Еще до государственного переворота, после которого началась новая эпоха церковного бытия и взаимоотношений Церкви и государства, владыка Андроник, читая будущее, как в раскрытой книге, писал: «Подождите, все поспешные реформаторы Святой Церкви: независимо от нашего желания произойдет и у нас отделение Церкви от государства, а после того и неизбежное гонение на Церковь не только от безрелигиозного, но и от антихристианского государства... Хотим мы или не хотим, но такое время к нам приближается. К нему и нужно готовиться как к огненному испытанию для нашей веры сначала от духа антихристова, а потом и от самого антихриста...».
5 марта 1917 года в Спасо-Преображенском кафедральном соборе при огромном стечении народа на литургии после чтения Евангелия епископ сказал: «Ведаю, братие, что ждете от меня слова по поводу всех переживаемых нами событий. Но что же я могу сказать вам, грешный, кроме той печали, которая обдержит сердца наши... Итак, не стало у нас царя. И Церковь не смеет провозгласить в своих молитвах и песнопениях эту самую, народом исторически созданную святыню народной души, постепенно, в дали веков из разрозненности объединившую весь великий русский народ во единого соборного человека с созданием великого государства Российского... Что же нам делать среди таких испытаний? Прежде всего... призываю всех русских граждан проявлять полное подчинение Временному нашему теперь правительству, облеченному всей полнотой власти и не без воли Божией взявшему бразды правления в такое тяжкое время. Пусть все и всякий помнят сие апостольское слово: “всяка душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. И потому надо повиноваться не только из страха наказания, но и по совести” (Рим. 13, 1, 5), “да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен” (2 Тим. 3, 17)... Отечественная опасность требует от нас дела и работы для устранения всей разрухи в стране нашей. От нас требуется не только удвоенное усердие в деле, но прямо подвиг и самоотречение... Возьмемся... за дело честное, доброе, пред лицом Всеведущего Бога себя поставляя, в святой заботе о целости дорогого Отечества. Пусть никто не брезгует никаким трудом для блага его. Не время безделью и развлечениям. Нашей беспечностью и постыдностью да не осквернится лицо земли Русской…
Повторяю – Отечество в опасности. Только один Всемогущий Бог может извести нас из этого тяжкого положения. Только Он может спасти нас и устроить все, изведя людей мудрых и сильных, которые смогли бы провести наш корабль народный смело и верно к тихой пристани среди всех бурь и подводных камней и передать нам Великую Россию полною духовных и вещественных благ.
Господи, возврати нас к Себе, вложи страх Твой в нас и объедини и примири всех нас, да все едиными устами, как один человек, восхвалят Тебя. Вонми молитве нашей. Изведи нам мужа благодатного, да приведет нас к полному единству и покою, и да не посмеется над нами враг наш в нашей взаимной распре. Да поверят в Тебя все русские люди, да не погибнет немощный брат наш. Знаем, Господи, Ты не дашь нам вместо хлеба камень и вместо рыбы змею. От Тебя мы все примем и понесем с терпением. Так молитесь ко Господу сами, учите так молиться и детей ваших и других к тому призывайте. Устремляйтесь не в театры и кинематографы, а в церкви Божии, и здесь припадайте ко Владычице, да со всеми святыми умоляет о нас разгневанного нами Милостивого Господа. И Господь Бог призрит на это наше к Нему моление и проявит к нам Свое всепрощение и милость. Тогда минует разруха нашей жизни, минует опасность для Отечества, и Сам Господь, как нашим предкам, изведет нам мужа мудра и добра...».
22 марта 1917 года Пермский исполнительный комитет отправил телеграмму обер-прокурору Святейшего Синода Львову с требованием уволить епископа Андроника от управления епархией «как опасного для общественной безопасности и как препятствующего духовенству в его праве соорганизоваться».
«Дорогие братья, православные христиане! Или еще мало нам, что идет разбой и грабеж всюду среди белого дня, что происходит страшная братоубийственная бойня в земле нашей, расхищаемой со всех сторон русскими же людьми? Умоляю всякого русского, кто еще хоть малость сохранил веру в Бога и любовь к многострадальной и погибающей уже Родине, – умоляю всякого встать на защиту Церкви и России. Собирайтесь, православные, по приходам около храмов ваших под руководством ваших отцов духовных и прочих благомыслящих людей. А вы, отцы духовные, – заклинаю вас вашею иерейскою клятвою перед Богом, – встаньте истинными, добрыми и ревностными руководителями своих духовных пасомых христиан. Собирайте их, учите, воодушевляйте на правое дело стояния за веру и Отчизну родимую...
