Календарь знаменательных дат

Сегодня мы расскажем об одном из тех немногих, кто не предал царя, – генерале Фёдоре Артуровиче Келлере.
"Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя".
Генерал Фёдор Келлер был обречён с самого начала, как все, кто сохранил верность императору Николаю Александровичу. Этим людям, не умеющим предавать, похоже, не приходило в голову, что можно вести себя иначе. Пятнадцатилетние и даже тринадцатилетние мальчишки убегали во время войны из дома, чтобы присоединиться к славному Келлеру. Чувствовали в нём своего.
После начала революции он растерялся, перестал понимать, что происходит, и держался только за веру, вдруг ярко разгоревшуюся в нём. Шла война, но целые полки предпочитали пропадать на митингах, оставляя окопы. Однажды Келлер увидел демонстрацию двух пехотных рот, идущих под красным знаменем. «Я не хотел верить своим глазам, – рассказывал он, – когда в голове этого позорного парада увидел офицеров, а в его рядах унтер-офицеров и Георгиевских кавалеров. Я увидел среди них тех людей, которые должны были объяснить молодым весь позор и стыд такого торжества в такое время». Не объяснили. Но кто-то должен был это сделать.
Когда к генералу прибыли посланцы Временного правительства, требуя признать его, он только-то и ответил: «Я – христианин, и, думаю, грешно менять присягу!»
Последовало изгнание из армии. Келлер надеялся, что ему позволят сопровождать Государя, но его просьба осталась без ответа.
Когда началась Гражданская война, генерал отказался от предложений примкнуть к Добровольческой армии. Она не понимала, за что воюет. Он тоже не понимал. Отвечал: «Могу повести армию только с Богом в сердце и Царём в душе». Объяснял: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения». Это не было обвинением, намёком в чей-то адрес. Лишь попыткой донести мысль, что нельзя победить, не раскаявшись в измене.
Пришла весть, что за отказ служить в Красной армии убит генерал Ренненкампф. Ему выкололи глаза и долго терзали холодным оружием. За несколько дней до этого он принял Православие. Келлер не стал этого делать, потому что, будучи по рождению лютеранином, он был пропитан Православием, принадлежал к нему каждым нервом, всей душой, отпет был епископом Нестором Камчатским как единоверец.
Один из биографов генерала, Сергей Фомин, вспомнил в связи с этим историю, случившуюся в 1634 году. Немецкий путешественник Адам Олеарий, увидев в Новгороде икону, изображавшую иноземцев, свергаемых в ад, задал насмешливый вопрос старому монаху: «Неужели все, кроме русских, погибнут?» И услышал в ответ: «Они могут спастись, если обретут русскую душу». Речь не о формальной принадлежности к нашей Церкви, а о самоотверженной верности Богу, веками остававшейся стержнем нашего народа.
Июль 1918-го застал Келлера в Харькове, в его небольшой квартире, главными украшениями которой были огромный стяг со Спасом Нерукотворным (под ним он воевал), фотографии Государя, Царской семьи и сослуживцев. Генерал Штейфон, оставивший описание этого жилища, признался: «Глядя на него, я часто представлял его в шлеме, в латах и с громадным мечом, в уборе средневекового рыцаря».
Представляя это, я будто въяве вижу, как ветшают доспехи, как старый воин всё больше превращается в Дон Кихота. В гибель Царской семьи он не поверил, хотя присутствовал на панихиде. Отслужить её в Харькове взялся митрополит Харьковский Антоний Храповицкий. Фёдор Артурович на голову возвышался над тысячами людей, пришедших проститься с Государем. Когда панихида закончилась, он едва смог добраться до автомобиля. Люди плакали, крестили его, старались дотронуться до оружия и мундира. Они не понимали, что отправляют генерала на смерть.
Домой он вернулся лишь для того, чтобы собрать вещи. Решение принято: вновь послужить Государю оружием. Впереди Киев, далее – Северная армия, собиравшаяся в Пскове. Келлер принял предложение возглавить её для похода на Петроград. Но генерал уже не принадлежал нашему миру. Рассказывают, что Патриарх Тихон отправил ему тогда шейную иконочку Державной Богоматери и просфору. Есть мнение, что таким образом он благословил Келлера на борьбу с большевиками, но это очень далеко от истины. Святейший был категорически против братоубийства, какие бы благородные цели оно ни преследовало, и благословил генерала совсем на другое.

Гибель
Здесь, в Киеве, началась православная русская государственность. С графом Келлером – последним её твёрдым защитником, если говорить о людях, способных что-то изменить в то время, – она и закончилась. Он не успел выехать в Псков, когда пришло сообщение, что на Киев идут самостийники-петлюровцы. Наспех собранный отряд под его началом, почти безоружный, не мог остановить армии. Когда петлюровцы заняли город, человек сорок офицеров вместе с генералом пробились к Михайловскому монастырю.
Сразу их убить не решились. Слава графа была столь велика, что даже враги – германцы – ценили его очень высоко. Между тем именно они были реальными владыками Киева в тот момент, не вмешиваясь во взаимную резню туземцев. Немцы приняли решение его спасти. В монастырь прибыли их представители, предложив проехать в германскую комендатуру и гарантируя безопасность. Келлер демонстративно отказался говорить с ними по-немецки и общался через переводчика. От предложения отказался, но адъютанты почти силой вывели его во двор. До ограды, за которой стоял автомобиль, оставалось несколько шагов, когда сопровождающие допустили ошибку. На генерала накинули немецкую шинель, а затем германцы попросили его снять шашку и Георгиевский крест. Это было уже слишком. «Граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: “Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду”. После чего он повернулся и ушёл обратно в келью. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения». Немецкий майор «пожал плечами, круто повернулся и уехал. Граф прилёг отдохнуть. Вдруг вбежал монах и говорит, что приехали петлюровцы...»

Казнь
…Арестованных вели по заснеженным трамвайным путям Большой Владимирской. Генерал Келлер заметно возвышался над другими офицерами. Даже без оружия он был страшен конвоирам. Его волчью папаху и старую солдатскую шинель многие помнили по Великой войне.
Из темноты выступила киевская София – самая древняя церковь из сохранившихся на Руси. Здесь – начало нашей родины. Прошли мимо памятника, с постамента которого ещё не была сбита надпись: «Богдану Хмельницкому единая неделимая Россия». Самостийники вскоре избавятся от двух первых букв в «неделимой», потом исчезнет «единая», а «Россию» отдерут уже большевики.
Не доходя до края площади, петлюровцы открыли огонь, стреляя воинам в спину. В теле Келлера насчитали потом одиннадцать пуль. Полковник Пантелеев не желал падать, пока его не изрешетили, а штабс-ротмистра Иванова убийцам пришлось добивать штыками. Он был самый молодой из тех, кого казнили в эту ночь – 8 декабря 1918-го.