а везде народа молится в достатке, а где и до тесноты. Тут как-то выдалась одна неделя с ежедневными праздниками и праздничками. И умилительно было видеть, как изо дня в день [праздники] народа собирали до тесноты и духоты. Стараюсь посему для собственного умиления среди народа бывать на всяком празднике: где послужишь, где подьячишь, где просто постоишь... Наслаждение! Так время и летит. Среди множества всякого дела прямо не замечаю не только дней, а даже недель. А там и могила. Да и не дай Бог дожить до раскрытия тайны беззакония, с чем, по-видимому, так торопятся...» - писал владыка.
С присущей ему ревностью и усердием епископ Андроник взялся за дело. «Свое усердное, неустанное служение, – вспоминали новгородцы, – владыка растворял сердечной проповедью, свое высокое положение – близким и простым отношением к православным богомольцам».
Уповая только на Бога и всецело привязанный к Нему сердцем, он не боялся общественного мнения, не смущался и общественным недовольством. Он не стеснялся, например, открыто порицать неистовства светских зрелищ, уже тогда могущественно пытавшихся навязывать свои воззрения и вкусы. Когда в Новгороде была поставлена пьеса Сенкевича «Камо грядеши» и артисты пели на сцене «Хвалите имя Господне», владыка при первом же удобном случае дал отповедь устроителям представления как богохульникам. Когда в городе был задуман вечер с балетными номерами, сбор от которого должен был пойти на раненых славян, то тут же раздалось мужественное слово епископа против мерзкого совмещения пляски с памятью о кровопролитии. Стараниями владыки в Новгороде были организованы еженедельные религиозно-нравственные чтения, которые посещали сотни людей. Епископ часто сам бывал на этих чтениях, вел их, давал советы лекторам, своим словом дополнял ту или иную лекцию.
Завидев на улице утомленного паломника, владыка не ленился остановиться и поддержать его словом и дать место для ночлега в своем доме. Видя сектантов, он приглашал их для бесед к себе домой. Заботясь о городской пастве, он не оставлял без внимания и сельской части епархии. Сразу же по приезде в Тихвин он принялся за объезд всех церквей, входящих в Тихвинское викариатство. За один только сентябрь он проехал по Крестецкому, Боровичскому и Валдайскому уездам, посетив двадцать два сельских храма, входя в церковные нужды общин, лично знакомясь с людьми, входя в нужды каждого обращающегося к нему прихожанина.
Спать в этих поездках приходилось не более шести часов, а весной, с наступлением ранних рассветов, и того меньше. По целым дням приходилось пребывать в физическом напряжении, но владыка любил эти путешествия, обновляющие душу. С благоговением встречал его народ «“со кресты и хоругви” в своем приходском храме, увлекая с собой и всех детей своих! – вспоминал святитель. – Все набожно крестятся, многие плачут от благоговейной радости. Многие и таяся, и открыто просят совета, молитв, готовы тут же исповедать всю свою душу, умоляют принять от них кто полотенце, кто деньги, кто даже иконку или еще что-либо от святого места принесенное... И все это до глубины души трогает, настраивая ее на благоговейный и торжественный тон от сознания раскрывающегося перед тобой благодатного Царства Божия из глубин смиренного, простого, по видимости грубого, а на деле нежного и мягкого народа русского...».
Но это – Церковь; однако не весь народ посещает храмы, некоторые забыли, когда там и были. Епископ видел, как угасает в русском народе дух, как часть народа, захватываемая низменными страстями, быстро погружается в пучину безбожия. Владыка писал: «Отсутствие... отпечатка набожности грустно отражается и в жизни народной. Общая теперь жалоба на народное пьянство, на безобразное, даже со смертоубийствами и непременно с драками, провождение деревенских праздников, разгул, особенно молодежи, деревенские посиделки, часто толкающие молодежь на беспутство, падение семейных нравов и почтительной покорности младших старшим, тем более родителям, франтовство, бесчестность, озорство и хулиганство, мстительность и жестокость, вероломство и лживость до лжесвидетельства под присягой, что говорит уже об утрате и самой веры, ибо верующий побоится нарушать присягу. Молодое поколение и даже дети растут без всяких положительных и строгих правил жизни: какое-то одичание духовное отпечатывается и на их лицах. А что с ними будет впоследствии, когда и сама жестокая жизнь наложит на них свой немилосердный отпечаток, особенно если принять в соображение ту погоню за материальным или, лучше сказать, животным довольством, которое сделалось характерным признаком и духом последнего времени, освободившегося от духовных высоких начал жизни... Это все более чем безотрадные, зловещие признаки, при виде которых жутко становится за будущее нашей народной жизни».