Время страшное, время если не антихристово, то весьма предшествующее ему по своим признакам. А мы будем бездействовать?! Да не будет сего осуждения на нас...
Будем строго помнить, что на страже народа Божия мы поставлены и должны будем ответ дать за всякую погибшую овцу. Если мы не явимся руководителями народной совести в такое страшное время, как теперь, то мы окажемся совершенно не имеющими никакого смысла и назначения для народа. Бог всем нам на помощь» - писал владыка в те года.
Наблюдая духовную и материальную разруху, владыка всматривался в истоки этой страшной болезни, постигшей Отечество; анализируя ее причины, он писал, обращаясь к духовенству и ко всем образованным русским людям: «Должны мы теперь перед лицом развивающегося грозного суда Божия, как перед смертью, сознаться, что ведь исключительно на народные средства мы обучались, воспитывались в разных учебных заведениях, а оттуда и в люди на работу выходили. Народ во всем себе отказывал, привык жить в грязи своей деревенской жизни. На свои потом добытые средства он строил дворцы в виде разных университетов, академий, семинарий, гимназий и прочего. Конечно, его об этом не спрашивали. Но он молчаливо все это делал для нас, в полной и правильной надежде, что мы ему сторицей воздадим за это, принеся к нему свет просвещения и культуры не разрушительной, не отрицательной, а положительной и творческой. Мы все на то и учились, чтобы потом помочь народу разумно и умело устраивать свою здоровую жизнь, чтобы подальше были от него все беды и злоключения из-за его темноты и заброшенности.
Мы же, духовные, – сугубые должники перед народом…
Мы должны постигнуть весь ужасный смысл и основания переживаемого демократического движения и остаться с народом, теперь больным и несчастным, чтобы помочь ему пережить эту бешеную болезнь. Духовенство тогда будет иметь громадное значение в народной жизни, оказавшись своим и в пору тяжкого испытания для народа. Отцы и братие! Пожалейте сбитый с толку, но верующий простой народ. Помогите ему пережить этот убийственный кризис в его духовном устроении. Устроится народ при вашем содействии и бережном к нему отношении – и воздаст вам своею любовью сыновнею и всецелым о Господе послушанием. Да не обманет меня моя глубокая вера в такой исход смуты».
16 апреля 1918 года у архиепископа был произведен обыск. Во время обыска один из обыскивающих спросил его:
– Кого вы в своих посланиях разумеете под разбойниками?
– Всех, кто захватывает церковное достояние, пожертвованное Господу Богу, – так я верую, – ответил святитель.
– Значит, этим воззванием вы призвали темные массы к вооруженному сопротивлению советской власти?
– Читайте документ, – о чем он говорит. Моя вера и церковные законы повелевают мне стоять на страже веры, Церкви Христовой и ее достояния. Если этого не буду исполнять, то я перестаю быть не только архиереем, но и христианином. Посему вы можете меня сейчас же повесить, но я вам гроша церковного не выдам, вы через труп мой пойдете и захватите, а живой я вам ничего церковного не дам. Так я сам верую и поступаю, призываю и православный народ даже до смерти стоять за веру, Церковь и церковное достояние; к этому и буду призывать – это мой долг архиерейский.
За всеми церковными службами владыка обличал новоявленные советские власти за алчность, за бесстыдный обман народа, за все то беззаконие и нравственную гибель, которые они принесли России. Тысячи людей, даже совершенно неверующих, шли послушать мужественное слово святителя. Сразу же после захвата власти большевиками разлились по России потоки лжи и вымыслов, но сердце человеческое искало правды и, желая слышать ее, многие люди шли в храмы.
В ответ на декрет о национализации церковного имущества, осуществление которого вылилось в грабежи церквей, архиепископ Андроник в своей проповеди с амвона, обращаясь к прятавшимся среди верующих агентам власти, сказал:
– Идите и передайте вашим главарям, что к дверям храмов и ризниц они подойдут, только перешагнув через мой труп, а при мне и гроша ломаного церковного не получат.