Живя в стране вместе с народом и интересами народа, владыка волей-неволей вглядывался в то, что можно было бы назвать народной формой управления страной. Он писал: «Стоя выше временных или случайных течений и увлечений, а равно с высоты царского престола созерцая положение своей страны и соседних народов, царь, выслушавши голос земли, решал так, как он находил то лучше, отвечая за царство и перед Богом, и перед народом в истории. И продолжать бы нам эту нашу конституцию, проводить бы ее глубже в жизнь, свято охраняя исторически созданное и выношенное народом царское самодержавие. Смело можно сказать, что это была бы самая лучшая в свете система управления и самая прочная, как основанная на нравственном, жизненном и потому самом прочном союзе между царем и его народом; при таком только союзе и нет места розни, вражде и недоверию между царем и народом, ибо оба стоят у одного и того же дела по взаимному, бытом утвержденному, не записанному, но перед Богом и царскою и народною совестью священному договору...».
Русскому государственному управлению в то время все активнее навязывались конституционные формы правления, и епископ Андроник невольно стал думать о том, к каким последствиям может привести принятие Россией новых, западных форм управления.
«Для Русской земли, – писал он, – только в царском самодержавии, без всякой заморской конституции, и есть спасение. Чтобы согласиться с этим утверждением, нужно принять во внимание... ту многоплеменность, которою отличается наша страна по составу населения. У всех многочисленных народов нашего Отечества свой особый быт, свои собственные верования и нужды, свой характер. Можно представить, что будет при конституционном или тем паче республиканском строе в управлении, когда соберутся вместе представители всех этих народностей! Воистину новое столпотворение вавилонское может произойти, когда всякий будет говорить лишь свое, презирая другого и думая, что только о нем все и должны заботиться. Можно с уверенностью сказать, что концом такой сходки, на которой без драки не обойдется, будет полный развал целой России на ее составные части, но не в самостоятельные государства, ибо всякая из них в отдельности слаба сама по себе и стеснена среди других, – нет, раздел России между соседями будет концом такой конституции. Все это уврачевать и предупредить может лишь царское самодержавие, стоящее выше всяких партий и даже народностей и охраняющее исключительно только благо единой Русской земли, в которой под единым русским народом и около него одного живут все прочие народы, всяк в свою меру пользуясь общим и своим благом... Как раз именно это и было у нас издавна. По природе своей русский народ не насильник, не деспот, не эксплуататор других, – скорее он свое отдаст другому, более пронырливому, или расторопному, или нуждающемуся.
Поэтому-то без особого труда, можно сказать даже стихийно, он расширился почти на два больших материка. Никакой искусственной обрусительной политики не преследовалось нами прежде, а между тем инородцы сами постепенно и охотно делались русскими и по вере, и по духу, и по быту. Даже больше того: соседние народы, погибавшие или от междоусобий, или от внешних врагов, искали дружбы и соединения с русским народом... Изменилось это лишь за последнее столетие, или даже меньше того, когда сами мы, все дальше уходя от своего родного духа и пути жизни, и к подвластным народам начали применять политику искусственной и насильственной русификации. Но беда в том, что под именем русского проводилось как раз именно не русское, а чуждое нам и искусственно натасканное на нас самих, исполненное гордыни и самолюбия, сухой черствости и холодного формализма и безразличия ко всему и ко всем, соединенное с болезненным упорством все вогнать в строго определенные и одинаковые рамки. Плодом этого и оказалось, что вместо того, чтобы всем под собою давать благо жить и развиваться, мы всех разозлили и вооружили против себя; мало того: теперь дело дошло даже до того, что присоединившиеся к нам по свободному договору и присоединение считавшие для себя величайшим благом теперь всеми силами ищут своей самостоятельности, а против нас настроены даже враждебно и почти воинственно.
Нет, должна быть целая, единая, неделимая Россия, какою мы унаследовали ее от предков для лучшего будущего. Пусть у нас, как встарь, будет сильный русский народ, дающий жить всем иным народам, составляющим нераздельное целое с ним. Пусть и мы, русские, хозяева своей страны, и все у нас в стране наслаждаемся общим благом единой, сильной державы и не разделения ищем, а, напротив, еще большего объединения. Но для этого нужно отбросить всякий конституционный и партийный бред, лишь обессиливающий нас как государство и ведущий нас к разделению, а через это и под власть врагов. Должно быть восстановлено наше родное исконное царское самодержавие, почивающее прочно на теснейшей духовной связи царя с народом и оберегающее общее государственное благо, не в ущерб и не в излишек какой-либо из составных частей целого государства Русского...».
Огромное значение святитель придавал школе. В 1907 году он писал: «...заберет школу либеральное течение – успех антихристианства обеспечен. Вот разгадка и сочувствия либералов всяким сектам в христианстве и нехристианским религиям. И сектанты не дремлют, принялись теперь и за малых детей. Недавно в Москве устроили сектантскую беседу для детей, в заключение которой поучали их, как отнестись к диаволу, если он явится им в чувственном виде, и давали совет отнестись к нему деликатно, вежливо, как и Христос к нему относился при жизни. Вероятно, советуется даже по головке погладить явившегося диавола, чтобы был поласковее... А подрастут ваши дети, попадут в университет – там Милюков и К°, так же подтасовывая и обманывая, будут учить их, что наука доказала происхождение человека от обезьяны. И сделают ваших детей действительно зверями, с той лишь разницею, что обезьяна смирное и послушное животное, а эти звери-человеки будут горды, дерзки, жестоки и грязны. Это еще только цветочки, а когда созреют ягодки-то освободительства, тогда такие свободы узнаете, что воплем отчаянным завоете, хуже чем полтысячи лет назад под лихим татарином. Вот в этом заговоре против Христа и вся разгадка всего освободительства, а вовсе не в том, чтобы жизнь человеческую сделать лучшею и благополучною ради перемены одного гражданского строя на другой. Посему надлежит бережно хранить и смело и твердо отстаивать то, что нам может обеспечить святое достояние веры Христовой. Как яда смертоносного, следует оберегаться всего, что предлагается вместо нашего родного и бытового достояния...».
8 марта 1913 года владыка Андроник был назначен епископом Омским и Павлодарским.
2 августа 1914 года епископом Пермским и Соликамским.
На просторы мировой истории вышла новая секта безбожников, обладавшая динамичностью и энергией древних еретических сект, сотрясавших христианский мир в течение столетий и нередко и ранее подчинявших себе целые государства.
В 1916 году в Пермской епархии были созданы миссионерские курсы по обличению неверия и социализма. Курсы знакомили слушателей со средствами борьбы с безбожием, которое уже не ограничивалось «интеллигентным» населением городов, но широко разливалось по селам и деревням среди крестьян. Слушателям сообщались сведения о современном состоянии безбожия за границей и в России с научной постановкой вопросов о Боге, мире и человеке, причем обращалось особенное внимание на те положения в вопросах веры, которые оспаривались безбожниками. После занятий слушатели проводили миссионерские беседы с богомольцами, произносили по праздникам и воскресным дням в храмах проповеди, которые затем служили предметом разбора на лекциях.
Осенью 1915 года владыка, взывая к совести хищников-предпринимателей, обратился к ним с архипастырским словом: «Как настоящие немецкие мародеры или дикие шакалы, набросились на обывателя иные торговцы, особенно крупные торговцы-предприниматели. Прикрываясь тем, что фабрики и заводы в значительной части снаряжены для войны, что рабочие руки дороги, что подвоз весьма труден и т.п., фабриканты и заводчики бешено взвинчивают цены на предметы даже первой необходимости. А чтобы еще больше оправдаться в этом хищничестве, они задерживают и скрывают товары и продукты, чтобы их и не оказалось на рынке.
В соответствии с этим поднимаются цены и на местах, и у мелких торговцев и предпринимателей. А так как обыватель знается преимущественно с такими мелкими торговцами и предпринимателями, то и сеется в населении злоба и смута – против них. Несомненно, таким путем многие головокружительно обогащаются за счет народной беды и нужды.
Мы же, по данной нам от Бога власти, таковых хищных сребролюбцев предаем суду Божию, объявляя: “серебро твое да будет в погибель с тобою” (Деян. 8, 20). Они хищные шакалы для своих соседей, они вредные и опасные злодеи для всего Отечества, наталкивающие народ на беспорядки, выгодные врагам. “Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью” (Иак. 5, 1-2)”...».
Продолжение и комментарии: elitsy.ru/profile/89624/1678367/