Епархиальная жизнь, хотя и шла своим чередом, но происходившее в государстве уже касалось каждого прихода и каждого храма. Один из благочинных прислал донесение владыке о том, «что в ночь на 5 мая перед звоном к Пасхальной заутрене в селе Григорьевском крестьянин этого села Николай Гуляев произвел выстрел из старинной пушки с целью, как он сам выразился, “подстрелить Христа”. Пушку разорвало, убило на месте бывшего с ним рядом молодого парня, а самому Гуляеву оторвало ногу. Он был отвезен в пермскую больницу, где через двое суток умер в страшных мучениях». Как отмечалось в донесении, «Гуляев в церковь никогда не ходил, христианского долга исповеди и Таинства Причащения не исполнял».
На этом сообщении владыка написал: «Так страшно идти против Бога, против Церкви и благодатного священства! Да образумятся все ослепленные дьяволом ругатели святой веры нашей и да обратятся в смирении и раскаянии к Милостивому Богу».
«Все это безбожие и разбой есть вражеское наваждение, скверный налет на русскую добрую и богобоящуюся душу, – писал архиепископ. – За клятвопреступничество пока отнял Бог у всего народа разум и волю, пока не раскаются... а когда раскаются, то сначала постепенно, а потом целиком прозрят все духовно, почувствуют и силу и, как Илья Муромец, – сбросят тот ужас, который окутал всю страну нашу. Вот и будем своим твердым, ясным, уверенным словом раскрывать людям правильное отношение к жизни и прежде всего призывать к покаянию, после которого всё от Бога нам возвратится с лихвою... Может быть, меня и на свете не будет, но не покидает меня надежда и уверенность, что Россия воскреснет со своим возвращением к Богу. Ободряйте и всех и примиряйте озлобленных с жизнью, вливайте в них начала светлой жизни по Евангелию Христа. Наше дело – собирать стадо Христово, организовать живые церковно-народные силы по приходам, чтобы разочаровавшиеся во всяких партиях люди здесь, в Церкви и среди верующих, нашли живую пристань и добрый покой. Воскреснет душа народная – воскреснет и тело ее – наша здоровая государственность».
Предчувствовалось, что власти вскоре его арестуют; близкие уговаривали его скрыться, но архиепископ ответил, что до тех пор, пока он стоит на страже веры и Церкви Христовой, он готов ко всему, готов принять смерть за Христа, но паствы не оставит.
Ожидая ареста, вверив свою судьбу Промыслу Божию, владыка был безмятежен, ежедневно исповедовался и приобщался Святых Христовых Таин, и светлое настроение не покидало его. Со всеми он был обходителен и ласков.
Власти обвинили святителя в том, что он отлучал от Церкви всех, кто посягал на церковное имущество, и отпечатал о том воззвание в количестве 550 экземпляров, призывал православных к защите церквей и монастырей и отпечатал этот призыв в 550 экземплярах, разослал эти воззвания по благочинным Пермской епархии.
Власти постановили: «Привлечь архиепископа Андроника к ответу в качестве обвиняемого... обвиняя в том, что он... 1) изданным декретам... не подчинялся, 2) ...организовал сопротивление темных несознательных масс населения... 3) старался противодействовать существующей власти...».
В ответной объяснительной записке святитель писал: «Мои воззвания составлены в полном согласии и даже во исполнение постановлений о сем Всероссийского Церковного Собора, в своем составе представительствующего в числе трех четвертей всех членов мирян со всей России. Следовательно, суд надо мною есть суд над Всероссийским Церковным Собором и над всем церковным народом. А посему осуждающие меня, Церковный Собор и верующий народ оказываются в противоречии и во вражде со всем верующим народом. Таковые, если они православные христиане, должны знать, что по 121 правилу Церковного Номоканона они суть “анафема и да изгнаны будут из Церкви, отлучены бо суть от Святой Троицы и посланы будут во Иудино место”.
Сказанное мною поучение в кафедральном соборе в Неделю о расслабленном в действительности несколько разнится от записи агента сыска. Сказавши, что евангельский расслабленный – это вся Россия, весь русский народ, у которого за богохульство и клятвопреступничество отнял Господь разум и волю, и уподобивши его, народ, древним строителям Вавилонской башни против Божьего о них промышления и за это переставшим, вместо объединения, даже понимать друг друга и потому разошедшимся во вражде и злобе в разные стороны мира, я говорил: “И ныне захотели люди без Бога, и даже из вражды на Бога устроить рай на земле, в котором все были бы одинаково счастливы и блаженны. Но об этом безбожном рае теперь уже не может быть двух мнений: слишком тошно в нем живется. Прежде наших предупреждений об этом рае не слушали, считая их мракобесными, отсталыми, нас же за это называя врагами народа, призывали и рассчитываться как с таковыми. А теперь уже без наших слов, уговора все на самом деле познали все горькие сладости райской жизни без Бога, чтобы подобно прародителям – Адаму и Еве, за богоборчество изгнанным из рая Божия, горько оплакивать свое лишение и все переживаемые беды».
В июне 1918 года власти решили арестовать архиепископа и немедленно расстрелять. Обсуждали, как произвести арест. Постановили объявить город на военном положении и привести в состояние боевой готовности все имеющиеся войска. Начальнику конной городской милиции приказали поставить по два конных милиционера против окон всех городских церковных сторожек на тот случай, если кто-нибудь из звонарей захочет подняться на колокольню; если звонарь не послушается приказа, велено было немедленно стрелять. Для ареста святителя было поднято на ноги полторы тысячи войск.
Палачи боялись святителя и, опасаясь его влияния на стражу, подобрали наиболее жестоких конвоиров, находивших удовольствие в издевательствах и насмешках над ним.
На допросе владыка не отвечал ни на один вопрос, молясь Богу и пребывая в Боге, делавшим его свободным и бесстрашным, как достигшего совершенной, изгоняющей страх любви, потом снял сделанную в форме креста панагию, завернул ее в шелковый лиловый платок, положил перед собой на письменный стол и, обращаясь к своим палачам и гонителям Церкви, сказал:
– Мы враги открытые, примирения между нами не может быть. Если бы не был я архипастырем и была необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить немедленно. Больше нам разговаривать не о чем.
Сказав это, он неспешно развернул платок, надел панагию, спокойно поправил ее на груди и, погрузившись в молитву, не проронил более ни слова.
Расстреливать святителя поехали два чекиста и трое латышей. В первом часу ночи 20 июня они выехали из тюрьмы ЧК в сторону леса. Проехав, пять верст, остановили лошадей и заставили святителя копать могилу. Владыка копал медленно, и палачи стали ему помогать. Когда закончили, приказали:
– Давай ложись.
Но могила оказалась коротка, святитель подрыл в ногах, лег второй раз, но и тогда она оказалась короткой, и он снова копал, удлиняя ее. Наконец, когда могила была готова, владыка попросил помолиться. Палачи разрешили. Архиепископ минут десять молился, затем повернулся ко всем четырем сторонам, благословил свою пермскую паству и сказал:
– Я готов.
– Я расстреливать не буду, а живым буду закапывать, – заявил палач.
И палачи стали забрасывать его землей. Потом несколько раз выстрелили. Тело святителя было неподвижно.
После казни палачи разделили оставшиеся от архипастыря вещи: чугунные часы, панагию и позолоченную цепочку.
В своем последнем пасхальном послании Пермской Церкви 17 марта 1918 года владыка писал: «Прошел год – и все житие наше обратилось в прах от дуновения воли оставленного нами Бога. Такими грозными посещениями возвращал к разуму Господь издревле людей рода нашего: в грозных событиях жизни, в злоключениях и люди, и целые народы познавали свою немощь, свое недостоинство и возвращались к Всесильному Промыслителю... Познáем и мы... свою вину пред Богом, познáем Его силу над нами и обратимся к Нему вседушевно. Но видим уже и воистину благодеющую десницу Вседержителя. Смотрите – какое оздоровляющее и ободряющее действие произвели в нас те декреты о нашей вере и Церкви, какие появились в стране нашей за последнее время. Гроза разряжает застоявшийся и накалившийся воздух... Увидевши опасность лишиться свободы веровать и молиться... православные россияне воодушевились на стояние за веру и Церковь... явились священномученики и... исповедники среди архиереев, иереев и иноков, – и миряне православные дружно и самоотверженно встали на защиту своей свободы веровать, на защиту Святой Церкви. То там, то здесь уже многие и живот свой за веру положили. Да упокоит Господь души их и молитвами их да помилует нас и Россию».
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь»: http://www.fond.ru/index.php?menu_id=370&menu;_parent_id=0&person;_id...